Андрей Десницкий - Здесь издалека (сборник)
Да, члены профсоюзов против шашек «дикой дивизии». Бред, какой все это бред! И как же люди не видят идиотизма всего этого пустозвонства. Вот хоть та же Иришка…
Ведь яснее ясного было, что смотрит Серега в книгу, а видит — нет, не фигу, конечно, а русую косу девчонки из группы, с которой… с которой, в общем, он сегодня разругался вусмерть. Причем как раз насчет политики партии.
Был такой ясный, уже совсем весенний день, и небо синело, и снег сверкал, а они шли после занятий из своего корпуса к столовой, и он, казалось бы, так убедительно и доходчиво объяснял ей, как надо правильно голосовать на референдуме…
— Как же ты можешь, Сережа! — внезапно остановилась она, и продолжила, словно и не слышала ничего, — это же наша страна!
— Не наша, а коммунистическая! — поправил он ее, — а наша будет новая Россия, освобожденная от большевиков, в союзе с другими свободными народами!
— Какой же ты дурак! — уже почти кричала она, — люди на смерть шли, люди верили в это всю свою жизнь, все отдавали, а ты вот так вот взял — и развалил?
— Да, развалил, если это тюремный барак, так его надо развалить, только потом на его месте можно построить что-то другое…
— Барак, ну какой барак? Ну ты посмотри вокруг, вот это все, университет, дома, троллейбусы, жизнь вообще — это же все наше, советское, родное, с детства, а ты чем хочешь это заменить? Да ну тебя!
Она повернулась, и пошла по аллее, и надо было бы ее догнать… только что тут говорить? Не понимает человек. Никак не понимает. И откуда она только набралась этого пустозвонства? Неужели отсюда? И снова Серега в мрачной сосредоточенности утыкался в жухлые, вялые страницы, словно одолей он их — и вернет девчонку.
«Насмерть перепуганные эсеро-меньшевистские лидеры, в том числе Керенский, искали в эти дни защиты у большевиков, ибо они убедились, что единственная реальная сила в столице, способная разбить Корнилова, — это большевики…
В результате всех этих мер корниловщина была разгромлена… Разгром корниловщины показал, далее, что большевистская партия выросла в решающую силу революции, способную разбить любые происки контрреволюции. Наша партия не была еще правящей партией, но она действовала в дни корниловщины, как настоящая правящая сила, ибо ее указания выполнялись рабочими и солдатами без колебаний.
Борьба с корниловщиной оживила захиревшие было Советы рабочих и солдатских депутатов, освободила их из плена соглашательской политики, вывела их на широкую дорогу революционной борьбы и повернула их в сторону большевистской партии. Влияние большевиков в Советах выросло, как никогда».
Вот теперь уже действительно все, без возврата. Как у них с Иришкой. Если бы Керенский со своими министрами, да и вообще все они, тогда сами понимали, что их ждет! Если бы те же Корнилов и Керенский нашли способ договориться, отстоять — да не свою власть, Россию. Если бы можно было отмотать пленку назад! Чтобы проснуться завтра — и никакого тебе краткого курса ВКП(б), а какая-то совсем другая история совсем другой страны… И Иришка бы тогда…
Засыпает Серега, уронив томик на одеяло, и только краем глаза успевает заметить, как падает в окне звезда — и с чего бы это звездам падать в марте?
Будильник зазвонил вовремя. Только вот встать по нему опять не удалось, и снова мама тормошила его, когда уж совсем опаздывал. А дальше оно и завертелось, как всегда. Отец уже ушел в свое конструкторское бюро, ему на другой конец Москвы добираться, а маме попозже выходить, вот она и поджарила яичницу. Кстати, чего это она так расщедрилась? Ах, ну да, позавчера же в гастрономе за два квартала яйца выбросили, и как раз ей удалось взять соседского ребятенка, и еще Серегина карточка покупателя была с собой, так что три десятка дали. А вот зубная паста, оказалось, уже кончилась, а есть ли она теперь в продаже — кто ж ее знает… Вроде, ни есть ее нельзя, ни пить, так что должна продаваться.
В общем, все как обычно. Собрал сумку, чмокнул маму, выскочил во двор. Прошел, почти пробежал, мимо памятника Тельману, что стоял у самого входа в метро, окинул его привычным взглядом… Надо же, никогда не замечал, чтобы у Тельмана были такие забавные усики, как у Чаплина. Руку свою вознесенную он тоже вроде не совсем так держал — не прямой, а согнутой. А может, просто показалось. Все одно, останавливаться и разглядывать было уж совсем не вовремя.
Так что Серега заскочил в метро, плюхнулся на неожиданно свободное место… Сосед развернул «Огонек» с широкой надписью на обложке, на фоне российского триколора: «Референдум тревоги нашей». Ну да, Коротич дает прикурить партократам, все понятно.
В другое время непременно постарался бы почитать журнал через плечо, он этого номера еще не видел, но сейчас решил не тратить времени. Лучше было полистать еще старый учебник. Коммунистов надо бить их же оружием. Нечего им лозунги демократические кидать, за такое еще и пару поставят, как нечего делать. Надо цитатами из классиков. Правда, про то, как Маркс в личном письме просит Энгельса прислать столько-то там мозельского, потому что бочку рейнского уже всю выпили, Серега так и не рискнул процитировать, но вот из «Государства и революции» как-то привел на семинаре кусочек. Дескать, что касается разрешения сложнейшего вопроса о нравственном устройстве общества, то, как учил Владимир Ильич Ленин, вооруженные рабочие — люди серьезные и никому не позволят обращаться с собой безнравственно. И точка. Вся группа тогда аж дыхание затаила, только Иришка фыркнула.
Ну вот сейчас и почитаем, чтобы во всеоружии… Полусонный Серега достал потрепанную временем книжку, раскрыл, где раскрылось, уткнулся в знакомый, вроде бы, текст:
«Революционное напряжение в столице переливало через край. 3 (16) июля в Петрограде, в Выборгском районе, начались инспирированные большевиками вооруженные демонстрации под лозунгом перехода власти к советам. Большевицкая верхушка надеялась, что народное возмущение соглашательской политикой правительства Керенского, а также меньшевиков и эсеров, на своем гребне вынесет их наверх, к власти. В случае провала демонстраций большевики готовились заявить о стихийности этих выступлений, несмотря на то, что сами они со всей очевидностью готовили вооруженное восстание».
Знакомый текст — тот же самый шрифт, тот же стиль… Но слова! Слова были какие-то не такие. Странно.
«Против мятежников были выдвинуты верные правительству части. Не обошлось без немногочисленных жертв, но в результате порядок был восстановлен. Подавив мятеж, правительство Керенского, наконец, осознало всю губительную опасность большевизма, и обрушилось в союзе с патриотически настроенными силами на саму большевицкую партию. Были, наконец, арестованы ее лидеры — Ульянов, Блюмкин, Джугашвили и другие; при обысках были обнаружены неопровержимые свидетельства их принадлежности к агентуре германского генерального штаба. Специальной следственной комиссией было установлено, что…»
— Осторожно, двери закрываются. Следующая станция — Театральная. Переход на станции Охотный Ряд и Площадь Единения.
Так, здесь переходить, — Серега встал и начал протискиваться к выходу. Названия станций… Да, что-то не то было и в названиях станций. И уже перед самыми дверьми глаз скользнул по привычному многоцветью схемы метро, выцепив только заголовок: «Схема линий Московского метрополитена имени Корнилова…» Переименовать-то когда успели? И дальше, по красной ветке, где ему как раз ехать: «Охотный ряд — Библиотека им. Корнилова — Тихомировская — Парк Культуры — Врангелевская — Спортивная — Воробьевы горы — Университет…»
Вот это да! Не зря, что ли, падала звездочка?
А толпа, толпа была все та же самая, утренняя московская, хмурая, озабоченная, потрепанная. И так же играли музыканты в длинном переходе, и так же назойливо наставляла неразумных пассажиров дежурная по эскалатору, что проходить нужно слева, стоять справа, не задерживаться…
Скорее, скорее бы в вагон, а там можно будет почитать дальше. Интересное повествование получается.
На красной линии уже сесть не удалось, да и стоя трудно было приткнуться с книжкой. Раскрыл ее, чуть не тыкая в чужую спину, и руки от волнения не могли справиться с пожелтевшей от времени бумагой, так что пару страниц невольно пропустил, про комиссию. Впрочем, неважно. Выводы примерно ясны. Так что, что дальше-то?
«…ко дню полугодовщины революции — 27 августа. Именно в этот день должен был начать свою работу трибунал над лидерами большевицкого мятежа. Вместе с тем генерал Корнилов собирал войска для того, чтобы двинуть их на Петроград, ликвидировать советы и создать, совместно с Керенским, правительство национального спасения. Соглашатель Керенский, предвидя в генерале историческую личность, которая затмит его вместе со всем окружением, долго колебался, однако в последний момент, устрашенный перспективой нового большевицкого восстания, принял предложенные ему условия.
