Алексей Слаповский - Я — не Я
Глава 25
Неделин ехал зайцем домой, в Саратов. Ехал уже двое суток, потому что трижды его выгоняли, приходилось ждать следующих поездов, втираться, бегать по вагонам от проводников. И вот застрял в Полынске, где и застала его траурная трансляция.
Поплакав и умывшись в грязном сортире, Неделин пошёл в буфет. Осмотрелся, нет ли где милиционера. Прошёлся меж круглых высоких столов для кормления стоя. Люди ели чёрствые булки, варёную вонючую колбасу, всяческий минтай, яйца вкрутую, пили мочевидный чай. Неделин подошёл к столу, за которым никого не было, но ещё не убрали, в тарелочках из фольги лежали объедки. Он взял огрызок булки, откусил, стал сдирать шкуру с копчёной рыбёшки, которую оставил нетронутой кто-то шибко привередливый. Отпил из стакана холодной сладковатой жидкости.
Он заметил. что на него глазеют юноша и девушка. Девушка засмущалась, отвела глаза. Милая! — голод не тётка, при чём тут стыд, да гляди ты хоть сколько, а я — скушаю.
Но тут девушка, мгновенно забыв о Неделине, ткнула локтем парня:
Смотри!
Обернулись, перестали жевать и прочие, кто был в зале.
У входа стояла группа молодых людей, одетых вольно, артистично. Впереди, неожиданный в Полынске, был Владислав Субтеев, певец-эстрадник, один из самых знаменитых, а может, и самый знаменитый певец последнего года.
Жрать нечего, пить нечего! — громко сказал кто — то из группы так громко, как никогда не говорит русский человек на людях, если он не пьян, но эстрада, как и вообще всякое большое искусство, вне традиций, вне национальности, впереди прогресса, даже если самого прогресса и нет. Об этом мимоходом подумал Неделин.
Жрать им, видите ли, нечего, — буркнул парень.
Как думаешь, это его жена? — спросила девушка, имея в виду находящуюся близко при Субтееве пышноволосую брюнетку. — А писали, что он неженатый.
Так, б… попутная, — выразился парень.
Вечно ты ругаешься.
Ну иди, цветы ему поднеси. Поцелуй его. Или вообще ехай с ним. Валяй.
Как хочешь, а я его обожаю. В смысле голоса, конечно.
Хотя эстрадники издали определили, что жрать и пить нечего, они всё же приблизились к прилавку — чтобы уже вблизи увидеть, что жрать и пить действительно нечего.
Хоть ситра дай, тётенька! — сказал один.
А пива не надо, дяденька? — обиделась молодая продавщица. Пусть и дебеловатая не по летам — ну так что ж?
Неделин, когда случалось, не без удовольствия слушал и смотрел по телевизору певца Субтеева, всегда сожалел, что тот глуповат, да и песни глупы, причём глупость текста, музыки и самого исполнения часто просто самоотверженная. Не имея голоса, Неделин любил иногда мурлыкать под нос что-нибудь лёгкое, а бывало, и классику, романс какой-нибудь, изредка ему удавалось спеть громко и от души — когда, например, никого не было дома, а он чистил пылесосом старый плешивый палас, пылесос выл, как реактивный самолёт, а Неделин сладко кричал: «Вот мчится тройка почтова-а-а-я-а…» — и из-за шума пылесоса свой голос казался даже неплохим.
Нет, в певца он, конечно, превратиться не пожелает, да и певец ни в коем случае не захочет стать каким-то там явным бичом, собирающим объедки. Только глянет с презрением. И, будто уже отвечая этому презрительному взгляду (а Субтеев действительно глянул на Неделина), он стал без стеснения собирать объедки с соседних столов. Рассортировал и хладнокровно продолжал трапезу, поглядев на Субтеева с видом: да, жру отбросы и плевать на всех хотел, и горжусь этим!
Пошли, пошли, — сказала пышноволосая брюнетка, спутница Субтеева. — Отправление уже объяви ли.
Да? — и Неделин послушно пошёл, глядя, как замызганный человек с огрызком капустного пирога в руке, закашлялся, заперхал, опуская голову, давясь и перемогаясь.
Они оказались с брюнеткой в купе на двоих. СВ то есть. Комфортно и уютно. Собственно говоря, ничего ещё не случилось. Сейчас прибежит Субтеев, закричит, я не буду упираться, спокойно объясню, что от него требуется, и мы безболезненно вернёмся каждый на свои места.
Поезд тронулся.
Субтеев всё никак не мог прокашляться, содрогался до слёз, пытался проглотить что-то застрявшее, кто-то стал колотить его по спине (парень, стоящий с девушкой) . Субтеев наконец пришёл в себя, вытер слёзы.
Выпей вот, — подставил ему парень стакан с чаем.
А?
Выпей, пройдёт.
Да? — Субтеев выпил чай, поставил стакан и недоумённо огляделся.
А где..? — спросил он.
Ушли, — сказала девушка.
А я?
Девушка засмеялась.
Субтеев неровной походкой вышел из вокзала на перрон. Увидел отходящий поезд. Побежал. Но, когда бежал, увидел свои бегущие ноги и остановился как вкопанный.
Это что же такое?! — заорал он, перекрывая все шумы и звуки.
В чём дело? — появился перед ним милиционер.
От поезда отстал. И вообще…
Пройдёмте.
Глава 26
А Неделин уехал в поезде, в спальном вагоне, наедине с пышноволосой брюнеткой. Ну что ж, сказал он себе.
Устала, — сказала брюнетка. — Жутко не высыпаюсь. Не могу спать в вагонах, и всё. Нервы лечить надо.
Лучшее лекарство от бессонницы — это любовь, — сказал Неделин, разглядывая красавицу.
Это в каком смысле?
В самом прямом, — хихикнул Неделин.
Железный человек — сам над собой издеваешься. Я бы так не смогла. Если честно, я бы на твоём месте застрелилась.
А в чём дело?
Ладно, брось. Я представляю, как тебе обидно.
А что?
Ничего. Хочу спать. Главное паскудство в чём: пока сижу — умираю, хочу спать. А лягу — хоть бы чёрт! Но спать-то надо…
Брюнетка разделась и оказалась образцово-сгройной, с изгибами, которые очень взволновали Неделина, правда, волнуясь, он смутно чувствовал какую-то недостаточность.
Иди ко мне, — сказал Неделин.
Перестань.
Иди, говорю.
Зачем? Сам будешь мучаться и меня мучить. Не школьники же — просто целоваться.
Неделин нетерпеливо повалил её, стал целовать повсеместно — исполняя, наконец, желания, которые в нем обострились из-за множества неудач, которые он претерпел в шкуре жулика Виктора Запальцева.
И лишь когда разделся, он понял, о чём говорила черноволосая женщина. С ужасом оглядев увечье, он спросил:
Это как же?
Не понимаю, зачем так себя растравливать?
Кошмар…
Ничего. Медицина развивается. Может, ещё придумают что-нибудь. Сердце вон протезное уже ставят. Ничего, Владик, ничего. Успокойся, давай начнём спать.
Она легла, укрылась с головой одеялом, повернулась к стене.
Неделину, естественно, не спалось.
Вот так влип, думал он. Попробуй теперь заставь Субтеева поменяться обратно… Меняться же с кем-то другим — слишком подло… Не нужно волноваться, рано или поздно он сумеет выпутаться. И что страшного, ведь был же он недавно в обличье дряхлого недееспособного старика? Но старик и есть старик, что для старого человека просто огорчительно (а может, и освобождает наконец от проклятья пола), то для молодого — несчастье. А почему он знает, что несчастье? Может, Субтеев вполне счастлив своим самозабвенным глупым творчеством? Славой, успехом. А эта женщина кто ему? Жена? Вместе выступают, а заодно — любовница? То есть изображает любовницу, чтобы все думали, что у Субтеева с этим всё в порядке? В таком случае, она наверняка имеет выгоду из этого положения, ведь может в любой момент выдать секрет. Бедный Субтеев!
Вдруг Неделину стало по-настоящему жутко. Ему пришло в голову, что его способность превращаться в других, появившаяся так внезапно, может внезапно и прекратиться. И что же тогда? — навечно оставаться ущербным человеком?
Хотя навечно — дурацкое слово. Вечности нет ни для кого из живущих, да и послезавтрашний день — тоже довольно далеко. А вот завтра — вдруг произойдёт что-то интересное? Доживем до завтра. Всё будет хорошо.
Неделин, утешая себя, представил: вот он на сцене перед многочисленным залом, он покоряет зал, он приводит его в неистовство. Вспомнив одну из песенок Субтеева, он стал напевать её, радуясь голосу, который достался ему в наследство.
Ну и дерьмо, — сказала брюнетка. — Я ведь со всем уже спала!
Я репетирую, — сказал Неделин.
Идиот.
Выступления — три дня по три концерта в день — должны были состояться в Саратове — в Саратове! — во Дворце спорта «Кристалл». Вникая в разговоры сопровождающей группы, Неделин выяснил, что концерты идут под фонограмму — и пение, и музыка, так что особых хлопот не предвидится.
* * *Родимый Саратов встретил Неделина хмурой слякотной погодой, с вокзала сразу же поехали размещаться в гостиницу «Олимпия».
Тут Неделин сказал, что отлучится на часок — и помчался на такси к своему дому. Чуть было не подумалось: бывшему своему дому.
Он стоял во дворе, глядел на окна с знакомыми голубыми шторами, на облупленный зелёный балкон, который он вот уже лет пять собирается перекрасить… Зайти, позвонить? Проверка газа, мол. Какой Лена стала, какими дети стали? Неделин направился к подъезду — и резко остановился.
