Бахыт Кенжеев - Иван Безуглов
В этом наряде динамичного, пренебрегающего условностями бизнесмена он казался, несмотря на озабоченность, не старше своих лет, как обычно, а даже слегка моложе. На Тане же вместо обычного строгого делового одеяния был ее лучший розовый шелковый свитер, ласковыми складками окутывавшее ее стройное тело, и простая ситцевая юбка в широких складках. Даже вдумчивый Тютчев, даже желчный Лермонтов с утра рассыпались в комплиментах - и только Иван, не подняв глаз из-за письменного стола, заваленного контрактами и бланками телефакса, принялся торопить ее на проводы Верлена. Все утро, глядя на знакомый приветливый экран своего "Макинтоша", она не могла сдержать горестной гримасы, искажавшей ее прекрасное, с точеными чертами лицо. Как необдуманно жесток бывает Иван, думала она, отбрасывая со лба непокорную прядку своих нежных и непокорных волос. Как умеет он, сам того не замечая, наносить удары по человеческому самолюбию, по беззащитной женской гордости.
- Знаешь ли ты, что вчера вечером Верлен приглашал меня в бар при "Савое"? - ее чудные синие глаза вдруг сверкнули неожиданным мстительным огоньком.
- Я заметил, какими восхищенными глазами он смотрел на тебя, - Иван пожал могучими плечами, не принимая ее вызова. - Удивительно, что ты не краснела под его хищными взглядами. Он первоклассный бизнесмен, но, по-моему, слабоват по части прекрасного пола.
- Так тебе все равно? - вспыхнула Таня.
- Госпожа Алушкова, у меня создалось впечатление, что за последние сутки вы вносите в наши рабочие отношения слишком много личного, - негромкий голос Ивана был сух и холоден, как ледяной ветер ясным зимним днем, словно он говорил со случайным посетителем, - При всей симпатии к вам я, в качестве загруженного работой президента фирмы, не могу себе этого позволить. Думается, что это вредит и исполнению ваших прямых обязанностей.
Он смотрел ей прямо в глаза, не мигая, только теребил свою паркеровскую ручку в сильных пальцах. Ошарашенная этим неожиданным, почти грубым, незаслуженным выпадом Таня вдруг заметила на столе перед ним объемистый малиновый том, заложенный закладкой посередине. Значит, он уже нашел время прочитать его - вероятно, ночью, при свете своей старомодной зеленой лампы.
Значит, он и впрямь увлечен этой актрисой. Или просто видит в фильме возможность получить дополнительную рекламу, а вслед за нею и прибыль.
Ничто не могло в этот миг задержать ее в этом храме бизнеса, где, казалось, все служило делу, деньгам, товарам, не оставляя места для простых человеческих чувств.
- Боже мой, - вырвалось у Тани, - неужели я потеряла тебя, еще не завоевав?
Не дожидаясь ответа, она резким движением схватила со стола бумаги для оформления паспортов, виз и билетов, и почти выбежала из кабинета, явственно хлопнув тяжелой дверью. Ей чудилось, что спиной она ощущает озадаченный взгляд Ивана, до нее даже донесся робкий шепот, зовущий ее обратно, но было уже поздно. Разгоряченная, оскорбленная, пылающая ревностью, она сунула бумаги младшей секретарше, плюхнулась в свое рабочее кресло, и яростно застучала по упругим клавишам ни в чем неповинного "Макинтоша", печатая по-английски первые страницы обоснования на переоборудование швейной фабрики.
Понемногу, однако, сердитое выражение сходило с ее лица. Скучная для любого другого работа была для нее исполнена особого смысла, потому что касалась не только расширения бизнеса, но и судьбы любимой сестры. Она невольно вспоминала, как за строгим, почти бесшумным "Кадиллаком" у кирпичных, покрытых обваливающейся желтой штукатуркой ворот скромной швейной фабрики остановилась тяжелая "Чайка". Машины встали сразу вслед за черной "Волгой" бывшего директора фабрики. Светлана с Тютчевым уже стояли у проходной. На собрании поговаривали, что если фабрика поступит под юрисдикцию Безуглова (на что работницы, наслышанные о фирме Ивана, соглашались с большим воодушевлением), то трудно будет найти лучшего кандидата на директорскую должность, чем молодой, но опытный Тютчев, который уже бывал здесь, с грустью изучая допотопные швейные машинки и глядя на несчастных работниц, которые на ручных тележках перевозили готовые изделия на склад. Фабрика доставалась Безуглову в донельзя запущенном виде. Да он и не скрывал этого от Верлена.
- Главное имущество, которое мы получаем, - говорил он, подымаясь по разбитой лестнице со сломанными перилами, - это добротное здание фабрики, построенное еще при царе, да земля, которая автоматически отходит в собственность коллектива.
- Я благодарен вам за откровенность, - вежливо улыбнулся Верлен, которого к третьему этажу начала мучить одышка. - Другой бы на вашем месте принялся превозносить достоинства фабрики, но я вижу все невооруженным глазом. Думаю, что здесь немного изменилось с царских времен.
- Наверняка здесь было чище, - сказал Безуглов, взгляду которого сквозь пыльное лестничное окно открывался фабричный двор, покрытый грязью и лоскутами материи.
- Мы все здесь переменим, - Света растерянно вздохнула и Тютчев, утешая девушку, ласково дотронулся до ее локтя.
- Не сомневаюсь, - Верлен смотрел на них благожелательно, почти по-отечески. - Однако вы вряд ли представляете масштабы предстоящей работы.
Во влажной, душной атмосфере цеха было почти невозможно дышать. Одинаково одетые девушки в убогих синих халатах, привлеченные на фабрику возможностью получить московскую прописку, утомленными ногами нажимали на педали убогих допотопных агрегатов. Электрических машинок было всего дюжины полторы.
- Окна, - задумчиво сказал Верлен, - прежде всего - окна. Вашим девушкам нехватает воздуха и света. Мы поставим алюминиевые переплеты, увеличим площадь оконных проемов и установим систему кондиционирования. Почему у вас гладят изделия в том же цехе, где шьют?
- Спросите старого директора, - расстроенно сказала Светлана. - Все наши просьбы словно наталкивались на глухую стену. У него на губах было единственное слово - план. Мы должны были выполнять его любой ценой. А план был завышен, и кроме того, вечно срывался из-за недопоставок ниток и тканей, из-за ломавшихся машинок. Как работаем, так и живем, твердил директор. А сам разъезжал на "Волге", жил в роскошной квартире в центре города и получал в двадцать раз больше, чем рядовая швея. Говорят, его теперь нанимает на работу банк "Народный кредит". Господин Верлен, вы сможете поставлять нам запасные части для машинок?
- Я президент фирмы, а не хозяин антикварного магазина, - Поль иронически покачал головой, указывая пальцем на полустершуюся надпись "Зингеръ", исполненную тусклым золотом на черном корпусе швейной машинки. - Все это оборудование следует как можно скорее отвезти на свалку... или в музей. Неужели кто-то покупает эти изделия? - Верлен брезгливо приподнял двумя пальцами уродливое, мешковатое платье, над которым только что кончила работать швея. Тяжелый сатин в расплывшихся, блеклых цветах был единственным материалом, который в последние два месяца получала фабрика.
- Еще полгода назад мы шили только военную форму, - заметила Света. - Вы знаете, что это не образец изящества.
- Страна разваливается, - заметил Тютчев вполголоса. - Без помощи с Запада, без вашей технологии и ноу-хау нашей промышленности так и предстоит катиться по наклонной плоскости.
Верлен профессиональным взглядом - таким же, как вчера Света на итальянскую блузку - смотрел на платье, исследуя швы и покрой.
- Отвратительные нитки, похабнейший материал, - пробормотал он, - однако качество работы на удивление приемлемое, если учесть состояние ваших машинок. Вы знаете, Светлана, - продолжал он уже в кабинете таниной сестры, еще заставленном имуществом прежнего замдиректора - томами постановлений ЦК КПСС, да пожелтевшими подшивками газеты "Правда", - после вашего визита в Монреаль, когда вы сами увидите масштабы предстоящего переоборудования, я дам вам окончательный ответ. Покуда я уверен, что мы сможем здесь шить вещи не хуже итальянских - и отправлять часть из них в Канаду, а часть - на внутренний рынок, для ваших несчастных женщин.
Света просияла. По просветлевшим лицам делегации работниц было видно, что они готовы разнести радостную весть по всей фабрике, как только покинут стены кабинета. И только прежний директор, которого из вежливости пригласили на переговоры, хмурил свое мясистое, оплывшее лицо, с ненавистью глядя на молодое поколение, отбиравшее у него власть над беззащитными работницами, и с еще большей ненавистью - на седого, величавого пришельца из другого мира, где никогда не правили бесчеловечные законы коммунистической идеологии.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ.
Вечером следующего дня красавицы-сестры, наскоро перекусив бутербродами с крепким чаем, и даже не поиграв, как обычно, на рояле, лихорадочно собирались в дорогу.
