Михал Вивег - Роман для женщин
Мы проходим мимо такси и направляемся к стоянке.
— Так поцелуй себя в задницу! — раздается позади нас с приглушенным смешком.
Оливер оборачивается, но оба таксиста уже плетутся обратно в зал аэропорта. Мама ошеломленно глядит им вслед.
— Между прочим, — сообщает нам мама, — таможенник на паспортном контроле ковырял пальцем в ухе. А потом той же рукой вернул мне паспорт…
— Вот западло, — говорит Оливер.
— А разве нет? На рукаве формы у него государственный символ! — качает головой мама. — Что эти типы вообще себе думают?!
Мы подходим к последнему ряду припаркованных машин.
— Плюнь на это, мама, — успокаиваю я ее и быстро меняю тему. — Так когда будет свадьба? Вы уже определили дату?
Но маму занимает совсем другое. Она останавливается.
— Позволь мне угадать, — говорит мама Оливеру и безошибочно указывает на его старую «шкоду», — она, да?
Я люблю эту машину, но сейчас вижу ее мамиными глазами: левое крыло другого цвета, местами ржавчина, колеса грязные, выцветший лак… Среди остальных, по большей части иномарок, она выглядит жуткой рухлядью.
— Так это твоя? — смеется мама.
— Бинго, — кивает Оливер.
— Я точно знала, что у тебя именно такое авто, — говорит мама удовлетворенно, столь удовлетворенно, что мне становится даже не по себе.
— «Шкода-105» больше, чем просто авто, — говорит Оливер, открывая побитую дверь. — «Шкода-105» — стиль жизни…
Как бы он ни острил, чувствую, что мамина язвительность ему неприятна. Мы садимся, мама садится сзади. В машине холодно, не убрано, более того, тут всегда чем-то пахнет (Оливер уверяет, что это мои выдумки). Он с шумом заводит мотор.
— Абсолютно беззвучный мотор… — скалится он.
Мне приятно, что ради меня он пересиливает себя. Мы покидаем стоянку.
— Все утверждают, что разница во времени — самое худшее, — раздумчиво говорит мама. — Думало, это неправда. Куда хуже разница в культуре…
Для Оливера это уже чересчур. Он неожиданно оборачивается к маме.
— Знаешь что, Яна? — говорит он. — Только не обсирай нас из своей Америки…
Мама вздыхает, но уже не говорит больше ни слова. Остаток пути мы молчим. Когда Оливер останавливается у бензоколонки, я пересаживаюсь назад к маме и трусь лицом о ее шею.
— У тебя жутко холодный нос, — говорит мама. — Холоднее, чем всегда.
— Ага.
— Было дело?
— Сегодня утром.
— У меня тоже утром, — говорит мама.
Мы улыбаемся друг другу.
— Ну как Стив? Когда свадьба? — спрашиваю. — Рассказывай…
Мама смотрит, как Оливер вешает насосный пистолет на стояк и идет расплачиваться.
— Никакой свадьбы не будет.
Я в шоке.
— Как не будет?!
— Он идиот. Хочет голосовать за Буша. Обожает оружие.
— Постой! — обрываю ее. — Ты не выйдешь за богатого, успешного, внешне привлекательного и вежливого Стива только потому, что он хочет голосовать за Буша?!
— Ни за кого, кто за смертную казнь, я не выйду, — решительно говорит мама. — Кроме того, он настаивал на церковном обряде…
Оливер возвращается.
— Я не хочу сейчас говорить об этом, — добавляет она поспешно.
Глава XIX
А кроме всего, через неделю Душички[67].
Мама этот праздник ненавидит всей душой и совершенно его игнорирует.
— Для того чтобы вспомнить, что мои прародители, мать, отец и муж — все до единого мертвы, мне ни к чему находить в календаре День поминовения усопших, — объяснила она мне, когда несколько лет назад я напомнила ей, что надо навестить папину могилу, — я отмечаю это весь год…
Возразить мне было нечего.
Бабушка Душички, естественно, отмечает, и тот, кто ей ежегодно в конце октября покупает свечки (бог знает почему, она настаивает на фиолетовых), букеты ирисов, маленький веночек и в этот день провожает ее на кладбище, разумеется, я. Обычно мы добираемся туда на такси, но на сей раз нас везет Оливер.
— Кто этот человек? — спрашивает меня бабушка с подозрением.
Она прямо сидит на заднем сиденье, на коленях у нее свечки и венок, и показывает на Оливера согнутым указательным пальцем.
— Это мой друг Оливер, бабушка.
Никакой реакции.
— Тут холодно, — недовольно говорит чуть погодя бабушка. — А тебе тут не холодно?
Теперь в машине уже жарко. Оливер поворачивает ручку отопления до предела и по-дружески улыбается бабушке.
Бабушка не отвечает на его улыбку, напротив, вид у нее довольно хмурый.
— Почему мы не едем на такси? — спрашивает она.
— Потому что Оливер был настолько любезен, что предложил отвезти нас на кладбище.
Бабушка ухмыляется и мое сообщение оставляет без комментария. Она начинает мурлыкать песенку «Коней две пары во дворе, на них не пашут в ноябре». Я смотрю на Оливера и глажу его по бедру. Бабушка вдруг затихает. Я быстро отнимаю руку.
— Так что, Лаура? — наклоняется ко мне бабушка и подмигивает.
Я знаю, что последует.
— Значит, у тебя уже есть парень?
— Есть, бабушка, — говорю я. Иду на риск: — Зовут его Оливер.
Бабушка презрительно смеется.
— Да ну тебя, — говорит она. — Что за дурацкое имя…
2На кладбище я перед ним немного смущаюсь и потому спасаюсь цинизмом.
Прежде чем нам с бабушкой удается пробраться сквозь поминальную толпу к папиной могиле, проходит чуть ли не двадцать минут. Бабушка сразу достает из сумки необходимые инструменты и берется чистить мрамор. Я боюсь, как бы она не заплакала, но, к счастью, она лишь ругает кладбищенскую контору. Оливер растерянно отходит в сторону. Я откашливаюсь.
— Здравствуй, папа, — обращаюсь я вполголоса к тем нескольким посеребренным буквам. — Как твоя жизнь?
Папа не отвечает.
Я все еще не могу привыкнуть к этому.
— Вон там Оливер, — сообщаю я папе приглушенным голосом. То есть Пажоут… Ты, наверное, знаешь его по маминым рассказам.
3Душички мама саботирует, зато уже несколько лет справляет День благодарения. Я знаю, милые дамы, что вы хотите сказать. Да, День благодарения — американский праздник. Но как вы, верно, догадались, началось это тогда, когда я встречалась с Джеффом.
Джефф в середине декабря улетал к родителям в Штаты и хотел, чтобы я отправилась вместе с ним. Я напомнила ему, что мы с мамой Рождество не празднуем, и вежливо отвергла его предложение. Джефф огорчился, но тотчас следом предложил мне, чтобы мы вместо Рождества отметили Thanksgiving Day, День благодарения. Сперва мне это показалось полным абсурдом, но маму, как я и предполагала, предложение Джеффа привело в восторг.
Утром в назначенный день она убрала всю квартиру, приняла душ, подкрасилась и надела нарядное платье. Я наблюдала за ней с некоторым любопытством. Джефф приехал вскоре после обеда в превосходном темно-синем костюме и начищенных до блеска полуботинках (поэтому мама даже простила ему, что индейка и три бутылки калифорнийского Chardonnay он нес через всю Прагу в пакете). Он снял пиджак, закатал рукава рубашки, чуть освободил галстук, обвязал вокруг пояса фартук и приступил к готовке. Должна заметить, что выглядел он вполне сексуально (во всяком случае, мама при нем была абсолютно раскованна). Он нафаршировал индейку миндальной начинкой, поставил в духовку и, не забывая подливать туда воду, переворачивал ее и при этом еще готовил брусничный соус и картофельное пюре с луком. Мама весь вечер буквально сияла от радости и говорила, что на будущий год мы непременно повторим это.
На будущий год Рикки изо всех сил старался соответствовать ее желанию.
4После Рикки эстафету новой семейной традиции принимает бедняга Оливер.
— Что, что? — ужасается он, когда я осторожно намекаю ему, что ожидается от него в последний ноябрьский четверг. — День благодарения?! Я не ослышался?
— Да, ну да… — говорю я извиняющимся тоном.
— Американский христианский праздник Thanksgiving? — изумляется он все больше и больше. — Почему мы не празднуем песах в память исхода израильтян из Египта? Или Рамадан?
Я объясняю ему, как это возникло.
— Хорошо, что ты еще не встречалась с китайцем, — усмехается он. — А то пришлось бы справлять с вами китайский Новый год…
— Оливер! — говорю я и многозначительно замолкаю. — Это наше личное Рождество взамен настоящего… Понимаешь?
— Н-да, понимаю… — стонет Оливер, сдавливая обеими руками виски. — Нет, этого я понять не могу. Что поделаешь, извини. Я серьезно не понимаю этого.
— Но все равно я была бы очень рада, если бы ты пришел. Причем в своем черном костюме.
— Ты что, шутишь? В костюме? Ни за что!
— Прошу тебя.
— Говорю — нет.
— Сделай это для меня. Пойми: тебя приглашает мама… Ты, пожалуй, согласен со мной, что этот ее жест нам надо уважать…
