Всеволод Бернштейн - Эль-Ниньо
— Я могу арестовать судно и вас. Загрязнение окружающей среды, утечка топлива…
— Нет утечки, — возразил Дед.
— Будет, — спокойно ответил Камачо. — Но я не хочу проблем. У вас есть последний шанс. Подумайте хорошо. Если мы договоримся, вы идете отсюда в Лиму к своим товарищам, если не договоримся, вы идете в тюрьму в Ла-Ярада. В Ла-Ярада очень плохая тюрьма, жара, насекомые, плохая еда, фу! — Камачо скривил рот от отвращения. — В тюрьме бандиты и убийцы. Они не любят гринго. А вы для них — гринго. Вам не надо идти в Ла-Ярада, сеньоры. Вам надо идти в Лиму. Подумайте! Я скоро вернусь, и вы дадите ответ.
— Мы дадим ответ сейчас, — сказал Дед. — Ответ — нет.
Тонкие губы Камачо растянулись в змеиной улыбке:
— Подумайте! — повторил он. — Увидимся!
Он загрузился на катер и отчалил.
Впервые за две недели сидения наш Пляж показался мне маленьким и заброшенным, словно отколовшимся от большого мира. Далеко, за пятнадцать тысяч миль отсюда, сдвинулось с места что-то огромное. Такое огромное, что даже на расстоянии обнаруживало свое постоянное присутствие, давало нам надежду и защиту. Сдвинулось то, что казалось, никогда не могло сдвинуться.
Я стоял у кромки прибоя, повернувшись в сторону северо-запада, туда, где по другую сторону океана были Владивосток, Сахалин и Камчатка, а еще дальше — Иркутск и Илимск. Туда, где были Нюша и родители. Страшно было только за них. Хватит ли у них сил дождаться, пока я тут разберусь с этим проклятым Эль-Ниньо? Я все ближе к разгадке. Тяну свои столбики цифр от крушения «Эклиптики» до развала Союза, от одной беды к другой, и с каждой бедою я становлюсь сильнее и умнее. Я уже знал, как это произойдет. Это не будет формулой, как у доцента Христофорова, это будет озарением. Я поставлю в графу последнюю нужную цифру, и это случится. Я пойму, я увижу, как можно победить Эль-Ниньо.
Я вернулся в Лагерь и застал Деда и Ивана в разгаре спора.
— Ерунда! — кипятился Дед. — Мало ли что пишут в американских газетах!
— Мы все прекрасно знаем, что это правда, — возразил Шутов. — К этому давно уже шло. И все гораздо хуже, чем пишут в американских газетах. В этой стране всегда так — сбывается только самое худшее.
— Отставить панику! — рявкнул Дед. — «В этой стране!». Я покажу тебе эту страну. Вот она! — он показал рукой на темную громадину «Эклиптики». — Вот наша страна! По всем законам — это часть территории Советского Союза. И что? Она исчезла? Этот клоун почитал нам свою газетку, и она исчезла?! Я тебя спрашиваю! — Дед побагровел от ярости.
— Исчезла, не исчезла. Чего орать-то? — Ваня не стушевался. — Просто хотелось бы знать, — продолжил он, — чисто из любопытства, что мы будем делать, когда нас придут арестовывать. Глотки драть — руки прочь от Советского Союза! Или, может, войну им объявим?
— Если бы Камачо мог нас арестовать, давно бы уже арестовал. Кишка у него тонка… — сказал Дед.
— Если бы за нами могли приехать, давно бы уже приехали, — парировал Ваня. — Капитан ясно сказал, ждите неделю и уходите. А мы здесь уже полмесяца. Воды осталось десять кружек, и та протухла, воняет, как из канализации. От консервов заворот кишок скоро будет. Но это все ерунда. Я главного не могу понять. Чего мы здесь ждем? Чего вы ждете, господин старший механик?
Ваню было не узнать. Последние несколько дней он плохо выглядел, пожелтел лицом, словно у него болело что-то, но он не жаловался, просто замкнулся в себе. Говорил мало, купаться не ходил, новых теорий не сочинял. После визита Камачо он уже не сдерживал себя, видно, злости и раздражения у него накопилось не меньше, чем у Деда, только он ухитрялся облекать эту злость в спокойный ядовитый тон, словно специально старался как можно быстрее вывести Деда из себя.
— Собирай манатки и проваливай, — сказал Дед. — Тебе давно было предложено. Камачо еще недалеко уплыл.
— Один я ему неинтересен, — ответил Ваня. — Ему надо, чтобы мы все отсюда убрались.
— Тогда можешь выбираться по суше, хоть по воздуху. Вот деньги, — Дед достал из нагрудного кармана рубашки потрепанный конверт и швырнул под ноги Шутову.
Ваня с кривой усмешкой посмотрел на Деда, нагнулся и поднял конверт.
— Ты идешь со мной? — спросил он меня.
Я отрицательно покачал головой.
— Ну и черт с вами! — выпалил Ваня и направился к палатке.
Через пару минут он с рюкзаком за плечами уже шагал в сторону Большой Колокольни, поднялся по тропинке наверх и скрылся из вида. Я ждал, что он хотя бы обернется напоследок. Но нет, так и не обернулся.
В Лагере стало пусто. Дед, не сказав ни слова, ушел на «Эклиптику». Я остался один, среди канистр, перевернутых ящиков, неубранной после завтрака посуды. Чтобы занять себя и отвлечься от мыслей, принялся наводить порядок. Вымел мусор, перемыл ложки и кружки, начистил песком кастрюли. Главное было — убить время до того момента, когда нужно будет делать дневные измерения. Потом чем-то занять себя до вечерних измерений. Так и жить от измерений до измерений.
В положенный час я собрал метеоприборы и направился наверх, на склон. Едва поднялся, увидел кока, он сидел у края обрыва, обхватив руками колени, и смотрел в сторону океана.
— Недалеко ушел! — заметил я, проходя мимо.
Шутов, не оборачиваясь, повел плечами, как бы говоря: отстань!
Я измерил ветер, записал показания в тетрадку, на обратном пути предложил Шутову:
— Чего сидишь, спускайся вниз — чайку соорудим.
Шутов обернулся:
— Чтобы соорудить чайку, профессор, вода нужна, а у нас ее нету.
— На пару чашек-то найдется.
— То, что мы пьем по десять капель в день — это не вода. Это вонючее черт знает что. У меня из-за нее кишечник не работает. Как ученому открою вам страшную медицинскую тайну — уже пять дней не работает.
— Запор, что ли?! — я не смог удержаться от смешка.
— Термин ненаучный, — сказал Ваня, — но по сути верный. Непонятно только, почему вы так веселитесь.
— Так это же все объясняет! Я думал, Шутов — слабак и тряпка. А у Шутова просто запор. Ему дерьмо на мозги давит. Очень хорошо это понимаю, сам в такой ситуации пару раз оказывался. Хочу тебя успокоить — это не смертельно. Медицина в этой области далеко продвинулась. Есть специальные таблетки.
— Если она и продвинулась, то мимо нас! Нету у нас таких таблеток, я все перерыл. От поноса — завались, трех видов. А от этого дела ни одной!
— Пойдем в Лагерь! — сказал я. — Что-нибудь придумаем. Ходить-то пока можешь? Кстати, хорошие новости! Давление падает, и ветер посвежел. Сдается мне, что будет дождь. Может, дождевая водичка на тебя подействует!
— Вам, метеорологам, веры нет! — прокряхтел Шутов, с трудом вставая. Он медленно побрел за мной.
Я несколько раз перерыл аптечку, Шутов оказался прав. Те, кто ее составлял, кишечные проблемы трактовали однобоко.
— Не стоит отчаиваться! — успокаивал я кока. — Есть еще народные средства. Я слышал, сырая свекла помогает. Хотя у нас ее нет. Может, травы какие-нибудь попробовать? — Шутов застонал. — В конце концов, есть старая добрая клизма!
— Воды нет, — напомнил Ваня. — Морской водой нельзя, сожжет все к чертовой матери.
С «Эклиптики» вернулся Дед. Шутова он проигнорировал, сделал вид, что вообще не заметил. Я с максимальной деликатностью объяснил старшему механику ситуацию. Дед сначала хмурился, но потом я заметил, что он прячет в бороде улыбку.
— Сколько у нас пресной воды? — спросил он.
— Полканистры, — ответил я. — Мало, конечно, но, по-моему, собирается дождь. Думаю, литра два, чтобы спасти человека, выделить можно.
— Не человек он, а дезертир, — сказал Дед. Я хотел вставить слово в защиту Шутова, но Дед не дал мне сказать. — Смотри, наука, под твою ответственность. Гарантируешь дождь — бери воду.
— Гарантирую! — сказал я твердо.
В институте преподаватель по синоптической метеорологии доцент Масюк рассказывал нам байку из времен первых пятилеток. Нужно было срочно перевезти цемент на какую-то ударную стройку. Крытых вагонов в наличии не было, а цемент нужен был позарез. Тогда в народный комиссариат вызвали старенького профессора-метеоролога и сказали: советской власти необходимо определить три дня, когда гарантированно не будет дождя. Именно столько времени занимала дорога до стройки. Если дождя не будет и цемент доедет — будет профессору рабоче-крестьянская благодарность, а если дождь случится и погубит цемент, то, согласно законам революционного времени… Профессор заперся у себя в кабинете, и через несколько часов прогноз был готов. Состав с цементом выехал в день, указанный профессором, и благополучно прибыл на стройку. Правда, старенький профессор так и не дождался рабоче-крестьянской благодарности, потому что помер от волнения. Масюк закончил свою историю словами, что в карьере каждого синоптика бывают такие ситуации, когда от его прогноза зависит многое, даже порою жизнь, и мы, будущие синоптики, должны быть к таким ситуациям готовы. Вот настал момент, когда и в моей толком еще не начавшейся карьере такая ситуация возникла. Я с надеждой и тревогой поглядывал на небо, на котором собирались тучи. Ваня кипятил воду. Дед притащил с траулера кусок резинового шланга подходящего диаметра. Через час все разрешилось самым благополучным образом.
