Дэвид Гилмор - Потерянный среди домов
В общем, я тревожился. Думать плохо о человеке, с которым находишься рядом, есть самая худшая форма одиночества.
– Что ты хотела мне показать? – прошептал я.
– Скажу позже. – Скарлет даже не позаботилась оторвать взгляд от экрана.
Фильм кончился, и мы вышли на улицу.
– Ну, совершеннейшая гадость, – сказал я.
– Да?
– Такое чувство, что весь покрыт паутиной.
– А мне понравилось.
– Неправда. Не может быть. Это никому не может понравиться.
– Говори за себя.
– Все эти карлики, извращенцы и ужастики. Боже, где они выкопали такое отродье?
– Ну и эксперт. Это просто люди, Саймон.
– Но не из тех, кто живет со мной по соседству, не из тех. Боже, этого достаточно, чтобы поверить в принудительную эвтаназию.
– Это еще что такое?
– Милосердное убийство.
Скарлет глубоко вздохнула. Так делают, когда не хотят позволить рассердить себя.
– Еще мне понравилась главная песня.
– Песня в порядке. Как она называлась?
– Откуда мне знать?
– Итак, чем бы ты хотела теперь заняться?
– Фильм меня добил. В самом деле, я выдохлась.
– Хочешь домой?
– Может быть. Здесь ничего интересного.
– Почему твой отец заинтересовался этим фильмом? – спросил я через минуту.
– Потому что он приносит деньги, Саймон. Ясно?
К тому времени, как мы добрались до перекрестка, с меня было достаточно. Поэтому я просто сказал:
– Скарлет, я тебе больше не нравлюсь? Ведь так?
– Нет, все в порядке, – сказала она.
– Я не уверен. У меня такое чувство, что ты смотрела на меня весь вечер, будто я какой-то голубь, залетевший на балкон к твоим родителям.
Она расхохоталась.
– Господи Иисусе, Саймон. – Она прошла еще немного, потом остановилась. – Боже, это самая странная вещь. Она просто прорывается через все, – сказала Скарлет.
– Что такое?
– О боже, это означает, что ты мне снова нравишься. Не стоит обижаться на меня за это, хорошо? Не надо. Действительно не могла дождаться, когда тебя увижу. Как будто этого слишком много, понимаешь? А потом, когда увидела тебя в гостиной, это было вроде как разочарование. Я представляла себе, что ты выглядишь по-другому, ну что-то в этом роде. В общем, о боже, я почувствовала… он мне больше не нравится. А потом ты сказал эту глупость про голубя, и это снова был ты, и я подумала: о боже, в конце концов, он мне нравится. Как будто мы восстановили связь в ту самую секунду, как ты сказал это.
– Значит, я тебе нравлюсь.
– Я только что объяснила. Да.
– Ну тогда и я скажу: уже некоторое время я считал, что все пошло к чертям.
– Ну, теперь ты знаешь. Теперь мы оба знаем.
– Итак, что ты хотела мне показать? – спросил я.
– Забудь об этом. Теперь это кажется глупым.
– Нет, скажи.
– Мой загар, – сказала она. – Кажется тебе, что я совсем коричневая?
После этого все встало на свои места, и невозможно было представить себе те странности, которые случились. Это снова была Скарлет, вместо той суперхолодной сучки, которая думала обо мне самые худшие и самые правдивые вещи.
Мы прошли по Йонг-стрит, ярко освещенной и суматошной субботним вечером, и повернули на запад по Блур в сторону Виллидж. Блур была переполнена автобусами с туристами, крутыми парнями на мотоциклах, тощими девицами с волосами, разделенными на пробор. Некоторые из них пахли словно ладан, этот запах чувствовался, когда они проходили мимо. Разудалые красотки танцевали высоко на втором этаже в окне «Мина Берд». Мы сунули нос в подвальный клуб через улицу; там играл ансамбль из четырех парней, они достаточно классно выглядели – с длинными прямыми волосами, подстриженными под «Кинкс», в эдвардианских куртках.
– «Это – твоя жизнь, – пели они. – И ты можешь делать с ней все, что захочешь».
Барабанщик выбил медленную дробь на барабанах и ударил по высокой шляпе палочкой. Затем они запели вместе:
Это твоя жизнь,
И ты можешь делать с ней все, что захочешь.
Но, пожалуйста, не заставляй меня ждать.
Пожалуйста, не заставляй меня ждать.
Очень классно. Невообразимо классно. Один только звук тарелок, шипящий в ночи, и электрогитары, которую было слышно даже на улице, делали меня больным от восхищения и зависти. Я посмотрел на барабанщика – парнишку моего возраста, и у меня снова появилось это странное, беспокойное чувство, как будто у меня никогда не будет такой восхитительной жизни. Что я уже упустил свою лодку.
Мы вышли на улицу. Какой-то козел попытался продать мне какую-то поэзию. Я видел эту фигню в действии раньше. Эрик Поэт. С плохими зубами, очки с линзами, словно аквариумы, он был одним из самых уродливых сукиных сынов, которые когда-либо попадались на глаза. Но людям он нравился, они думали, что он настоящий человек, понимаете, настоящий живей богемный персонаж, продающий свои вирши на улице. Иногда они приглашали его посидеть у них за столиком в открытом кафе, и через минуту или две он уходил от них, предварительно сообщив, какие они буржуазные безмозглые козлы и что они сидят здесь словно дети, всасывая окружающее барахло с мыслью, что переживают настоящий опыт. Невероятно. Я имею в виду то чертово место, Йорквилль, и великий траханый обман, который так и сочился отовсюду.
Я наткнулся на своего друга, Тони Осборна, который вылетел из школы. Он стоял передо мной без ботинок, длинные волосы. Он жил с красивой девушкой над магазинчиком плакатов. Вообще-то он мне нравился, у него было магическое качество заставлять парней постарше иметь с ним дело. Но он стал для меня абсолютно классным с тех пор, как бросил школу. Как будто я был обывателем, который не видит всей картины. А его подружка была и вовсе лакомый кусочек: длинные черные волосы, костлявые узкие бедра в тесных джинсах, так и хотелось потянуться и положить руку у нее между ног. Честно.
Мы постояли у магазинчика плакатов, немного болтая обо всяком дерьме, слегка рисуясь, я старался показать, что у меня есть кое-какие дикие друзья, а он – ну, он знает зачем ему это было нужно, может быть, просто от изумления, что у козла вроде меня такая классная подружка.
В любом случае через некоторое время разговор выдохся, нам уже нечего было сказать, и мы двинулись дальше. Когда мы завернули за угол, Скарлет сказала:
– Мне нравится твой друг Тони. Он загадочный.
– Сейчас да. Только посмотрим, каким он будет загадочным, когда станет жить в картонной коробке и продавать карандаши.
– Современное общество, – сказала Скарлет, – должно предоставлять жилье всем.
Я не хочу сказать, что я сноб, но когда кто-нибудь начинает предложение со слов «современное общество», мне уже не хочется слушать, что будет дальше. Даже если эти слова слетают с губ моей подружки. Забавно, было даже какое-то облегчение в том, что Скарлет сказала что-то глупое. Это делало ее менее пугающей.
Мы двинулись по Авеню-роуд. Я бросил взгляд на большие круглые часы на вершине холма. На башне колледжа Верхняя Канада. На одну секунду мне показалось, что это луна.
– Что собираешься теперь делать? – спросила Скарлет.
– Убей меня бог, не знаю.
– Можем пойти обратно ко мне. Они уже будут спать. Отец встает в пять утра. Читает периодику.
Периодику. Очень изысканно, очень по-взрослому. Некоторое время мы молчали, и я поймал себя на мысли, что гадаю, умна ли Скарлет или у нее просто хорошая память. Собирает умные словечки, которые слышит, а потом извергает их. Вроде «читает периодику».
Мы сели в автобус на Сент-Клер, в тот, который идет через Форест-Хилл. Он всегда пустой, ярко освещенный. Летит по тихим улицам. В этой части города воздух пах по-другому. Около Данвеган-роуд находился маленький круглый парк, откуда был слышен город внизу. Ее голова немного склонилась к моему плечу, я коснулся ее лица рукой, наклонил голову очень медлен – но Она что – то говорила. Я поцеловал ее.
– Идем, – сказала она и столкнула меня со скамьи. – Поехали ко мне.
Прямо говоря, я надеялся, что ее старик не будет спать и мы с ним прилично поговорим и закончим все на хорошей ноте, но он, полагаю, слишком предался возлияниям и отошел ко сну где-то в глубине их большой белой квартиры.
– Хочешь выпить? – спросила Скарлет.
– Конечно.
Она исчезла в спальне и минутой позже появилась с большими зелеными бокалами на подносе. Я слышал, как звенят внутри кубики льда.
Я взял один стакан, заглянул в него и сделал глоток. По телу пробежала дрожь.
– Господи Иисусе, Скарлет, – прошептал я. – Что это такое?
– Скотч и кола. Любимый напиток «Битлз».
Я снова посмотрел в бокал.
– Не анализируй, Саймон. Просто выпей.
– Ты уверена, что «Битлз» пили эту штуку?
– Совершенно.
Она села на край кровати и обхватила локоть, большой зеленый бокал в другой руке.
– Ты ведь по-настоящему не пьешь, да?
– Не пью моторное масло.
Через некоторое время она поставила бокал.
