Жун Цзян - Волчий тотем
Лошади издали длинное плачущее ржание, одна, потом другая были ранены волками в бок, брызнула свежая кровь. Запах крови крайне возбудил обезумевших волков и сделал их исключительно жестокими, они не обращали внимания ни на что другое, кроме свежей добычи, и, несмотря ни на что, кусали и рвали. Чем дальше, тем раненых лошадей становилось больше, а волки волнами, одна за другой, нападали, продолжали яростно атаковать лошадей. Каждый из нападавших в первых рядах, как вожак, так и его первые помощники, были особенно яростны и жестоки, они запрыгивали на лошадей, вцеплялись зубами в шкуру, после этого запрыгнувший волк, поджав под себя ноги и согнувшись в пояснице, с помощью когтей крепко удерживался на лошади, напрягаясь всем телом, словно натянутая стальная пружина, наполовину вися в воздухе, прокусывал и откусывал куски кожи вместе с мясом, затем быстро спрыгивал с лошади. Волк выплёвывал изо рта кусок, переворачиваясь кубарем по земле, затем вставал, делал несколько больших прыжков, потом запрыгивал на другую лошадь. Следующая за передовыми волками стая наперебой стремилась подражать им, каждый волк стремился внести свой вклад в общее дело, проявить чрезвычайную активность.
Лошади истекали кровью, она фонтанами разбрызгивалась на снег, уже замёрзшую кровь снова покрывала свежая. Многие тысячелетия повторяющаяся жестокость. Волчьи стаи в этом тонком травянистом покрове монгольского нагорья, растерзав огромное число добычи, оставляли от поколения к поколению кровавые следы.
В мутно-бледном свете фонариков два чабана снова воочию увидели почти ежегодно встречающуюся жуткую картину. Но в этот раз они её тем более не могли принять, потому что это были лошади, которые скоро должны попасть в армию, это была гордость степи Элунь, знаменитые счастливые лошади, которым удавалось раз за разом избежать нападения волков, те, ради кого чабаны так много лет рисковали жизнью, в выращивание которых было вложено столько души и сил. И вот так своими глазами видеть, как волчья стая терзает, убивает их одну за другой! Бату и Шацылэн даже плакать не могли, они только, сдерживая себя, негодовали и старались всем телом, ведь они должны были вытерпеть, сдержать, защитить, приложить все силы, чтобы сохранить остаток табуна. Бату всё больше и больше приходилось напрягаться, по своему многолетнему опыту он почувствовал, что эта волчья стая — вовсе не обычная стая, ими всеми руководит предусмотрительный и дальновидный, особенно хорошо знающий степь Элунь вожак. Пусть те волки-самцы, которые с ненавистью бросаются на лошадей и вырывают куски мяса, безумны, волчицы, оставшиеся без волчат, ещё более безумны, но вожак не такой. По тому, как волки постепенно вынуждали лошадей бежать на юг, уже можно было догадаться, что в конце концов собирался сделать вожак. У него была мысль, собрав все силы, любой ценой гнать лошадей, чтобы они попали в трясину, это была привычная для него схема действий. Бату всё больше и больше охватывал страх, он видывал, как волки загоняли в трясину дзеренов, коров и лошадей, но раньше не было такого количества хищников. Он раньше слышал от стариков, что волки заманивали целые табуны лошадей в трясину, так неужели сейчас он столкнулся с такой стаей? Неужели они действительно хотят съесть зараз целый табун? Ему даже было страшно об этом думать.
Бату светом фонаря подозвал Шацылэна, оба чабана, рискуя жизнью, с западного бока табуна рванули на восточный край, чтобы непосредственно препятствовать волкам, с помощью кнутов и света электрических фонарей бить волков и пытаться преградить им путь к лошадям. Волки боятся света, когда он слепит глаза. Два человека на лошадях при слабом освещении фонарей рванули вперёд, так или иначе прикрыли большую половину восточного края линии обороны табуна. Лошади потихоньку начали переводить дух от недавнего страха, быстро настроили беспорядочную перед этим поступь, схватились за последний шанс и понеслись в сторону к востоку от болотистого озера. Лошади понимали, что стоит только обогнуть озеро, и можно мчаться как ветер в лагерь к хозяевам. Так много монгольских юрт, знакомых людей, людской речи, яркого света, а ещё там есть друзья лошадей — злые собаки, которые завидя волков, будут на смерть биться с ними. Хозяева и друзья спасут их.
Всё же волки в степи самые терпеливые в поиске и выжидании удобного случая, поэтому из каждой возможности они максимально выжимают всё возможное, используют её целиком, любой ценой, не позволив ни одной лошади ускользнуть. Лошади уже добежали до граничащей с болотистым солончаковым озером травянистой отмели, тяжёлые лошадиные копыта стали вырывать лежащий снег, почву под снегом и ударившую в нос и в глаза смесь гнилостных испарений в сочетании с едкой солью. У людей и лошадей от этих испарений на глазах выступили слёзы, и сейчас они поняли, что находятся вблизи гибельного места. Кругом — тёмная степь, озера невозможно увидеть, но можно ощутить. Чабаны, не обращая внимания на бившие в нос запахи и плохую видимость из-за слёз, с напряжением открывая глаза, двигались вперёд. Если копыта лошади вырывали почву и испарения не резали глаза, то это означало, что лошади уже вступали в восточный край этого болотистого озера, тогда все животные быстро поворачивали от трясины и продолжали мчаться на юг.
Всадники, лошади и волки бешено мчались плечо к плечу, волки ещё временно останавливались для атак, Бату весь вспотел от напряжения, держа наготове ружьё, опыт десяти с лишним лет, что он пас лошадей, подсказывал ему, что волки обязательно предпримут последний, решительный удар, а если снова не атакуют, то больше у них случая не будет, а эта стая вовсе не собирается отказываться в этот раз взять реванш. Если бы испарения тоже резали и глаза волков, заставив их бежать вслепую за лошадями какой-либо участок пути, тогда, как только лошади заступили бы край трясины, он мог бы открыть стрельбу. Но это испугало бы лошадей, они бы повернули и быстро убежали, к тому же он бы убил или испугал волков, а ещё бы подал сигнал о помощи. Бату изо всех сил старался контролировать свои дрожащие руки, стал готовиться выстрелить в место скопления волков, Шацылэн тоже собрался вместе с ним открыть огонь.
Бату ещё не унял в руках дрожь, как табун издал долгое испуганное ржание, и у его собственной лошади как будто что-то стало мешать под ногами. Бату протёр глаза от слёз, посветил фонарём перед собой и увидел, что несколько больших волков рядом, тесно друг к другу, бежали впереди его лошади, замедляя бег и, не жалея себя, не обращая внимания на удары копыт, пытались преградить путь его лошади, остановить её. Бату повернул голову — Шацылэн тоже был позади группы волков, он изо всех сил пытался контролировать испуганную лошадь, а волки уже начали нападать, пытаться прыгать на седло. Бату немедленно покачал фонарём, подал Шацылэну знак, чтобы тот пробивался вперёд, но лошадь Шацылэна была до того испугана, что её совершенно нельзя было заставить двигаться, она лишь топталась на месте и лягалась. Несколько больших волков поочерёдно нападали на неё, кусали и рвали, на теле лошади было множество ран, полы дублёнки Шацылэна тоже были изорваны волками. Шацылэн от страха уже не обращал ни на что внимания, он выбросил ненужный кнут, а длинный электрический фонарик использовал как короткое боевое оружие, бил им волков, работал обеими руками, беспорядочно наносил удары по запрыгавшим на лошадь волкам. Фонарь был сплющен от ударов, головы волков пробиты, но осада не прекращалась. Один волк в конце концов прокусил лошади ягодицу, она от боли сипло заржала, больше не захотела рисковать вместе с хозяином, закусила сильно удила, выпрямила шею, наклонила голову, повернулась на юго-запад и быстро помчалась, спасая свою жизнь, Шацылэну оставалось только крепче ухватиться за её шею, чтобы удержаться в седле. Несколько волков, увидев, что один из мешающих им людей ускакал, немного пробежали за ним и быстро вернулись назад к табуну.
С табуном остался один лишь Бату, небольшая группа волков сразу же окружила его лошадь для нападения. Чёрный конь Бату храпел и раздувал ноздри, поднимался на дыбы, пинал, лягался, кусался, не обращая внимания на укусы и раны, сопротивлялся. Волков в окружении всё прибывало, нападали и спереди, и сзади, множество волчьих зубов жестоко рвали чёрного коня. Бату, попав в такую опаснейшую ситуацию, в душе понимал, что сейчас не убежишь, остаётся лишь сражаться. Он тоже выбросил свой драгоценный кнут, одной рукой схватился за переднюю часть седла на сильно трясущейся и подпрыгивающей лошади, другой рукой потихоньку стал отвязывать привязанную к седлу дубинку, с одного конца оплетённую железными обручами. Один конец дубинки, обделанный коровьей кожей, он прижал к запястью и крепко взял в руку. Он твёрдо решил быстро превратиться из чабана в монгольского воина, готового убивать волков, биться с ними не на жизнь, а на смерть. Он был готов использовать своё наследственное мастерство и умение сражаться с волками, которое давно уже не применял. Его дубинка была такой же длинной, как мечи у воинов-кочевников, она досталась ему по наследству от предков и специально использовалась как оружие, бьющее и убивающее волков, ему передал её Билиг. Толщиной дубинка была как черенок лопаты, на одну половину её были тесно набиты, накручены железные витки-обручи, в промежутках между витками сохранились чёрные грязные следы, это были следы крови, оставшиеся от волков, убитых несколькими предыдущими поколениями. Несколько больших хищников с обеих сторон поочерёдно запрыгивали на чёрного коня; это было самое удобное место для того, чтобы бить волков дубинкой. Лишь в эти исчерпывающие моменты Бату мог уничтожать волков. Ключ к успеху заключался в смелости и точности удара.
