Стивен Ликок - Охотники за долларами
Здесь сотрудник остановился, рассудив, что ему еще хватит времени, чтобы решить, с какой стороны смерть доктора Тийга нанесет удар Франции.
Так, на словах и на бумаге, в течение трех дней составлялись некрологи о докторе Тийга.
За это время о нем было сказано и написано больше теплых слов, чем за все тридцать лет его деятельности.
Между тем к концу третьего дня состояние здоровья доктора Тийга обнаружило первые, еще слабые признаки улучшения.
Однако к тому времени мир уже настолько изменился, что совершенно забыл о его существовании.
Глава шестая
БОГОСЛУЖЕНИЕ ДОСТОПОЧТЕННОГО АТТЕРМАСТА ДАМФАРЗСИНГА
— Итак, господа, все согласны с намеченной кандидатурой?
Мистер Дик Оверенд окинул взором собравшихся за столом членов совета церкви св. Осафа. Они заседали в верхней комнате Мавзолей-клуба. Официальным местом собраний совета было обширное помещение церковной ризницы. Но несколько лет тому назад членам совета показалось, что там сквозит, и они перенесли свои совещания в клуб, где сквозняков не было.
Мистер Дик Оверенд сидел на председательском месте рядом со своим братом Георгом и доктором БумерОм. Присутствовали еще мистер Баулдер, мистер Скипнер (глава конторы «Скипнер и Байтем») и остальные члены церковного совета.
— Итак, мы согласны остановить наш выбор на достопочтенном Аттермасте Дамфарзсинге?
— Согласны, согласны.
— Замечательный человек, — сказал доктор Бумер. — Я слышал его проповедь в церкви, где он сейчас служит. Она навела меня на мысли, которые не приходили мне в голову уже много лет. Мне никогда не приходилось слышать более здравой и научно обоснованной проповеди.
— Мне пришлось слышать его проповедь в Нью-Йорке, — сказал мистер Баулдер. — Обращаясь к бедным, он упрекал их в нечестном образе жизни. Никогда еще с кафедры шотландской церкви не раздавалось таких гневных инвектив.
— Он шотландец? — спросил один из членов церковного. совета.
— Из древнего шотландского рода, — ответил президент университета.
— О! — пронеслось по залу. Затем последовало продолжительное молчание.
— Женат? — спросил кто-то из членов совета.
— Насколько я знаю, — ответил доктор Бумер, — он вдовец, и у него маленькая дочь.
— Ставит ли он какие-либо условия?
— Только два, — заявил председатель, просматривая заявление кандидата, — Требует абсолютной независимости и гарантированного жалованья. Во всем остальном предоставляет себя в наше полное распоряжение.
— А каков размер жалованья?
— Десять тысяч долларов в год, с выплатой вперед по четвертям.
— Очень хорошо! Прекрасно! Вот это человек! Как раз такой нам и нужен! — отвечали хором члены церковного совета.
— Уверен, господа, — сказал мистер Дик Оверенд, — что выражу общее мнение, если скажу, что мы не желаем иметь «дешевого человека». Некоторые претенденты на настоятельское место, чьи кандидатуры мы здесь обсуждали, во многих отношениях, особенно в религиозном, были бы вполне приемлемы для нас. Так, например, имя доктора Скуирта произносилось всеми присутствующими с большим уважением. Но он — «дешевый человек» и потому не нужен нам.
— Сколько получает доктор Дамфарзсинг на своем нынешнем месте? — спросил доктор Бумер.
— Девять тысяч девятьсот долларов, — ответил председатель.
— Тысячу четыреста долларов.
— Итак, решено, — с чувством облегчения вырвалось
Да иного решения и быть не могло.
— Полагаю, — сказал мистер Георг Оверенд, когда все начали подыматься, — что, приглашая доктора Дамфарзсинга, мы не совершили несправедливости, так как уверен, что доктор Тийг не будет в состоянии продолжать свою работу. — Я тоже абсолютно уверен в этом, — заявил доктор Бумер. — Бедный доктор Тийг! Я слышал от доктора Слайдера, что он делал сегодня утром безуспешные попытки сесть в постели. Сиделка еле-еле уговорила его лежать спокойно.
— Вернулась ли к нему способность говорить? — спросил мистер Баулдер.
— Фактически да, но Слайдер уверяет, что он не пользовался ею. Дело в том, что его мозг все еще не в порядке. Сиделка рассказывает, что сегодня утром он протянул руку за газетой и, по-видимому, хотел прочесть одну из передовых статей. Это так трогательно, — заключил доктор Бумер, качая головой.
Таким образом, вопрос был решен, и на следующий день весь город узнал о том, что в церковь св. Осафа приглашен настоятелем достопочтенный доктор Аттермаст Дамфарзсинг и что он принял это приглашение.
Через несколько недель после заседания церковного совета достопочтенный Аттермаст Дамфарзсинг поселился в церковном доме и приступил к исполнению своих обязанностей. И он сразу сделался единственной темой разговоров среди обитателей Плутория-авеню.
— Видели ли вы нового настоятеля церкви св. Осафа?
— Слышали ли вы проповедь доктора Дамфарзсинга?
— Вы не были в церкви св. Осафа в воскресенье? О, вы непременно должны сходить туда!
— Более интересной проповеди я никогда не слыхала!
Впечатление получилось сильное и определенное, в этом не могло быть никакого сомнения.
— Милая моя, — рассказывала мисс Бенкомхирст одной из своих подруг, описывая встречу с новым настоятелем, — я никогда не видела человека более замечательного. Сколько мощи в лице! Мистер Баулдер представил его мне на авеню, но он, кажется, даже не взглянул на меня, а только пошевелил бровями. Никто никогда не производил на меня столь сильного впечатления.
В первое же воскресенье Аттермаст Дамфарзсинг обратился к пастве с проповедью о вечном наказании, ожидающем грешников; при этом его черное одеяние развевалось, а сам он наклонялся вперед, грозя кулаком. Доктор Тийг за все тридцать лет своего служения никогда не грозил кулаком, а что касается достопочтенного Фарфорзса Ферлонга, то он просто не был способен на это;
Но достопочтенный Аттермаст Дамфарзсинг объявил своим прихожанам, что уверен: по крайней мере, семьдесят процентов из них обречены на вечные муки; он даже не употреблял выражения «вечные муки», а все время упорно твердил «ад». Между тем этого слова ни в одной из церквей города не упоминали уже лет двадцать или тридцать. В следующее воскресенье число прихожан настолько возросло, что новый настоятель повысил число грешников до восьмидесяти пяти процентов, и все ушли домой из церкви в восторге. Молодые и старые толпами стремились в церковь св. Осафа. Спустя какой-нибудь месяц число молящихся в церкви св. Асафа настолько поредело, что тарелочный сбор, по подсчету мистера Ферлонга-старшего, не окупал даже расходов по его организации.
Присутствие в церкви большого числа молодежи, сплошной массой занимавшей ближайшие к входу ряды скамеек, вызывало со стороны достопочтенного доктора Дамфарзсинга нечто вроде одобрения.
— Сердце мое радуется, — говорил он членам церковного совета, — что в городе нашлось столько богобоязненных молодых людей, каковы бы ни были их отцы.
В действительности же молодые люди с Плутория-авеню интересовались вовсе не проповедью нового пресвитерианского священника, а кое-чем другим.
— Видели ли вы его дочь? — шептались они между собой. — Не видели? Так непременно посмотрите на нее!
Дело в том, что «маленький ребенок» доктора Аттермаста Дамфарзсинга, как его называли члены церковного совета, представлял собой особу, которая носила присланную прямо из Парижа маленькую круглую шляпку с развевающимся пером, шелковую юбку с четырьмя воланами и башмаки на таких высоких каблучках, что сердце Кальвина разбилось бы при виде их. Тем не менее она одна из всех обитателей Плутория-авеню нисколько не боялась достопочтенного Аттермаста Дамфарзсинга. Вопреки всем правилам, она даже присутствовала на вечерних службах в церкви св. Асафа, где внимательно слушала проповеди достопочтенного Эдуарда; более того, она утверждала, что ей никогда в жизни не приходилось слышать ничего более трогательного.
— Просто умираю от желания познакомиться с вашим братом, — сказала она однажды миссис Филиппине
Оверенд: — он полная противоположность отцу (для нее это была высшая форма похвалы): отцовские проповеди всегда были посвящены религиозным темам.
И Филиппина обещала устроить ей встречу со своим братом.
Но какой бы эффект ни производила Кэт Дамфарзсинг, нет никакого сомнения, что главной причиной изменившегося положения вещей в городе был все же сам доктор Дамфарзсинг.
Что бы он ни делал, все и всегда вызывало общее одобрение.
Он обращал иногда свою проповедь к богачам и говорил им, что они запутались в золотых тенетах, и им это нравилось; устроил ряд бесед специально для бедняков, которым советовал быть особо бдительными, чтобы не погибнуть; читал нравоучения рабочим и разносил их при этом в пух и прах; а в воскресной школе в один прекрасный день так горячо сказал детям о необходимости творить дела милосердия, и к тому же творить их добровольно и немедленно, что на блюдо Кэт Дамфарзсинг, собиравшей пожертвования в пользу воскресной школы, полился целый поток пенни, такой поток, какого не видали в церкви лет пятьдесят.
