Дэниел Мейсон - Настройщик
— Мистер Дрейк! — крикнул кто-то в толпе. Эдгар завертел головой, пытаясь высмотреть кричавшего. В тени стояла группа солдат. Он увидел, что кто-то машет ему рукой. — Мистер Дрейк, сюда!
Эдгар протолкался сквозь толпу пассажиров и слуг, разбирающих багаж. Молодой офицер выступил вперед и протянул ему руку.
— Добро пожаловать в Рангун, мистер Дрейк. Хорошо, что вы сами увидели меня, сэр. Я не думал, что узнаю вас. Капитан Далтон, Херефордширский полк.
— Как поживаете? Моя мать родом из Херефорда.
Военный просиял от удовольствия:
— Какая удача! — Это был широкоплечий загорелый молодой человек со светлыми волосами, зачесанными набок.
— Да, приятное совпадение, — отозвался настройщик, ожидая, что тот человек скажет что-то еще. Но он только рассмеялся, если не над этим совпадением, то по крайней мере от радости, потому что лишь недавно получил новое звание и испытывал гордость, представляясь капитаном. Эдгар улыбнулся в ответ, наконец-то, после того как пять тысяч миль было пройдено, он как будто вновь неожиданно вернулся домой.
— Надеюсь, путешествие было приятным?
— Да, как нельзя более.
— Надеюсь, вы не будете возражать, если мы немного задержимся. Нам надо перенести еще кое-какой багаж в штаб.
Когда все было наконец собрано, один из военных позвал носильщиков, которые взвалили сундуки на плечи. Они прошли мимо охраны на воротах и вышли на улицу, где ждали экипажи.
Позже Эдгар писал Кэтрин о том пути в пятнадцать шагов, пройденном им от ворот порта до экипажей. Бирма представилась ему тогда сценой в театре, в тот момент когда поднимается занавес. Как только он вышел на улицу, вокруг него забурлила толпа. Эдгар огляделся вокруг. Со всех сторон его окружали руки, протягивающие корзины со снедью. Женщины глазели на него, их лица были раскрашены белой краской, в кулаках они сжимали венки из цветов. Снизу, за его ногу, уцепился нищий: мальчишка ныл, он был весь покрыт струпьями и гноящимися ранами. Эдгар снова обернулся и, вырвавшись от нищего, поспешно миновал группу людей, несущих ящики со специями, подвешенные на длинных шестах. Впереди него солдаты расчищали путь в толпе, и, если бы не густые ветви баньянов, те, кто смотрел из конторских зданий, могли бы видеть, как цепочка солдат в форме цвета хаки разрезает пеструю людскую мозаику, а следом медленно движется одинокая фигура, словно потерявшись, озираясь на каждый звук. Кто-то закашлял, Эдгар посмотрел на продавца бетеля, который сплюнул ему под ноги, пытаясь понять, было ли это угрозой или, возможно, это своеобразная реклама. Наконец он услышал, как один из военных сказал:
— Проходите, мистер Дрейк.
Оказалось, они уже добрались до экипажа. И так же стремительно, как Эдгар погрузился в этот мир, он вынырнул из него, засунув голову в темное нутро экипажа. Улица тотчас же исчезла, как будто ее и не было.
За Эдгаром последовали трое военных, заняв места напротив и рядом с ним. Послышалась возня на крыше, куда укладывали багаж. Кучер взобрался на козлы, и Эдгар услышал крик и свист бича. Экипаж тронулся с места.
Он сидел лицом по направлению движения. Окно было расположено так, что ему трудно было рассмотреть, что происходит снаружи: мимо быстро проносились какие-то видения, как странички яркой книжки с картинками, каждое — неожиданное и словно заключенное в рамку. Военные сидели напротив, молодой капитан продолжал улыбаться.
Экипаж медленно пробирался через толпу, набирая скорость. Торговцы начали отставать. Они проехали мимо других правительственных зданий. На тротуаре перед одним из них стояли, беседуя, несколько усатых англичан в темных костюмах, позади них ожидали приказаний два слуги-сикха. Дорога, вымощенная щебнем, была на удивление гладкая, и скоро они повернули в маленький переулок. Внушительные фасады зданий, занятых представителями власти, уступили место более скромным, но все еще вполне европейским на вид строениям, хотя с их террас свисали поникшие под воздействием солнечных лучей плети тропических растений, а стены покрывал темный налет плесени, который можно было видеть на множестве домов в Индии. Они проехали мимо набитой народом корчмы, где люди теснились вокруг низких столиков, заставленных мисками и блюдами. Резкий запах жира, на котором жарили пищу, проникал в экипаж и разъедал глаза. Эдгар заморгал, корчма наконец-то исчезла, а теперь появилась женщина, несущая поддон с орехами бетеля и какими-то мелкими листочками. Она вплотную подошла к экипажу и заглянула внутрь из-под широкополой соломенной шляпы. Как и у торговок, которых Эдгар видел на берегу, ее лицо было разрисовано: на фоне смуглой кожи выступали белые круги, похожие на полную луну.
Эдгар повернулся к военному:
— Что это у нее на лице?
— Краска?
— Да. Я видел такую же и у женщин на причале. Но у тех были другие рисунки. Очень необычно...
— Это называется у них танакха. Пудра, которую получают из молотого сандала. Почти все женщины покрывают ею лицо. И даже многие мужчины. Детей они тоже обсыпают такой пудрой.
— Зачем?
— Говорят, защита от солнца, и к тому же это считается красивым. Мы называем это бирманскими белилами. Вы не задумывались, зачем английские женщины пудрят лицо?
Но тут экипаж резко остановился. Снаружи послышались громкие голоса.
— Мы уже приехали?
— Нет, еще довольно далеко. Не знаю, почему мы остановились. Подождите, я погляжу, — военный открыл дверцу и высунулся наружу, но тут же вернулся на свое место.
— Что-нибудь случилось?
— Дорожное происшествие. Взгляните сами. Это вечная проблема узких улиц. Дорогу к пагоде Зуле сегодня ремонтируют, поэтому нам пришлось ехать здесь. Видимо, несколько минут придется постоять. Можете выйти и посмотреть, если хотите.
Эдгар высунул голову в окошко. На улице впереди них среди россыпи зеленой чечевицы, рядом с двумя опрокинувшимися корзинами, посреди дороги валялся велосипед. Какой-то мужчина, по всей видимости хозяин велосипеда, склонился над своим разбитым коленом, а слуга, несший чечевицу, худой индус в белом, лихорадочно пытался спасти хотя бы часть своего груза, еще не втоптанную в уличную грязь. Ни один из них не казался особо рассерженным, а вокруг них уже собралась изрядная толпа, изо всех сил демонстрирующая готовность помочь, но на самом деле преимущественно наслаждающаяся бесплатным зрелищем. Эдгар вышел из экипажа.
Улица действительно была узкой, по ее сторонам тянулись фасады домов, похожие на то, что Эдгар уже видел. Перед каждым домом, поднимаясь на три – четыре фута над уровнем тротуара, крутые ступеньки вели в маленькие патио, сейчас они были запружены зеваками. На мужчинах были свободно повязанные тюрбаны и длинные полотняные юбки, обернутые вокруг талии, кусок материи был пропущен между ног и заткнут сзади за пояс. Тюрбаны отличались от тех, что были на головах сикхских солдат. Вспомнив путевые заметки о Бирме, Эдгар понял, что это, должно быть, и есть гаунг-баунг, а юбки — то, что называют пасхоу. На женщинах были похожие, но более свободные юбки, называвшиеся по-другому, — тхамейн, странные слова, которые как будто не проговаривались, а выдыхались. Лица у всех были покрыты сандаловой пудрой, у некоторых на щеках были нанесены параллельно друг другу тонкие полосы, у других нарисованы круги, как у той женщины, которую Эдгар видел в экипаже, у третьих — от переносицы завитки и линии. Темнокожие женщины благодаря такой раскраске выглядели таинственно, чем-то походя на привидения. Губы у некоторых были накрашены красной помадой, что в сочетании с белой танакха производило несколько карикатурное впечатление. Было в этом что-то волнующее, хотя, что именно, Эдгар не мог определить точно. Однако, когда первое впечатление немного сгладилось, он написал Кэтрин, что неприятным это не выглядит. «Вероятно, не слишком привычно для британца, — писал он, — но тем не менее красиво». А затем он добавил: «Этим можно любоваться, как произведением искусства», особо выделив эти слова. Не нужно было давать повод к неверному истолкованию.
Эдгар поднял глаза к балконам, похожим на настоящие «висячие сады», увитые папоротниками и цветами. Здесь тоже размещались зрители, в основном дети, своими худыми ручонками обвившие кованые столбики перил. Некоторые из них окликали его и смеялись, махая руками. Эдгар помахал им в ответ.
Тем временем велосипедист уже поднял свой транспорт и пытался выпрямить погнувшийся руль. Носильщик, отчаявшись спасти чечевицу, уселся посреди дороги, чтобы починить корзину. Велосипедист что-то крикнул ему, и толпа рассмеялась. Носильщик отполз в сторону. Эдгар еще раз помахал детям и сел в экипаж. И они снова тронулись. Узкая улица влилась в более широкую. Они выехали по дороге, которая огибала величественную позолоченную постройку, увенчанную золотыми крышами-зонтиками. Капитан пояснил: «Пагода Зуле». Проехали мимо христианской церкви, затем миновали минареты мечети, и вскоре после ратуши показался еще один рынок. Он раскинулся на площади перед статуей Меркурия, римского бога торговли: ее установили британцы в качестве символа своей коммерческой деятельности. Однако символа из нее не получилось, вместо этого Меркурий безучастно взирал на местных уличных торговцев.
