Ирина Лобановская - Искушение
Ариадна Константиновна резко повернулась и ушла.
Когда Катя выздоровела, то получила в нагрузку класс коррекции...
- А кто-нибудь из этих детей переходил в обычный класс? - спросила она директора.
- Как же, как же... - ухмыльнулся он. - Только из обычного в коррекцию.
Однажды Катя спросила класс:
- Вы знаете, кто такой Аркадий Петрович Гайдар?
Молчание. Дети переглядывались в недоумении. Потом Акрам Таишев хмуро пробубнил:
- Ишь ты оно как... Опять, что ли, нового учителя дали? Нам и своих хватает.
Это была не шутка.
Расстроенная Катя после уроков рассказала все директору. Тот захохотал.
- Ну да, ну да! А вы мне толкуете про перевод в обычный класс. Вообще это настоящая хохма, но на самом деле грустная наша действительность. В современной энциклопедии абзац про Егора Гайдара раза в полтора, а то и в два больше, чем про Аркадия Гайдара. Чего же с коррекционщиков требовать? Вы, Екатерина Кирилловна, у них очень не выкладывайтесь, поберегите силы для девятого "А". С этими делайте упражнения из учебника, им и того достаточно. - И повторил: - После девятого они все уйдут. Живите легко и спокойно.
Но жить легко очень трудно. А чтобы быть спокойным, человеку нужно перестать думать, а только мечтать. И трудно себе представить, что все в наших руках, но их все равно нельзя опускать. Не отчаивайтесь... И никогда не переставайте улыбаться, даже когда очень страшно. Ведь кто-то может влюбиться в твою улыбку. Влюбиться... в улыбку... несерьезно... странно...
Однажды Катя задумалась и вдруг поняла, чем отличается иностранец от русского - именно улыбкой. У них она нерусская, неестественная, во все тридцать два, которые нужно обязательно показать до самого последнего. Продемонстрировать зубки и заодно похвалиться своим протезистом и возможностями. Улыбка напоказ. Нужна ли такая вообще? А мы не лучше других наций. Мы просто другие, совсем другие. Изменить это невозможно, как нельзя превратить зиму в лето. Значит, чтобы правильно оценивать ситуацию, надо всегда помнить о различиях.
В тех странах, где живут хорошо и беззаботно - там (это обратная сторона обычной медальки) начинают скучать. И тогда увлекаются протестами не пойми против чего и за что конкретно. В просторечии - с жиру бесятся.
А в чем первейший долг человека? В преумножении человечества и человечности. Если Бог поручил нам родиться русскими и россиянами, мы должны выполнять этот долг, прежде всего, в своем обществе и на своей земле.
Все мы проходим по Земле безвозвратно. Но нужно постараться сделать так, чтобы, когда мы пройдем, страна осталась. Страна, а не развалины и руины. А безответственные люди вечно перекладывают ответственность на погоду, правительство и соседей. Готовы с ходу делегировать свой долг, но когда есть кому принять его на плечи. Общество отвечает за человеческую темноту, за воспитание, образование, культуру. Когда душа полна мрака, в ней зреет грех. А виновны не только грешники - в конце концов, кто из нас без греха? - но и те, кто к грехам подталкивают.
Кто-то писал, кажется, Анастасия Цветаева, что их родители особенно воспитанием детей не занимались, а воспитывала сестер полоска света из кабинета отца, когда бы ночью они не проснулись. Далеко не во всех семьях есть такая полоска.
А Россию - ту, которую мы знаем и которой верим, потому что остаемся в ней жить в самые неприветливые века, создали в ее нынешнем виде Пушкин и Великая Отечественная война. Все мы вышли из шинели Сталина, как классическая русская литература - из Гоголевской. И это в Европе да в Америке практика - критерий истины, а у нас в России истина - мысли человеческие. Хотя в последнее время Катя искала иные критерии. И нашла. Истину принес Бог... Так что не стоит искать дальше.
- Кто не умеет уважать слабых, тот никогда не научится подчинять сильных! - заявила однажды Катя Доброву. - Нельзя управлять людьми, не умея их прощать. И как бы крепко и долго ни спали люди, они все равно проснутся. Хорошо бы до Страшного суда... И вообще управление людьми - это, прежде всего, управление их чувствами. А известная и популярная поговорка, согласно которой яйца надо обязательно раскладывать по разным корзинам, касается лишь куриных яиц.
Она не умела держать язык за зубами именно тогда, когда это было крайне необходимо и просто выгодно.
- Вы, Екатерина Кирилловна, заблуждаетесь! И серьезно, - начал уверять директор. - Но учтите: человек никогда не заблуждается один. Каждый распространяет свои нелепости между окружающими. Вас погубит односторонность подхода. Из вашего окна всегда видно что-то одно и то же. Ну да, ну да! На самом деле добрым словом и пистолетом можно достичь хороших результатов, которых не добьешься одним добрым словом или одним пистолетом. А начет образования... Если сыновья оставили отца и родной дом и бросились в математику или физику, совершенно ясно, что такие головы далеки от мысли о хлебопашестве. Однако земледелие вдесятеро лучше всех крученых наук, потому что нужнее людям.
- Когда человек перестает учиться, он начинает умирать, - пробубнила Катя.
Максим Петрович с досадой махнул рукой.
- Да завязывайте вы с этой своей диссидентской привычкой - думать! В вашем возрасте и на вашей работе давно пора уже знать. Недостаточно определять нравственность верностью своим убеждениям. Надо еще беспрерывно себя спрашивать: а верны ли мои убеждения? И не стоит искать себе подвиги: Родина-мать вас без них все равно ни за что не оставит. Эти ваши коррекционщики, о которых вы так печетесь... Да, наверное, им в школе не слишком комфортно, но сложностей у них нет.
- Нет сложностей?! - ахнула Катя. - Да вы на них посмотрите! В их глаза! Придите ко мне на урок! Поговорите с ними!
Директор опять отмахнулся.
- Извините, Екатерина Кирилловна, я лучше зайду к вам в девятый "А". Вера Алексеевна недавно рассказывала, как коррекция написала последнюю контрольную. Таишев - четыре ошибки, Соколов - шесть, Петровский - восемь, а у Степанова вообще пятнадцать! Хотя примеров в контрольной было шестнадцать. А на географии... Петровский услышал, видно, впервые, что Колумбия находится в Америке. И ахнул. "Как это так?! Страна в стране?!" Валентина Ивановна тоже поделилась... Спросила у них, почему, войдя в Москву, французское войско сразу потеряло дисциплину и боевой дух. А Соколов в ответ вопит: "Зима наступила, снег пошел, вот они начали мерзнуть - и ничего уже толком не могут!" Валентина удивилась: "Зима, снег"? Французы вошли в Москву в сентябре". Соколов малость приуныл: "А-а... Ну, тогда не знаю". Валентина обозлилась: "Андрей, ты хоть думай немного, прежде чем что-то сказать". И тот, совершенно не обидевшись, сообщил : "А я никогда не думаю. Я говорю первое, что в голову придет - вдруг угадаю и окажется правильно". И развлекаются они, как "пятачки". Иду на днях по школе ранним утром, еще пусто, тихо, темно... Таишев встречает в коридоре Соколова. "Привет! А чего в класс не идешь?" - "Там темно!" - "Ха! Да сейчас пойдем и свет зажжем, чего дрейфить!" Пошел уверенно впереди. Меня они не заметили. Открыл ваш любимец Таишев дверь, вошел в класс. В темноте шарит выключатель... И тут из-под парт с воем выскакивают Петровский и Шутов. С включенными фонариками. Они там спрятались и сидели, а Таишев, великовозрастный детина, заманивал других в темный класс, чтобы напугать.
- Это дети! - сказала Катя. - А Таишев труден не потому, что труден. И зачем его без конца ругать? Живой человек...
- Как же, как же! Дети... - хмыкнул Максим Петрович. - Прозрейте, Екатерина Кирилловна! Что вы без конца открываете хорошо известные истины? Вы сделайте себе зарубочку на память: публичным бывает исключительно стриптиз, а не поиск истины.
Добров - человек добрейший или нет? - окончил философский факультет МГУ, много знал и много читал, отлично говорил, хотя порой долго и витиевато, отличался изумительной памятью... А потому нередко сыпал афоризмами. Как своими, так и чужими. Окружающие не могли отличить, где чьи.
Катя сначала очень его боялась, потом привыкла. Хотя ее долго настораживали директорские глаза-червоточинки за толстенной броней очков. Лопатообразное лицо Добров очень ловко "подправлял" мягкой бородой.
Прежде всего, Максим Петрович огорошил Катю, услышав о ее простуде, грозным заявлением:
- А у нас, Екатерина Кирилловна, болеть не принято!
И посмотрел на нее глазами, увеличенными толстенными стеклами очков, полными бесконечной укоризной.
Затем, под Новый год, директор начал настойчиво поговаривать о работе тридцатого декабря, а, может, и потом... Тут Катя не выдержала:
- Вот что хотите со мной делайте, хоть увольняйте, но уж тридцать первого декабря я работать не буду!
На что Добров удивленно и невинно поднял брови и тихонько сконфуженно спросил:
- Да-а? А почему?!
Катя засмеялась. И с того момента начала понемногу привыкать к директору.
Бессонными вечерами мысли часто, покрутившись и побившись друг о друга, возвращались к детству.
