Светлана Борминская - Дай погадаю! или Балерина из замка Шарпентьер
– А квартира как? – поинтересовался участковый. – Ключи от квартиры вы кому оставили, если не секрет?
Я вытащила из сумочки два ключа и протянула их участковому.
– Прошу вас передать их законным владелицам, как только они явятся, – торжественно пробормотала я.
– А я их никогда не видел, – покачал головой Березовый и отстранился.
– Значит, будет причина увидеть! – не очень удачно пошутила я.
– Пройдемте-ка. – Участковый внезапно поднял мой чемодан и стремительно пошел к подъезду, из которого я вышла не более десяти минут назад.
Я возмущенно семенила следом, безуспешно пытаясь отнять свой чемодан, и когда Березовый открыл дверь ключами, которые я сама ему только что отдала, то первое, что мы обнаружили на полу в прихожей, – лежащего навзничь душеприказчика Борщука... Обе руки старика плетьми лежали на полу, лицо было запрокинуто, а дряблые веки трепетали, открывая бессмысленные белки глаз, и на первый взгляд все говорило о том, что Витольда Ивановича настиг внезапный апоплексический удар.
Березовый, надо отдать ему должное, не выпуская чемодана, уже нащупывал пульс старика.
– Что это за лорд Ферфакс? – обернулся он ко мне.
– Это душеприказчик Эмилии Юрьевны Тавиани Борщук, – пролепетала я. – Он привез гроб с покойницей из Рима.
– В смысле, ее тело? – Березовый прищурился, глядя в чернеющее лицо душеприказчика.
Я, подумав, кивнула:
– Да, гроб с телом, я хотела сказать!
– Он умер только что, – определил участковый после нескольких нажатий на грудную клетку Борщука, и двумя пальцами аккуратно прикрыл веки умершего.
Я вскрикнула... И тут Витольд Иванович Борщук открыл глаза, а я от неожиданности взвыла... Из дверей одновременно показались три головы – готической дамы Жюстин, Петра Мартыновича Чернова и юной вертихвостки – якобы внучки одной из бабок Хвалынских.
– Бедлам, – трагично прошептала готичная дама Жюстин и по-змеиному убрала голову обратно. Я попыталась набрать номер «Скорой» на мобильном.
– Помочь? Что с вами, драгоценный мой? – Петр Мартынович присел рядом с Борщуком. – Вы упали? Поднимайтесь-ка, давайте руку...
Витольд Иванович застонал и попытался сесть, но был слишком слаб, и его снова отбросило назад столь быстро, словно невидимый кто-то ударил Борщука в грудь. Смотреть на это было жутко, я едва успела подложить ему под голову свою сумку, в противном случае он бы ударился затылком об пол.
– Приготовим-ка документы, граждане, – задумчивым голосом сказал участковый. – Попробуйте-ка обосновать причины своего нахождения здесь. Вот вы, к примеру, – обратился он к Петру Мартыновичу. – Как вас, кстати?
Чернов вздохнул и, не глядя на меня, вытащил свидетельство о браке.
– С вами все ясно, – смерил его глазами участковый. – Кстати, а сама Марианна Юрьевна Хвалынская в курсе, что вы ее супруг?
Петр Мартынович пробормотал что-то нечленораздельное и взглянул на меня.
– А вот вы, красна девица. – Березовый преградил дорогу юной вертихвостке, которая под шумок решительно устремилась к раскрытой двери. – На каком основании накрасили губы сливовой помадой в этом помещении?
Я вгляделась в душеприказчика, его мутный взгляд не сулил ничего хорошего, а «Скорая» все не ехала. Участковый в это время пристегивал к руке вертихвостки наручник и косил глазом на некую бумаженцию, протянутую ему готичной дамой.
– Так... Свидетельство о рождении... Вы дочь Эвридики Хвалынской? Прикольно, – в замешательстве пробормотал Березовый, вернул бумаженцию и взглянул на вертихвостку, которая с ненавистью гипнотизировала пристегнутый к руке наручник. – Отведу-ка девушку в дежурку и вернусь, а вы никуда не уходите, очень вас прошу, – буркнул участковый, отдал мне ключи и был таков.
Следующие полчаса я пыталась усадить Борщука, он задыхался, и его начало рвать блинами! Когда в дверь вбежал старик в светлом костюме и с рыжим кожаным портфелем на ремне, я не своим голосом закричала:
– Слава богу, что же так долго-то! А носилки где?
– Доброго дня, – протодьяконским басом пророкотал старик. – Я не опоздал?
– Нет, он жив, смотрите сами. – Я кивнула на возлежащего на полу Витольда Ивановича, грудь которого вздымалась и опадала, а на губах пузырилась рвота.
– Кто это? – Старик всмотрелся и отшатнулся. – А похороны Эмилии? Я все-таки опоздал на них!
– Так вы не врач?! – возмутилась я.
– Я профессор эзотерики, – пробормотал старик, снова склонившись над Борщуком. – Так, значит, я опоздал на похороны?
– Извините, но похорон не было, оставьте свой телефон, вам позвонят и скажут их дату, – довольно неучтиво сказал Павел Мартынович. – Вы вообще-то кто, батюшка?
– Огнивцев, русский князь и эмигрант, – протодьяконским басом представился старик, протягивая визитную карточку.
– Вы эмигрант, – повторила я, взяв карточку. – Хорошо, я скажу участковому...
– Я эмигрант и муж Эвридики Юрьевны. Кстати, где она? – Старик раздраженно покосился на Петра Мартыновича, который выглядывал из кухни. – Ее нет?
Я кивнула:
– Нет.
– А вы прислуга, я правильно понял? – Старик обернулся уже от двери. – Тогда передайте барыне, что я остановился в «Национале». – И старик, дважды потешно шаркнув ногой о пыльный половик, вышел, неплотно прикрыв за собой дверь.
Без его гулкого протодьяконского баса в прихожей сразу стало замечательно тихо, я вздохнула и перекрестилась, чувствуя, что потихоньку начинаю сходить с ума... И было от чего: на полу отдавал богу душу пожилой душеприказчик виконтессы Тавиани, а «Скорая» все не ехала... Зато в комнате справа восседала с видом безумной царицы дочь Эвридики Хвалынской, долговязая тощая дама в готической раскраске по имени Жюстин. Ну и имечко, черт, думала я! В это же время на кухне ставил на газ чайник муж Марианны Юрьевны Хвалынской, некий Петр Мартынович Чернов, с которым у меня был недолгий, но страстный роман... А самозваную внучку одной из бабушек Хвалынских только что при мне заковали в наручники и увели. Плюс ко всему некий князь Огнивцев собственной персоной буквально минуту назад посетил жилище сестер Хвалынских и даже оставил визитку с вензелями, подтверждавшими его немалый титул.
И пока я, вытирая бумажными салфетками свое мокрое от слез лицо, следила, чтобы Витольд Иванович Борщук не захлебнулся рвотными массами, в прихожую вбежал фельдшер «Скорой помощи» с фонендоскопом на шее.
– Кто тут больной? Наставили чемоданов...Что с ним, знаете? Не знаете... Где тут свет? – кинув саквояж на тумбочку, оскалился он.
Пока я сдвигала чемодан в угол, фельдшер, склонившись над Борщуком, слушал фонендоскопом его сердце.
– Перед этим он ел блины, – пояснила я.
– Мертв, – фельдшер причмокнул губами и выпрямился.
– Мертв? – эхом повторила я, вглядевшись в заострившийся нос Витольда Ивановича Борщука. – Не может быть. Он дышал пару минут назад, и его рвало блинами. – Глядя на бумажные салфетки, которыми вытирала рот душеприказчика, я поняла, что плачу.
– Дышать, как вы выразились пару минут назад, он никак не мог, видите? – фельдшер быстро закатал рукав Борщука, и я увидела безнадежно синюю руку. – Трупные пятна. Старикан мертв уже часа три, если не больше. Да, кстати, я должен взглянуть на его паспорт, найдите, пожалуйста, – поморщился фельдшер.
Я огляделась в поисках кейса Борщука, с которым он ходил сегодня по кладбищу.
– Паспорт можно и в карманах поискать, – вздохнул фельдшер, когда я вернулась из кухни, он двумя пальцами достал из кармана пиджака душеприказчика ключи от машины. – Вы посмотрите в карманах брюк, возможно, паспорт там.
Я осторожно засунула руку в карман тесных брюк Витольда Ивановича и вытащила оттуда пухлое кожаное портмоне.
– Дайте-ка, – фельдшер открыл портмоне и стал в нем рыться, и тут труп Борщука шевельнулся и открыл глаза, узловатые пальцы старика сжимались и разжимались.
Я закричала, а фельдшер, вздрогнув, довольно равнодушно велел санитару «Скорой», стоящему в дверях:
– Тащи носилки! Чего рот раскрыл? – и машинально сунул портмоне в карман.
– Можно я сохраню его? – запротестовала я. – И ключи от машины тоже...
Фельдшер печально проводил глазами портмоне и ключи, и через несколько минут душеприказчика уже грузили в реанимобиль...
Павел Мартынович, помогавший тащить носилки, сразу же вернулся в квартиру, а я решила подождать участкового на улице.
– Увезли? – подошел участковый и дотронулся до моего локтя. – Скажите, а могу я взглянуть на документы, подтверждающие, что вы племянница Хвалынских?
– Знаете я, между прочим, не претендую ни на какое родство с Хвалынскими и собираюсь уйти вот прямо сейчас! Отпустите мой локоть, – возмутилась я.
