Дэниел Мейсон - Настройщик
Трудно сказать, отражало ли это преимущественно вкусы Бруни или жертв террора, но это, вероятно, в наибольшей степени укрепило репутацию Эрарда как лучшего производителя роялей. Заслуживает упоминания, что ни сам Себастьен, ни его брат Жан-Батист, который оставался в Париже, не были подвергнуты революционному суду, даже несмотря на покровительство короля. Дальнейшая судьба одиннадцати из этих двенадцати инструментов известна. Я настраивал все те, которые в настоящее время находятся в Англии.
Естественно, Себастьен Эрард уже скончался, но его мастерская до сих пор действует в Лондоне. Сам мастер продолжает жить в своих изделиях, которым с технической точки зрения присуща особая красота. Если трудно разобраться в механике того, что я описываю, то по крайней мере можно отдать должное этому механизму, как я отдаю должное работе ваших орудий, не понимая химической природы газов, заставляющих их стрелять. Нововведения Эрарда произвели революцию в изготовлении фортепиано. Двойная система звукоизвлечения, mecanisme à étrier, прикрепление каждого молоточка в отдельности вместо групп из шести, как в инструментах „Броадвуд“, аграф, гармоническая решетка — все это изобретения Эрарда. На „Эрарде“ играл Наполеон. Сам Себастьен Эрард послал концертный рояль своего производства в подарок Гайдну; Бетховен играл на таком инструменте в течение семи лет.
Я надеюсь, что вы сочтете эти сведения полезными для более глубокого понимания и признания ценности прекрасного инструмента, ныне оказавшегося в дальних пределах нашей Империи. Такая вещь требует не только уважения и внимания. Она требует такого же ухода, как ухаживают за произведением искусства в музее, стараясь его сохранить. Качество инструмента заслуживает заботы о нем со стороны настройщика, и я надеюсь, это лишь первый шаг к тому, чтобы он был сохранен.
Ваш покорный слуга, Эдгар Дрейк, настройщик фортепиано, специалист по „Эрардам“.»
Дописав, он сидел и смотрел на письмо, крутя в пальцах перо. Он посидел с минуту, потом зачеркнул «ухода» и надписал сверху — «защиты». В конце концов, они — военные люди. Он вложил письмо в конверт и убрал в портфель, чтобы отправить из Рангуна.
«Я надеюсь, они прочтут мое письмо», — подумал он, улыбаясь самому себе перед тем, как заснуть. Конечно, в тот момент он не мог знать, что оно будет прочитано много раз, изучено, проанализировано криптографами, исследовано на свету и даже рассмотрено через сильные лупы. Потому что, когда человек исчезает, мы цепляемся за все, что осталось от него.
6
Землю они впервые заметили утром, на третий день после выхода из Калькутты, когда на верхушке высокой башни из красного кирпича показался маяк. «Риф Альгада, — сказал пожилой шотландец, стоявший рядом с Эдгаром, своему приятелю. — Чертовски трудно здесь пройти. Настоящее кладбище для кораблей». Из карт Эдгар знал, что им осталось всего двадцать миль до мыса Негрэ и скоро они будут в Рангуне.
Меньше чем через час пароход миновал буйки, отмечавшие песчаные отмели в устье реки Рангун, которая с сотней других рек входила в дельту Иравади. Они прошли мимо нескольких судов, стоявших на якоре. Пожилой господин объяснил своим спутникам, что это торговые суда, пытающиеся уклониться от уплаты портовых сборов. Пароход повернул к северу, и песчаные дюны на берегу постепенно сменились низкими берегами, поросшими лесом. Фарватер стал глубже, но все равно оставался в ширину почти две мили, и если бы не массивные красные обелиски по обеим сторонам устья реки, Эдгар бы не догадался, что они уже вошли в реку.
Они плыли несколько часов вверх по течению. В низине, на плоских берегах, открывалась ничем особенно не примечательная страна, однако Эдгар ощущал внезапный прилив восторга, когда они проплывали мимо групп маленьких пагод с облупившимися белеными стенами. Выше по течению на берегу показались прилепившиеся к самой воде хибарки, возле которых играли дети. Река сузилась, и оба берега, песчаные, отороченные густой зеленью, стали видны лучше. Пароход двигался с черепашьей скоростью, обходя мели и петляя по резким изгибам русла. Наконец за одним из таких поворотов вдали показались другие суда. По палубе пробежало волнение, и несколько пассажиров направились к трапам, чтобы вернуться в каюты.
– Мы уже приплыли? — спросил у пожилого господина Эдгар.
– Да, почти. Взгляните туда, — господин поднял руку и указал на пагоду, венчающую дальний холм. — Это пагода Шведагон. Вы наверняка о ней слышали.
Эдгар кивнул. На самом деле он знал об этом храме еще до того, как получил это назначение, он читал о нем в журнальной статье, написанной женой рангунского судьи. Ее описание призвано показать все великолепие сооружения, состояло из одних прилагательных: сверкающая, золотая, роскошно украшенная. Эдгар пытался отыскать в статье хотя бы упоминание об органе или каком-либо его буддийском эквиваленте, ведь в таком значительном культовом сооружении должна же звучать музыка, предполагал он. Но еще раз просмотрев ее, он нашел лишь описания «искрящихся золотистых самоцветов» и «причудливых бирманских одежд», и статья ему быстро наскучила. До сегодняшнего дня, пока Эдгар не увидел пагоду собственными глазами, он считал, что совершенно забыл о ней. Издалека храм был похож на блестящую безделушку.
Пароход замедлил ход. Теперь среди зелени на берегу регулярно появлялись хижины. Эдгар застыл, пораженный, заметив подальше от берега слонов-носильщиков за работой: погонщики сидели у них на шеях, в то время как животные вытаскивали из воды гигантские бревна и складывали их. Он смотрел на них во все глаза, изумленный силой этих созданий, тем, как они выдергивали бревна из воды, будто те ничего не весили. Пароход приблизился к берегу, и Эдгар смог лучше разглядеть слонов: было видно, как по их шкурам стекают ручейки бурой воды, когда они с плеском выбираются на берег.
На реке появлялось все больше судов; двухпалубные пароходы, старые рыбацкие лодчонки, расписанные витиеватыми бирманскими письменами, крошечные гребные шлюпки и юркие ялики, казавшиеся хрупкими и с трудом выдерживающими одного человека. Были и другие незнакомые судна с причудливыми формами и оснасткой. Мимо них вдоль самого берега проплыл странный корабль с огромным парусом, хлопающим на ветру, над двумя парусами поменьше.
Совсем скоро они достигли пристани, на берегу показалось несколько правительственных зданий в европейском стиле, рядом с которыми можно было видеть основательные кирпичные постройки с гладкими колоннами.
Пароход подошел к крытой пристани, соединенной с берегом длинной складной платформой, на которой толпились носильщики в ожидании работы. Судно замедлило ход, машины завертелись в обратную сторону, чтобы затормозить. Один из матросов перебросил на пристань канат, где его подхватили и обмотали вокруг швартовных тумб. Носильщики, почти обнаженные, если не считать набедренных повязок, обмотанных вокруг талии и пропущенных между ног, засуетились, спуская с пристани трап.
Тот громко ударил по палубе, и они тут же кинулись по нему на пароход, чтобы взять у пассажиров багаж. Эдгар стоял в тени тента и наблюдал за носильщиками. Они были невысокого роста, вокруг головы были обмотаны полотенца, защищавшие их от солнечных лучей. Тело пестрело татуировками, которые тянулись вдоль торса, появлялись из-под повязок на бедрах, замысловато перевивались и заканчивались где-то немного выше колен.
Большинство пассажиров со скучающим видом продолжали стоять на палубе, переговариваясь друг с другом, некоторые показывали на какие-то здания на берегу. Он снова повернулся к носильщикам и наблюдал, как они двигаются, как шевелятся татуировки, когда мускулистые руки напрягаются под тяжестью кожаных чемоданов и дорожных сумок. На берегу, в тени деревьев, у кучи багажа, которая все росла, толпились ожидающие. В стороне от них Эдгар заметил стоявших у невысоких ворот британских военных в форме цвета хаки. За ними тянулись вдоль берега раскидистые баньяны, смутно виделось какое-то движение, мелькали пятна темного и светлого.
Наконец татуированные носильщики закончили сгружать багаж, и пассажиры потянулись по дощатому настилу к ожидающим их экипажам, появились женщины под зонтиками, мужчины в цилиндрах и пробковых шлемах. Эдгар пошел следом за пожилым господином, с которым разговаривал утром, старательно удерживая равновесие на шатких сходнях. Вот он ступил на пристань. В его маршрутном листе было сказано, что на пристани его встретят представители британской армии. Но их не было. Эдгара охватил краткий приступ паники: «Может быть, их не известили, что я прибываю?»
Позади охраны возникло какое-то движение, словно там пробуждалось какое-то животное. Он мгновенно вспотел и достал платок, чтобы вытереть лоб.
