Дэвид Гилмор - Потерянный среди домов
– Присаживайся, пожалуйста. Эмили сейчас выйдет, – сказала женщина с британским акцентом.
Эмили?
На одну секунду мне показалось, что я в чертовой сумеречной зоне. Вы знаете, когда парень попадает не в тот дом и уводит не ту подружку, и никто ничего не замечает.
– Эмили, – позвала она. – Эмили.
Я услышал голос Скарлет из ванной комнаты:
– Господи! Подождите!
– Твой друг здесь.
– Ну, скажите ему, чтобы он подождал. Дверь ванной захлопнулась.
– Девочка отлично выражает свои мысли, – сказал я и оглядел комнату в надежде на улыбки. Ничего подобного.
– Итак, когда ты взялся за дело, Саймон? – спросил Барри. Он откинулся на стуле, в руке большой зеленый бокал, один из тех, которыми пользуются в замках, и я ясно понял, что он меня дурачит.
– За какое? – спросил я.
– Дело с нарушением закона.
– У меня нет ни малейшего представления, о чем ты говоришь, – сказал Элви, подмигнув мне. Я подумал, что его дружок уже всех затрахал и он хочет, чтобы я это знал.
– Я хочу сказать, когда ты начал нарушать закон? – продолжал Барри, как будто в первый раз я его проигнорировал. – Некоторые считают, что его нарушают все. А другие люди верят, что закон – священная обязанность. Я говорю, что закон есть закон и каждый, черт побери, должен ему повиноваться. Как насчет тебя?
– Зависит от закона, – сказал я.
– Хотелось бы знать, что это означает?
– Типа я не чувствую, что мое неотъемлемое право гулять где вздумается и подбрасывать взрывчатые вещества в дома, пока люди спят.
Он нахмурился.
– Это шутка, Барри, – сказала женщина.
– Но ты полагаешь, что нарушать некоторые законы совершенно нормально, – сказал он. – Я правильно тебя понял?
– Да. Точно.
– Какие, например?
– Ну, давайте посмотрим. В каких случаях, я думаю, нормально нарушать закон… К примеру, когда я перехожу улицу в неположенном месте. Если улица пустая, я не буду мучиться бессонницей от того, что перешел ее в неположенном месте.
– Значит, ты полагаешь, у тебя есть право решать, какой из законов стоит уважать.
– Ну…
– Не думаешь ли ты, что это самонадеянно? Только представь, если все станут так считать, а заодно выдумывать законы по ходу дела. Где мы окажемся?
– Но я – не все, – сказал я.
– Хочешь сказать, ты умнее остальных. В каком ты классе?
– В двенадцатом.
– И ты полагаешь, что образование в двенадцать классов дает тебе право нарушать закон? Крайне безответственное мнение.
– Но, дорогой, – сказала жена Барри, – ты сам все время нарушаешь закон. Превышаешь скорость. Это нарушение закона.
– Таково мое самоощущение, и я, черт побери, не собираюсь извиняться за это. Так, Саймон? Саймон понимает. – Он откинулся на стуле, словно мы умоляли его продолжать, но нет, нет, благодарю вас, этого было достаточно.
У меня в груди появилась легкая дрожь, руки вспотели, как это бывает, когда меня атакуют. Каким-то образом из таких бесед всегда выходишь с чувством, что не прав.
– На какой фильм идете? – спросил меня Элви.
– «Гигантский Данте», – сказал я.
– О, замечательно. – Он подмигнул мне еще раз.
– Это ведь один из наших фильмов, не так ли? – добавила женщина.
– Боюсь, что так, – ответил Элви и слегка вздрогнул, словно кто-то собирался стукнуть его газетой.
Я посмотрел на Барри. Он сидел, уставившись в свой стакан.
В гостиную вошла Скарлет. Ее глаза были накрашены темным. Некоторые девушки выглядят очень хорошенькими с таким страшным макияжем. Я почувствовал в комнате запах ванили.
– А, вот и ты, – сказал ее отец.
– Нам надо идти, – сказала Скарлет. На ней были черные шорты и белая футболка.
– Скажи мне вот что, Саймон, – сказал Барри. – Я полагаю, ты думаешь, что нам следует легализовать проституцию. Это бы тебе понравилось, разве не так?
– Папа!
– Ну, разве не так?
– Честно говоря, не знаю, мистер Дьюк. Никогда об этом не думал.
– Это не единственная вещь, о которой ты не думал. Ты и вправду уверен, что школа подготовит тебя к жизни?
– Ну, мистер Дьюк, я планирую…
– Вздор! Брось все это, парень. Вырасти! Выйди отсюда и стучись в двери.
– В какие двери? – спросил я.
– Просто приведи ее назад нетронутой, вот и все, что я говорю! – проревел он.
– Барри! – взмолилась его жена. Элви подмигнул снова.
– Куда вы направляетесь, между прочим? – спросил Барри.
– Они идут на фильм, дорогой.
– Что за фильм?
К этому моменту я уже передвинулся к двери.
– «Гигантский Данте», – сказал я.
– Это наш, точно? – спросил Барри.
– Господи Иисусе, – прошептал я.
Но он перешел к действиям. Подошел к кофейному столику и схватил телефонную трубку, волосы все еще свисали ему на лоб, словно у дурацкого мальчишки.
– Алло, – сказал он, – это Барри Дьюк из «Юниверсал пикчерз». Мне нужна пара билетов на сегодняшнее вечернее шоу. – Он хихикнул и поднял палец, чтобы призвать меня к тишине. Затем улыбка сползла с его лица. – Дьюк, – сказал он. – Барри Дьюк.
– Ох-ох, кто-то, кажется, отправится ко всем чертям, – сказала Скарлет, сидевшая на ручке кресла.
– Дьюк, – повторил он медленно, но с явным раздражением. – Д-Ь-Ю-К.
Я уже готов был выпрыгнуть в окно. Он прикрыл рукой трубку.
– Невежды, – сказал он. – Говорил им сотню раз. Набирайте канадцев!
– Может быть, она новенькая, – прошептала Шерри. – Во всяком случае, она хоть как-то говорит по-английски.
– Готово! – сказал Барри, швыряя трубку.
– Отлично сделано, дорогой.
– Кто – то почти потерял работу, – сказала Скарлет.
– В самом деле, мистер Дьюк, я не хотел устраивать здесь перепалку. Я пошутил насчет взрывчатых веществ.
– Ну что ж, говори, говори, я продолжаю слушать. Но это не шутка, если ты спросишь меня. Из-за таких шуток все и случается.
– Ради всего святого, Барри, что – все? – сказала Шерри.
– Ты не читаешь газеты. Что, не знаешь?
Мы открыли дверь и уже ступили за порог, как он выкрикнул:
– Не стоит меня ненавидеть! Я проверял твою отвагу, вот и все. Будь благодарен, что это делал друг. Чертовы идиоты! Ничего больше не могут выдержать.
Уже в коридоре, за дверью, Скарлет сказала:
– Утром у него будет ужасное похмелье.
– Надеюсь на это, – сказал я. – Прости великодушно.
– Не принимай на свой счет. Он просто любит спорить. Полагает, что это заставляет людей думать.
– О чем?
– Боюсь, его задело твое замечание о взрывчатых веществах. Я слышала из ванной. Он подумал, что ты над ним смеешься.
– Так оно и было.
– Ну, ты не должен был. Очень неприятно, когда мальчишка над тобой потешается. Практически у всех на глазах.
Она ступила в лифт.
– Ты думаешь, я был груб? – спросил я.
Она вздохнула, словно бы потеряв интерес к обсуждаемому предмету.
– Нет, только немного высокомерен. Но они действительно любого могут вывести из себя. Ты думаешь, я все это придумала, да? – спросила она.
– Что?
– Что он – большая шишка.
– Нет, – сказал я. – Не думаю.
– Он может достать билеты куда угодно.
– Готов поклясться. Между прочим, кто такая Эмили? – спросил я.
– О, это просто детское имя. Только родные зовут меня так. Для остальных я Скарлет.
– А какое имя стоит в твоем свидетельстве о рождении?
– Не знаю. Вероятно, Эмили. Какое это имеет значение? Скарлет нравится мне больше. Пошли, – сказала она. – Тебя занесло не в ту сторону.
И мы поехали вниз на лифте. Но я был не в себе. Я хочу сказать, когда я не нравлюсь людям, то обычно считаю, что это моя вина, что я сделал что-то, чтобы спровоцировать это. Был слишком напыщенным или что-то в этом роде. И обычно я бываю прав. В любом случае это было глупо, мне почти хотелось вернуться в квартиру Скарлет, продолжить разговор, быть забавным, сказать что-то по-настоящему умное, заставить всех полюбить меня, включая и ее отца, а потом удалиться. Только так я мог бы наслаждаться дальнейшим вечером.
Но было слишком поздно, мы спешили в это чертово кино.
Мы пошли в «Империал» недалеко от Дандас-стрит, старое величественное место с красными плюшевыми креслами и высоким куполообразным потолком. В окошке нас ждали билеты. Женщина с блондинистой прической, уложенной конусом, выдала их нам. Мне она показалась вроде как нейтральной, но Скарлет так не думала.
– Видел, что я имела в виду? – прошептала она. – Больше не хочет нажить себе неприятностей.
Мы сели у прохода. Свет погас. Скарлет положила ноги на переднее сиденье, а руки сунула между ними.
Иногда во время фильма я чувствовал, как она смотрит на меня, и на секунду возникало чувство, что она пытается понять, красивый я или нет. Мне не нравится, как я выгляжу со стороны. У меня не очень запоминающиеся черты и слишком мягкий подбородок, я это знаю, лицо скорее приятное, чем красивое, так что я не люблю, когда люди подолгу на меня смотрят. Наконец она занялась фильмом, но так и не обратилась ко мне, отчего я занервничал. Я хочу сказать, если она подумала что-нибудь хорошее, то был смысл об этом сказать.