Джулиан Барнс - Пульс
— …не пора ли нам отчитаться о домашнем задании, полученном в прошлый раз?
— Домашнее задание?
— Вернувшись из гостей, покувыркаться в койке.
— А нам задавали? Не помню такого.
— Ой, замнем для ясности.
— Кстати, никто не возражает, если сегодня мы в порядке исключения введем мораторий на разговоры о сексе?
— Только с условием, что вы ответите на один вопрос. Согласны ли вы, что люди — присутствующие не в счет — врут о сексе больше, нежели о чем-либо другом?
— Разве это так?
— По неподтвержденным данным.
— Насколько я знаю, и по научно подтвержденным — тоже.
— То есть, по-твоему, участники опроса признавались, что солгали о сексе в предыдущем анкетировании?
— Ну, свидетелей же нету, правда?
— А если у них был доггинг?
— Доггинг?
— Неужели у вас в Штатах такое не практикуется, Ларри? Когда парочка занимается сексом в припаркованной машине или в общественном месте, где любой может подкрасться и поглазеть. Старый добрый английский обычай, как танец в костюмах Робин Гуда и его друзей.
— Ну разве что в Западной Виргинии…
— Все, мальчики, достаточно.
— Если вдуматься: почему мы должны верить, что опрошенные говорят правду?
— А как вообще узнать, что есть правда?
— Это возвышенно-философский вопрос?
— Скорее, низменно-практический. По большому счету. Как мы можем говорить о чем бы то ни было с полной уверенностью? Помню, однажды по радио какой-то знаток разглагольствовал о начале Второй мировой войны и пришел к выводу, что с уверенностью можно утверждать лишь одно: «Нечто имело место». У меня челюсть отвисла.
— Да уж. Если так рассуждать, недолго усомниться в уничтожении шести миллионов евреев. Или договориться до того, что фотографии высадки на Луну были фальшивкой, потому что на них, видите ли, заметна какая-то тень, которой якобы там быть не могло. Или что теракты одиннадцатого сентября были спланированы администрацией Буша.
— Только фашисты отрицают первое, и только параноики утверждают второе.
— А теракты одиннадцатого сентября не могли быть спланированы администрацией Буша по той простой причине, что они удались.
— Ларри неплохо ассимилировался: уже цинично острит на эту тему. Поздравляю.
— С волками жить…
— Нет, меня другое интересует: почему мы, не фашисты и не параноики, верим в то, во что верим?
— А во что мы верим?
— Да во все подряд, начиная с того, что дважды два — четыре, и заканчивая верой в Отца нашего небесного и в справедливое устройство мира.
— Но мы не верим в справедливое устройство мира и в Отца нашего небесного. Наоборот.
— Тогда почему мы считаем наоборот?
— Может, потому что сами нашли для себя решение, а может, потому что прислушались к специалистам.
— Но почему мы прислушиваемся к одним специалистам, а не к другим?
— Потому что мы им доверяем.
— А почему мы им доверяем?
— Ну, я доверяю Галилею больше, чем Папе Римскому, а потому верю, что Земля вращается вокруг Солнца.
— Однако мы доверяем не лично Галилею — по той простой причине, что никто из нас не читал доказательств его теории. Вот в чем загвоздка. Кому, чему мы доверяем — на самом деле мы доверяем посредникам-специалистам.
— Которые, возможно, даже более сведущи, чем Галилей.
— Вот парадокс. Читаем мы газету — и почти всему верим. Но при этом каждый опрос общественного мнения показывает, что журналистов считают людьми, не заслуживающими доверия. Их ставят на одну доску с агентами по недвижимости.
— Конечно, некоторые газеты врут. Но мы таких не читаем.
— Кто-то высказал гениальную мысль: любая фраза, начинающаяся словами «Один человек из пяти думает то-то или считает так-то» подозрительна по определению. А наибольшее подозрение вызывают фразы типа «Вероятно, как минимум один из пяти…»
— И кто же этот гений?
— Журналист какой-то.
— Вы читали, что пишут о камерах видеонаблюдения? В том смысле, что в Британии на душу населения их приходится больше, чем в любой другой стране мира? Это ни для кого не секрет, правда? Так вот, один журналист решил это опровергнуть: заявил, что это все чушь и паранойя, и привел доказательства — или, по крайней мере, попытался. Но мне лично он ровным счетом ничего не доказал, потому что он — из тех журналюг, с которыми я заведомо не согласен ни в одном вопросе. Поэтому я ему не поверил, хотя, возможно, он был прав. А позднее у меня возникли сомнения: не потому ли я ему не верю, что согласен и дальше жить в стране с самым большим количеством камер видеонаблюдения? А почему, собственно? Потому, что это дает ощущение безопасности, или потому, что я не против быть чуточку параноиком?
— Так где же та точка, та граница, за которой здравомыслящие люди перестают воспринимать истину и начинают сомневаться?
— А разве избыток доказательств не порождает сомнение?
— Муж, например, всегда подозревает первым, а узнает последним.
— И жена — точно так же.
— Mutatis mutandis[5].
— In propria persona[6].
— Вот вам еще одна черта британцев. Точнее, британцев вашего круга. Любите вы изъясняться по-латыни.
— Разве?
— По-моему, да. Homo homini lupus[7].
— Et tu, Brute[8].
— Если ты думаешь, что мы кичимся своей образованностью, то ты ошибаешься. Это мы от безнадежности. Мы, вероятно, — последнее поколение, вставляющее в речь латинские крылатые слова. Даже в кроссвордах из «Таймс» античная тематика больше не фигурирует. Равно как и шекспировские цитаты. Когда мы умрем, никто не скажет: «Quis custodiet ipsos custodes?»[9]
— Какая потеря, не правда ли?
— Я не врубаюсь: ты иронизируешь или как?
— Я и сам не врубаюсь.
— Какой британский генерал во время индийской кампании, захватив провинцию Синд, отправил в главный штаб телеграмму из одного слова? «Peccavi»… Ага, на лицах ни проблеска мысли. По-латыни это значит: «Я согрешил».
— Лично я очень рада, что те времена остались позади.
— Ты бы, наверное, предпочла «Миссия выполнена» или как там теперь говорят.
— Нет, просто я терпеть не могу империалистический треп на темы убийства.
— Ничего, что я по-латыни?
— Так. Стремительно возвращаясь к Галилею. Тот факт, что Земля вращается вокруг Солнца, получил точное подтверждение. А факт климатических изменений?
— Мы все в них верим, согласитесь.
— Помните, Рейган сказал, что деревья выделяют углекислый газ, и на секвойях тут же появились таблички со словами «Простите» и «Это моя вина»?
— «Я согрешила».
— Вот-вот.
— Но Рейган вообще был на редкость доверчив, правда? Он даже уверовал, что во время войны освобождал пленных из концлагеря, тогда как на самом деле торчал в Голливуде и снимался в агитках.
— Позволь тебе напомнить, что на фоне Буша Рейган стал смотреться гораздо лучше — прямо хоть куда.
— О Рейгане говорили, что он прост, но не глуп.
— Хорошо сказано.
— Ничего хорошего. Софистика, манипуляция сознанием. Говорю «прост», подразумеваю «глуп».
— Итак, мы верим, что климат меняется?
— Верим.
— Естественно.
— А верим ли мы, к примеру, что ученые могут никуда не торопиться и спокойно искать решение проблемы, или же верим в то, что балансируем на краю пропасти и по прошествии двух, пяти, десяти лет будет слишком поздно, или же считаем, что уже сорвались в пропасть и катимся в преисподнюю?
— Мы верим во второй вариант, не так ли? Поэтому и стараемся сократить выбросы углекислого газа, проверяем теплоизоляцию домов, сортируем мусор.
— Как сортировка мусора влияет на глобальное потепление?
— Ты еще спрашиваешь?
— Просто мы начали сортировать мусор лет двадцать назад, но тогда никто слыхом не слыхивал о глобальном потеплении.
— Когда мы вечером едем через центр Лондона и видим все эти высоченные бизнес-центры, сверкающие огнями, я начинаю думать: стоит ли париться из-за невыключенного телика или компьютера.
— Важна каждая мелочь.
— Но чем крупнее эта мелочь, тем серьезней последствия.
— Вы видели удручающую статистику за один из прошлых месяцев? В Индии примерно семьдесят процентов пассажиров на внутренних рейсах впервые в жизни летят самолетом и при этом пользуются услугами самых дешевых авиалиний.
— Имеют право. Мы и сами так поступали. Да и сейчас почти все так делают, разве нет?
— Хочешь сказать, что в угоду ложно понятой справедливости мы должны позволить всем и каждому осквернять, загрязнять и отравлять углеродом атмосферу, как это делали мы, и только после этого у нас будет моральное право требовать прекращения этого безобразия?
