Юрий Карлаш - Мир, который рядом
- Да ладно, Юрок, успокойся, я пошутил, - попытался угомонить меня Андрей.
- Пошел ты в жопу, шутник!
Так я в первый раз встретился в этой зоне с фальшивым семейством.
С Андрюхой пришлось расстаться, но я продолжал, что называется, семейничать с Валеркой и Курбаном. Валера Терских был тридцати с лишним лет, картавил, изо рта у него пахло помойкой, а на груди красовалась красная бирка, которая означала «склонен к побегу». Почему я стал с ним общаться? Да потому что в клубе приходилось вместе работать, плюс ко всему, он был одним из первых, кто помог мне устроиться в отряде. На воле Валера занимался тем, что учился на актера в каком то Саратовском университете. У него был поставлен голос, он очень хорошо пел. Читал много литературы, знал много анекдотов и умел их рассказывать так, что никто не оставался равнодушен. С ним было интересно общаться, и было чему у него поучиться. Была у Валерки и хреновая черта, он был слишком жаден до продуктов. Курил больше всех, постоянно скуривая наши запасы. За чай готов был горло перегрызть. Постоянно садясь вечером за стол в пищкомнате, он делил бутерброды с топленым жиром между нами троими, чтобы всем было поровну. Мне казалось, что если бы у него были аптекарские весы, он вешал бы бутерброды на них. Из-за такого подхода к желудку они постоянно ругались с Курбаном. Курбана на самом деле звали Бабамурат, он был родом из Туркмении, что мне не особо нравилось. В клубе этот туркменский юноша играл на домбре в ансамбле русских народных инструментов. Поговорить с ним было не о чем, но он считался другом Валеры. Такое семейство меня не особо прельщало, но больше в бараке я пока никого не знал.
Каждый новый день в колонии был похож на предыдущий, и казалось, что время просто остановилось. Единственной радостью в этом существовании было получать письма, которые, как назло, приходили крайне редко. Мать в основном писала мало, все письма были о том, что ей без меня тяжело и как она ждет моего возвращения. Друзья писали, что помнят и ждут. Девушки у меня не было, и я завидовал ребятам, которые получали весточки от любимых женщин. Хотя у меня не то чтобы не было девушки, она была вроде, но после приговора стала писать письма не от себя лично, а ото всех друзей сразу. Все ее послания заканчивались следующей фразой: «Мы все тебя любим и ждем!». А всех мне не надо было, мне хотелось одну единственную, и я очень сильно переживал по этому поводу, представляя, сколько мне еще придется быть одному. Я не знал, куда себя деть от этого одиночества, и незаметно для себя самого, создал себе образ любимой девушки и стал писать для нее стихи:
Сегодня получил твое письмо,
Оно, как вдох, той
Чистой жизни – Вольной!
Наполнено душевной теплотой,
Любовью, лаской и заботой!
Я взаперти – живу одной мечтой:
Пройдут года – ты снова будешь рядом
Ты пишешь, что все будет хорошо,
Что ждешь меня,
Что встрече будешь рада.
Все твои письма помню наизусть,
Храню их в сердце,
Как «зеницу ока».
А время пролетит, и я вернусь
И за спиной останутся ворота.
Сегодня получил твое письмо
Поверь для зека с праздником сравнимо,
Когда он в этом мире не один,
Когда приходят вести от любимой!
К моему удивлению, это средство мне очень помогло. Вроде никто не ждет меня на воле, и в то же время я пишу ей стихи, люблю ее, ту единственную, которую я не знаю, но которую встречу, когда освобожусь и буду ей читать все это.
Я все чаще просыпаюсь в холодном поту,
Ожидания счастья позабыть не могу,
Как встречались с тобой, и все было прекрасно,
Сколько было надежды в мечтах моих ясных!
Что такое Любовь? Объяснить невозможно
Захлестнет, как волна, захлебнуться в ней можно
На движенья вокруг не обращаешь внимания,
Особенно, когда это минуты расставания
Расставание, горечь,
Ожидание, надежда,
Печаль в глазах твоих,
Ты смотришь – взгляд твой милый и нежный.
Когда увидимся вновь?
Не знаю я.
Может даже
Не будет встречи совсем
Ведь Мир порочен и грязен.
Но я пройду этот путь,
Путь унижений, страданий.
Переступлю через грязь
За годы тяжких скитаний,
Вернусь и произнесу:
«А вот и я! Что не ждали?»
тебя к груди своей прижму,
Не допущу расставания,
Больше с тобой,
Моей любимой и нежной.
Тебя малышка Люблю!…
***Здравствуй, я вернулся… что сказать?
Сам не знаю, пересохло в горле.
Слезы радости в твоих глазах,
Солнца луч и свежий запах воли!
Сколько ждал я этой встречи день,
Снился он мне зимними ночами.
В письмах перечитывал не раз:
«Любим, ждем, надеемся, скучаем!»
И еще множество рифмоплетства на эту тему.
XVI
Постепенно я вникал в жизнь колонии. Я узнал, что в лагере руководствовались системой самоуправления. Проще сказать, всеми движениями руководили зеки, под контролем мусоров. Здесь вовсю процветала деятельность самодеятельных организаций осужденных (СОО), которая контролировала каждый шаг зека. Существовало несколько видов СОО:
СДП – Секция дисциплины и порядка;
СПБ – Секция противопожарной безопасности;
СД – Секция досуга;
СПП – Секция психологической помощи;
СПЗ – Секция профилактики заболеваний;
СОК – Секция общественных корреспондентов;
СФСР – Секция физкультурно-спортивной работы;
СП – Секция производства;
ССЗ – Секция социальной защиты;
СОПО – Секция общественно-профессионального образования;
ШРМ – Школа рабочей молодежи.
Члены СДП (козлы) занимались тем, что бегали, как ошпаренные по зоне, и искали нарушения осужденных. Найдя за кем-нибудь из зеков косяк, они писали докладную записку о нарушении режима содержания. Так же по периметру колонии стояли посты СДП, контролирующие пропускной режим, т.к. без пропуска по зоне пройти было не возможно.
Члены СПБ ходили по баракам и проверяли проводку, розетки и т.д. Если они ловили зека, варящего чифир, тоже писали докладную о нарушении правил пожарной безопасности.
СД занималось организацией культурных мероприятий в бараке, оформлением стенной печати и совместно с СФСР спортивными соревнованиями.
СПП практически не существовало, но если кто-то из зеков открывал свою душу отрядному психологу, то об этом знал мусор-психолог, который обо всем докладывал хозяину.
Члены СПЗ контролировали уборку, отвечали за сохранность продуктов в пищкомнате, проводили осмотры внешнего вида.
СОК занималось тем, что писала статьи в местную Саратовскую газету «РеЗОНАнс», которая выходила под контролем УИН МИНЮСТа по Саратовской области.[26]
Члены СП боролись за выполнение плана на промышленной зоне.
ССЗ чем-то напоминала сбор воровского общака в принудительном порядке. У зеков собирали новые вещи, канцелярские принадлежности и мыльно-рыльное хозяйство, якобы для вновь прибывших в лагерь. Но все, кто прибывал в лагерь, ничего подобного не видели.
СОПО контролировала посещаемость и успеваемость учащихся в профессиональном училище, а ШРМ отвечала за вечернюю школу.
Каждый осужденный колонии должен был состоять в какой-либо из этих секций. В каждом бараке были председатели данных секций (активисты), которые контролировали работу в своей отрасли. Выше всех в этой структуре стояли председатели колонических секций. Например, у секции СДП был председатель СДП колонии, которому подчинялись председатели СДП отрядов, и который отчитывался о проделанной работе перед заместителем начальника колонии по безопасности и оперативной работе. И так по каждой секции: информация о зеках с самого низа поднималась на самый верх и ложилась на стол хозяину в виде отчетов. Мне, как работнику клуба, сообщили о том, что я состою в секции досуга.
Самым главным зеком в бараке считался завхоз. После него шла должность председателя совета коллектива отряда (СКО). На третьем месте по важности был председатель СДП отряда. В принципе, СДП и занимался отрядом, водил строем, искал косяки за зеками, отводил провинившихся на профилактические беседы (пиздюлины) в режимный отдел. СДП были самой блядской мастью в колонии. Их никто не любил – их боялись и презирали. Любой из них мог посодействовать твоему водворению в изолятор. Жили они вольготно, курили «Parlament» и «Marlboro», купаясь в чужой крови. В книге читатель еще не раз встретится с козлами, но пока я хочу продолжить повествование первых месяцев пребывания в чудо-лагерьке.
