Бахыт Кенжеев - Иван Безуглов
Лавируя между спящих мужчин, заросших черной щетиной, и растрепанных женщин, к ним уже подходил улыбающийся Иван. Он размахивал какой-то бумажкой мерзейшего канцелярского вида.
- Как жаль, что вам приходится зря трепать свое имя и растрачивать свои способности на такую чушь, как борьба с посткоммунистической бюрократией, - с известным просветлением в озабоченных глазах Поль забрал у Ивана пропуск на внеочередной проход таможни. - Почему вы не останетесь в Америке или в Канаде, господин Безуглов? Не говорю об этих несчастных, - кивком головы он указал на целую семью, с дедушками и бабушками, с малыми детьми, оглашавшими своими криками все обветшалое здание аэропорта, - вряд ли они подозревают, что большинству из них, особенно пожилым и не знающим языка, суждено пополнить собой ряды получателей социального пособия. Но вы, с вашими способностями, стали бы у нас в десять раз состоятельнее, чем здесь. Я взялся бы оформить вам рабочую визу и нанял бы к себе старшим менеджером по делам с Россией. Восемьдесят тысяч в год вас устроит? Таня осталась бы вашей помощницей. Моя компания также работает на "Макинтошах"... маленькое, но серьезное преимущество.
- Я и сам зарабатываю достаточно, - покачал головой Безуглов. - Кроме того, я слишком ценю свою независимость. Я отвечаю только за свои решения, за свои достижения, свои ошибки.
Он был особенно привлекателен в этот момент - гордый, сильный, со складкой, вдруг пересекшей высокий лоб. "Настоящий викинг, - подумала вдруг Таня. - Такой же бесстрашный... и иногда по-детски безжалостный..."
- Но насколько безопаснее бизнесмену жить в Канаде! - гнул свое Верлен. - Мы любим иногда поплакаться на высокие налоги, но во всяком случае правительство не издает нелепых декретов, бьющих бизнес в самое сердце.
Он лукаво смотрел на своих русских партнеров, не без тайного умысла сжимая в руке ладный канадский паспорт с золотой британской короной на черной обложке.
- Я люблю опасность, люблю азарт, - его собеседник слегка нахмурился. - Кроме того, я здесь нужнее. Если начнут уезжать люди, подобные Безуглову, то некому будет восстанавливать страну из развалин. Правда, Федя?
Молодой Тютчев серьезно кивнул шефу.
- Ах, русские, русские, - с мягким укором улыбнулся господин Верлен, - какие вы неисправимые идеалисты.
- Разве и сами вы не связали свою деловую судьбу с Россией? - не удержалась Таня.
- Я уже объяснял вам, - Верлен со своей тележкой, на которой лежало три огромных кожаных чемодана, подъезжал уже к самым воротцам таможенного прохода для особо важных лиц. - Но теперь у меня появилась еще одна причина любить эту страну.
- Какая же? - простодушно спросил Тютчев.
- Об этом я, может быть, скажу вам в Монреале. Уверен, что мы еще вернемся к этому разговору. Итак, до скорого свидания - и я рассчитываю, что вы сумеете до отъезда посетить Санкт-Петербург и ознакомиться с моим электронным заводом. Другой такой, я уверен, мог бы украсить собой вашу древнюю Москву. И вас, господин Тютчев, вместе с вашей юной партнершей, я буду с нетерпением ждать у себя в гостях. Посмотрите на мои швейные предприятия, на оптовые базы... это звучит скучно, но неделя в Канаде в качестве моих гостей принесет вам больше пользы, чем год в университете. Кстати, застанете и еще одно забавное мероприятие, имеющее отношение к вашей родине...
Верлен, словно в сильном утомлении, провел морщинистой рукой с канадским паспортом в руке по своим чуть взлохматившимся седым волосам, вручил Безуглову небольшой пакет, наказав открыть его в офисе, и прошел к таможенному контролю. Уже стоя перед чиновником, с уважением уставившимся на бриллиантовую булавку в его галстуке, он обернулся, чтобы послать обескураженной Тане - именно ей, тут не могло быть ошибки - воздушный поцелуй. Глаза его снова светились давешним мучительным, дьявольским блеском, и Тане показалось, что аэропортовский сквозняк вновь донес до нее волнующий запах "Эгоиста".
После получасового поединка с разбитыми московскими дорогами неутомимый "Кадиллак" уже доставил Ивана и Таню в офис, где в приемной Безуглова маялся бледный, словно от бессонной ночи, Лермонтов (своего кабинета в компании у юриста не было - он сам, невзирая на сопротивление шефа, по старой дружбе выторговал себе право работать дома, появляясь у президента два-три раза в неделю). Бросившись к Ивану, он искательно протянул ему руку - и Безуглов, испытующе взглянув в бегающие глаза Михаила, ответил на рукопожатие. Широким жестом пригласил юриста к себе в кабинет. Минут через пять к ним присоединился бухгалтер Баратынский. Когда минут через сорок Лермонтов, потирая потные руки, оставил кабинет, президент по селектору вызвал Таню.
- Нам придется вылететь в Монреаль гораздо раньше, чем мы планировали, - в голосе Ивана звучала такая редкая в этом решительном человеке тревога, что Тане стало не по себе. - Наша партия леса уже отправилась в путь из Архангельска. Сегодня в полдень курьерской почтой пришли все необходимые для оплаты аккредитива документы.
- Поздравляю тебя, Иван! - не удержалась Таня. - Разве не этого момента вся наша фирма ждала уже два года?
- Не забывайте, Таня, что по меньшей мере четверть нашей выручки, то есть, шестьдесят два миллиона рублей, получены по краткосрочному кредиту , чтобы доплатить за наши поставки, - своим сухим, бесцветным голосом вставил Баратынский. - Мы должны практически мгновенно обратить часть полученных долларов в русскую валюту, чтобы расплатиться с банками. Курс доллара снова начал падать, и каждый день, который деньги пробудут на западе, чреват для нас неприемлемыми потерями.
- Лермонтов только что сообщил мне, - с высокого лба Ивана не сходило выражение озабоченности, - что все безналичные платежи, поступающие из-за границы для частных компаний с таким крупным оборотом, как у нас, должны теперь размещаться не в банке "Россия", где у нас открыт валютный счет, а в том самом банке "Народный кредит", которым заправляют большевистская мафия Зеленова. Видимо, нам придется привезти все деньги наличными или ценными бумагами.
- Это, слава Богу, пока еще не запрещено, - сказал Баратынский, - однако я не поручусь за завтрашний день.
- Ты все-таки настаиваешь на том, что твои два миллиона должны находиться в России? Одумайся, Иван. Все твои заместители против этого.
- Включая, естественно, и меня, - Самоуверенный, как у всех бухгалтеров, взгляд Баратынского словно подчеркивал, что в своей скучной области цифр и балансов он обладает непререкаемым авторитетом. Евгений был честным, хотя и ограниченным служакой, и когда год назад его временно назначили исправлять бухгалтерские обязанности, с радостью ухватился за новую должность, обнаружив, что в ней и лежит его призвание. - Более того, сегодня я, замещая тебя, Иван, получил анонимный звонок, которым тебе настоятельно рекомендовали не лететь в Монреаль. Я думаю, что это опять шутки уважаемого господина Зеленова.
- Зачем ему это нужно?
- Ходят упорные слухи о том, что все наличные инвалютные средства русских компаний вскоре будут заморожены и направлены на погашение внешнего долга России.
Иван поднял удивленные брови.
- Только прошу тебя обойтись без лишнего патриотизма, - Баратынский раздвинул губы в безжизненной алгебраической улыбке, - лично у меня нет ни малейшего желания отдавать наши кровные денежки тупому правительству для оплаты долгов, наделанных коммунистами. Это, на мой взгляд, не патриотизм, а простая глупость, господин Безуглов.
- Принципы для Ивана Безуглова дороже любого риска, - отрезал Иван, и в голосе его Тане почудилось раздражение. - Прошу тебя, Таня, распорядиться о покупке четырех билетов и выездных визах.
- Значит, ты все-таки берешь меня с собой? - голос ее дрожал.
- Стоял выбор между тобой и Лермонтовым, но мое доверие к нему поколебалось, как ты прекрасно знаешь.
- Позволь, но не он ли сообщил тебе такие важные сведения?
- После вчерашнего я уже не знаю, на кого могу опереться. Где гарантия, что мой старинный друг не куплен на корню Зеленовым, и не играет с ним вместе в какую-то грязную игру?
Баратынский, согнув свою долговязую, облаченную в слишком короткий пиджак фигуру в церемонном полупоклоне, вышел. А Иван, замолчав, отвернулся к широкому панорамному окну, в котором виднелась одна из тех бесконечно обаятельных русских церквушек, которые были разрушены безбожными большевиками или превращены в склады и мастерские. С прошлой осени, хлопотами фирмы "Иван Безуглов" в церкви шла реставрация. Небольшие луковицы ее куполов уже светились червонным золотом, а по двору расхаживал монах-инженер, руководивший восстановительными работами. Длиннополая черная ряса странно не вязалась с большим чертежом, который он разворачивал перед двумя рабочими. Апрельский день был солнечным и теплым. Щебетали скромные московские воробьи - единственные, кроме голубей и ворон, птицы, которые отваживались залетать в этот огромный, шумный и загрязненный промышленными отходами город. Перед Иваном стояла порожняя банка из-под кока-колы и стакан. В этом не было бы ничего удивительного, если б сквозь приоткрытую дверь книжного шкафа Таня с беспокойством не увидела открытую бутылку "Джека Дэниэлса" - Иван обожал это виски, но в рабочее время, как мы уже знаем, не пил никогда. Видимо, стресс последних суток сказывался на нем. И недаром сегодня он облачился не в один из своих ежедневных темных двубортных костюмов в чуть заметную полоску, а коричневые, с легкой искрой брюки и светло-серый пиджак из ткани, которую Тане хотелось погладить своей сухощавой ладонью, чтобы ощутить мягкость и нежность шерстяной фланели. И даже ботинки были скорее спортивные - из итальянской светло-кремовой кожи, на толстой комфортабельной подошве.
