Мария Песковская - Там, где два моря
Только вот знакомо все до последней трещинки в асфальте. А потому скучно.
Ой, золотко, ее любимый сыр купил – с большими дырками! Скоро он придет и они будут есть самую вкусную еду на свете. Потому что дома.
У московских шоколадных конфет снова появился вкус.
«Мы не относимся к тебе плохо». За что?!..
От всех напастей, от всех обид мира верное патентованное средство – уткнуться в родное упругое плечо, зарыться носом в ключицу, укусить мягкие губы...
Что сказала Аня? Да не Аня это... Тем хуже для нее.
Это все ничего!.. Мама погладит обеих девочек по одинаковым маковкам. Завтра же. А папа погладит всех троих. В своем пряничном домике.
Так что там сказала Аня?
Маша немало удивилась, когда Ядренов передал ей трубку – они попрощались еще накануне, успешно завершив все «связи с общественностью».
«Я и моя сестра – мы не хотим тебя знать! Мы не хотим тебя ни видеть, ни слышать», – транслировала Аня негодующе и почти торжественно. Услышав это, Машка задохнулась и села на свою косметику – в сумку ничего не помещалось. (Щас поместится!) «Ты никогда не будешь членом нашей семьи!» – («Ха! Как будто я набивалась!» – скривилась Маша, но слушала все еще молча.) – «...И не смей тянуть деньги с отца!» – («...?!!») – «Я желаю тебе всего хорошего. Хорошо тебе долететь».
На этом месте у Маши шевельнулось желание что-то объяснить, только что она могла объяснить – она сама ничего не понимала. Понимала только, что прилетела Яна и не остыл ее глупый запал. Или там случилось что-то, что-то произошло, о чем она не знает. А Янка не знает, что она не знает. Короче, она по уши в дерьме и при этом ни сном ни духом... Хреновина какая-то!
«Аня, ты не права!» – это уже вслух. Но слова ей никто не давал, и трубка взорвалась отборным матом. Ну вот, в общем, и все.
Главное – не опоздать на самолет? Главное – это вовремя нажать на отбой.
– Да, это не «Глэп»! – сказал не в тему Сеня, поддев носком ботинка примятую пустую банку из-под пива.
Вечно берег замусорен всякой дрянью! Что за люди?!
– Представляешь, они полдня меня вызванивали и спрашивали у отца, где я была и чем занимаюсь!..
– Что-то мне это напоминает: «Я гналась за вами три дня...» – вспомнил Семён.
– Да-да!.. «...чтобы сказать, как вы мне безразличны!»
Это была фраза принцессы из его любимого фильма.
– А что ты ответила... м-м... Ане? Ну насчет того, что... «не тяни деньги с отца»?
– А что я могла ответить?.. Только рот раскрыла!..
– Ха, чтобы ты – да не ответила!..
– Ты знаешь, никогда не нужно никому ничего доказывать. Для него я всегда была «отрезанный ломоть», а теперь тем более, – говорила Маша, а ветерок с Удачного обдувал ее лицо, тронутое нездешним загаром.
Она улыбалась. «Улыбайся!..» – сказал вчера папа. «Удача приходит к тем, кто улыбается!» – «Улыбайся!» – отозвались Воробьевы Горы. Она растягивала губы в улыбке, а глаза не верили нелепому движению губ.
Закат на берегу Енисея волшебно менял освещение и цвет воды каждую секунду. До воды метров сто вниз: если чуть отступить, покажется, что за натоптанной дорожкой сразу обрыв. Сюда бы турков – и они скажут, что это самое красивое место на земле.
Сегодня в зеркале Маша увидела лицо Яны.
Интересно, как Яна?..
«Вы сыграли в одну игру – и обе проиграли».
Да, это Вадик должен был передать ей про украденный паспорт. И про билет. И про...
Босс уполномочен заявить... Был уполномочен. Должен, но не обязан.
«Он что, мой лучший друг? Почему она сама мне ничего не сказала?» – недоумевала Маша.
«Ладно, я пошел», – снова увиделось ей. Ядренов пошел медленно, ссутулясь и прихрамывая. Хотелось тогда догнать его и взять за руку.
...Эх, хорошему человеку жизнь испортила! С самого начала, самим фактом своего появления на свет. Циничная вы девушка, Марья Андревна! Дык, ёлы-палы, яблоко от яблони...
Закатное солнце мягко и оранжево стелилось по диким склонам на том берегу и разбавляло смог, смешанный с туманом, ниже по течению, обволакивая выступающие этажи, трубы и крыши. Отсюда все смотрится акварельно-романтично – и мост с расхожей «десятки», что едва угадывается, и ржавые баржи с серой, изумительно-желтой на фоне воды... Но и сотня художников не справится с полотном, столь масштабным по линии горизонта, нюансам и полутонам.
Да было ли все?..
Маша Ядренова разглядывала фотографии...
Директория C. ...или «Ариадна» в поисках страсти, славы и сытости
Файл 1.docСтрасть к семейной жизни
Уже выпал первый снег и прошел последний дождь. Сразу после. Осень, которой так не хотелось, медлила уходить в зиму, затяжную и вредную...
– Что-то я забыл, что ты в этом. Я думал, как всегда, в красном пальто.
– Оно мне надоело.
– Ты выглядишь как защитница животных, – сказал он, коснувшись воротника из искусственного меха на ее куртке, – а так ничего. Гринпис на прогулке.
– Мне надоело защищать животных. Я хочу шуб у, – сказала она, и очередная булавка впилась в его тонкую кожу. Его не защищал никакой Гринпис.
– Мы купим тебе шубу, – ответил он, едва ли понимая, о чем идет речь, но эти слова были самой сладкой музыкой из его уст.
Нет, она не была феминисткой. Точнее, перестала ей быть, как только вышла замуж. Вопрос «когда?» она задавала только в плохом настроении.
Как-то устоялось все.
Вспышки семейных ссор становились все короче. Вспомнить, с чего все началось, было по-прежнему невозможно, зато она каждый раз ловила себя на том, что уже говорила ему вот эти самые слова, выкрикивала в лицо, и звенело стекло в стукнувшей об косяк двери, или кричала шепотом, что еще хуже, потому что потом нужно идти и тихо плакать. А значит, она права! Права!.. Он никогда не отирал ее слезы, потому что прав был, конечно, он, но научился подходить гораздо скорее, чем прежде, чтобы обнять ее за плечи и предложить мир без аннексий и контрибуций до выяснения всех причин. Причины были и так ясны, и выяснять все поздно, поздно. Они вляпались друг в друга навсегда, а если нет, то только оттого, что однажды он может устать подходить к ней, чтобы обнять ее за плечи. И тогда ее слова о том, что это всё и больше ничего не будет, понимаешь, ничего, и все было зря, окажутся чудовищной правдой.
Он каждый раз не понимал: ну почему, почему она становится в какие-то моменты такой стервой, сущей бестией, и какому затмению он этим обязан. В своей обиженности он был беззащитнее ребенка, наверное поэтому она старалась даже не смотреть в его сторону. Ее злил его вечно полураздетый вид, но мальчишеский вихрастый затылок мог вызвать неуместный приступ нежности, и тогда все начнется заново. Да еще эта сиротская яичница на ужин... И опять ей захочется его покормить... «Это я такая добрая – ты должен ценить! Ты и не понимаешь, как тебе повезло!..» Он понимал.
Ей же начинало не хватать его тепла, его рук, его шутливых подначиваний... И она, безусловно пострадавшая сторона, отчаявшись хоть что-то ему объяснить, принимала его толкование событий и уже едва слушала его, потому что все не важно, не важно...
Наверное, так надо.
Что-то их связывало.
Ему всегда было жарко. Она все время мерзла. Он, и вправду, ходил все время почти голый и устраивал сквозняки. Она куталась. «Ты представляешь, вот будут у нас дети, – говорила она, – а ты в таком виде...» – «Ну тогда я что-нибудь надену», – соглашался он. На всякий случай. И ворчал, что опять закрыта форточка.
В телевизоре показывали огромный, шумный и сияющий проспект, по проспекту неслись дорогие автомобили, глянцево сияя боками и слепя фарами, в машинах сидели красивые люди, молодые и преуспевшие.
– Трудно возвращаться из большого мира в маленький серый город, – почему-то сказала она.
– Это точно не моя жизнь, – отвечал он.
– А где моя жизнь? Может быть, вот эта... Не знаю до сих пор.
Она придвинулась к нему еще ближе, а он сказал ей, какая она мягкая. Вся.
– Лю, ты тюленя, – сказал он, – иди работай. Тебе надо работать.
Файл 2.docЛюся и карьера. Очень творческий директор
– Здрасте, мне нужна Людмила Собольская. Я правильно попала?..
– Да, вы попали. Правильно.
– Мне дали ваш телефон... Вы действительно занимаетесь рекламациями?
– «Рекламациями»? Пожалуй, нет. А что вы имеете в виду?..
– Скажите, а что вы рекламируете?
– За что платят, то и рекламируем. А вы, простите, кто будете?
– Я буду... Я представляю фирму «Портупеев и Ко». Меня зовут Зинаида. Голубева.
«Ба-а!.. Зинка!!! Голубева!!! То-то, я думаю, голос знакомый!.. А она меня не узнала... Фамилия-то другая!..» – удивилась Люся, но не сильно. Как будто каждый день ей звонят бывшие одноклассницы! Впрочем, Люся говорит, что она уже давно ничему не удивляется.
– Вы знаете, мне представили вас как очень серьезную деловую женщину... – сказала Зинка.
Она не видела, как Людмила Собольская надувает щеки от важности, а может, едва сдерживая смех. И ерошит короткие волосы. От задумчивости. И покрывается нервными пятнами. Хрен знает от чего! По телефонным проводам изображение пока не передают. Это и к лучшему.
