Александр Нежный - Там, где престол сатаны. Том 2
– П-п-о-о-нн-и-маешь, – уже сидя на кухне, за столом, покрытым цветной клеенкой, старался объяснить ей он, – к-ка-а-ка-ая б-была… чушь…
– Крещение?
Он кивнул.
– Чушь?! – изумилась она.
Он снова кивнул.
– Т-тайны… не б-было… И в-веры… Б-был… таз… красный… п-пластмассовый. И т-три свечки. И Г-гриша…
– А это кто?
– С-собака. Кобель. Дог. Ч-черный, – словно гору свалил с плеч Сергей Павлович и облегченно вздохнул. – Ч-чай меня с-спасает… Нет. Ты меня спасаешь. – Он не мог оторвать от нее восхищенного взгляда – так невыразимо, до слез она была мила ему, и так он любил ее, любил и платье на ней с короткими рукавами, и легкий платочек на плечах, и серьги с алыми камешками в маленьких ушах. – Я тебя люблю, – без малейшей запинки сказал он. – Я все в тебе люблю. Тебе хорошо со мной? Ты… не раскаиваешься?
Склонившись над ним, она прикоснулась губами к уголку его рта.
– Ты мой любимый, – едва слышно шепнула Аня, словно сообщая Сергею Павловичу великую и сокровенную тайну. – Тебе я принадлежу, другу моему…
– Анечка! – с трепещущим от счастья сердцем вымолвил он.
Она засмеялась и снова поцеловала его.
– Не помнишь… А дальше там так: положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою… Ибо крепка, как смерть, любовь… – Она села с ним рядом и прижалась головой к его плечу. – Ты меня не покидай никогда.
– Я?! – возмутился он. – Тебя?!
– У меня так иногда тяжко становится на душе… Страх одолевает. Я боюсь…
– И я, – безмятежно признался Сергей Павлович.
– И ты?! – тревожно встрепенулась Аня.
– А ты думала? – сказал он и, помолчав, добавил: – Твоей мамы я очень боюсь.
– Ты шутишь, – с печалью в голосе откликнулась она. – А я ночью проснусь и Господа прошу: чашу эту мимо пронеси…
– Какой страх? Какая чаша? Аня! – воскликнул он. – У нас с тобой впереди… Я не знаю, сколько у нас впереди, только потому, что не знаю сроков – моих и твоих. Но разве не будем мы с тобой счастливы? И детки наши разве не будут возрастать возле нас? Ты двоих хочешь? Троих?
– Пусть будут мальчик и девочка. Петя и…
– И Аня, – опередил ее Сергей Павлович. – Бабушку мою так звали. Ты – Анна вторая, а она будет Анечка третья.
Тут белая пушистая кошка появилась на кухне и, выгнув спину, с громким мурлыканьем принялась тереться о ноги Сергея Павловича, а потом и вовсе прыгнула ему на колени.
– Здрасте, – осторожно погладил он ее. – Ты, розовый носик, должно быть, Грета?
– Она самая, – сказала Аня. – А вот и мама.
С кошечкой на руках Сергей Павлович неловко поднялся навстречу даме в узких коричневых брюках и красной кофточке, сухопарой, высокой, со здоровым цветом лица, светлыми глазами и властной повадкой. Решительно ни в чем не была она похожа на дочь, а в дочери ни единой чертой не отразилась мать. Никогда в жизни не признал бы в ней родную Ане плоть. Никто бы не признал. Он вдруг с ужасом почувствовал, что под ее взглядом снова пьянеет. Нина Гавриловна ее зовут. Надо сказать: добрый вечер, Нина Гавриловна. Кровь бросилась в лицо Сергея Павловича, когда он, преодолевая оцепенение губ и тяжесть языка, слово за словом произносил:
– Д-добрый… в-вечер, Нина… Г-гавриловна!
Слава Богу. Его шатнуло, он переступил с ноги на ногу, что не укрылось от ее всевидящих глаз.
– Н-да, – обронила она, садясь за стол.
Сергей Павлович по-прежнему стоял столбом с Гретой, уютно примостившейся у него на руках.
– Ты сядь, Сережа, – тихо промолвила Аня.
– В самом деле, Сергей Павлович, вам лучше сесть, – согласилась с дочерью властная дама. – Вы, должно быть, устали? Я тоже, – не дожидаясь ответа, сообщила она. – Я рано встаю… у меня дважды в неделю бассейн в половине восьмого и еще два раза, и тоже утром, лечебная физкультура… И ложусь рано. По крайней мере, стараюсь, – подчеркнула свое стремление к здоровому образу жизни будущая теща доктора Боголюбова. – Бывает, знаете, кто-то возвращается домой заполночь, – бросила она мгновенный взгляд на дочь, ответившую ей примирительной улыбкой. – Я не сплю. Жду. Волнуюсь.
Сергей Павлович глубокомысленно кивнул, что, однако, не спасло его от разящего укола.
– Или сегодня…
– Мама! – с укоризной воскликнула Аня.
– …вас ждали к семи, а вы являетесь в половине десятого.
– Мама!
Никакого внимания.
– Точность, Сергей Павлович, как известно, вежливость королей.
– Пр-простите, – пролепетал он. – Обс-обс-тоятельства…
Она не собиралась прощать. Закинув ногу на ногу, некоторое время она посвятила тщательному изучению облика доктора Боголюбова, после чего осведомилась, не страдает ли он заиканием. Нет? Понятно. Существует еще одна причина заторможенности речи, связанная с неумеренным потреблением алкоголя. Впрочем, если кому-нибудь из присутствующих угодно ее мнение, мнение ученого, много лет посвятившего проблеме патогенных изменений на клеточном уровне, умеренного потребления алкоголя не бывает. Капля водки равняется капле яда.
Сергей Павлович поежился и открыл было рот, чтобы с достоинством высказать свою точку зрения. Как практикующий врач и как человек – не будем скрывать – иногда позволяющий себе… В разумных, само собой, пределах. От презрительного взгляда Нины Гавриловны он смешался и не проронил ни слова.
Ее муж, Анин отец, – движением гладко причесанной головы и волевого подбородка властная дама указала на дочь – один только раз посмел явиться домой… подшофе, с невыразимым отвращением обронила она это словцо из своих чуть подкрашенных уст. На следующий день ему был предложен выбор: либо жена, либо… И она повела в воздухе кистью правой руки, обозначая безграничную свободу, которую она готова была предоставить супругу, если пагубное пристрастие примется мало-помалу разрушать в нем примерного мужа и доброго отца.
– И… что? – словно завороженная обезьянка у питона Каа, спросил у будущей тещи Сергей Павлович.
– Тридцать лет, – надменно отвечала она, – точнее, тридцать лет и два года, как стеклышко!
– Здорово! – искренне восхитился доктор Боголюбов.
Но пора было ему объявлять о главной цели своего визита.
Он бережно спустил кошку на пол, глянул на Аню и вздохнув, как перед прыжком в воду, начал:
– Дорогая Нина… – тут Сергей Павлович сосредоточился на безупречном произношении первой буквы ее отчества и, слава Всевышнему, ему это удалось, – Гавриловна… – он еще раз вздохнул перед трудным препятствием из двух следующих подряд согласных, – пр… – будь они прокляты, эти буквы! и гнусный водитель смеялся… – прошу руки…
– Знаю, – перебила она его. – Моя дурочка мне сказала… Анна человек взрослый, решать ей, но я бы на ее месте… Вам следует трезво – если вы, разумеется, в состоянии – взглянуть на себя. Далеко не первой молодости, неудача в браке, брошенная дочь… Рядовой – таких пруд пруди – врач «Скорой помощи» с грошовой зарплатой. Своего жилья нет. Пьете. Какой из вас муж?
Вместо того, чтобы вглядеться в себя и ужаснуться никчемно прожитой жизнью, Сергей Павлович полез в карман за папиросами и нарвался на новую оплеуху.
– Здесь не курят, – ледяным голосом сказала Нина Гавриловна. – Но, Боже мой, сколько у вас вредных привычек!
В совершенной растерянности он обратил взгляд к Ане. Пусть она разъяснит, в конце концов, чем вызвана враждебность будущей тещи. Исходящим от него запахом спиртного? Но «Джонни Уокер» не жжет кишки и не дает в послепитии такого выхлопа, как родная сорокаградусная. Крахом первого брака? Побойтесь Бога, госпожа теща! Не снились вам в дурных снах детство, отрочество и начало юности в казенном доме? опостылевшая койка с тумбочкой при ней в студенческом общежитии? воспаленные мечты о женщине, готовой по первому зову предоставить в полное твое распоряжение губы, груди и жаркую пропасть меж раскинутых ног? Ежу понятно, что его можно было брать голыми руками. И он влип. Нищенской зарплатой? Но сейчас только ловкие волчата из комсомола и матерые партийные волки зашибают большие деньги – а его некое, должно быть, врожденное чувство чистоплотности уберегло от комсомола и партии. Отсутствием мало-мальски заметного продвижения по служебной лестнице? Досточтимая леди! (В представлении Сергея Павловича она была похожа на англичанку, а также на состарившуюся скаковую лошадь, в память о былых ее победах оставленную при ипподроме на заслуженный отдых.) Перед вами – врач по призванию. Верьте на слово. Имеете дело с признанным матером диагноза, о чем свидетельствуют многочисленные отзывы благодарных сынов и дочерей человеческих, без его спасительного вмешательства угодивших бы в лодку Харона. Он так и сказал Нине Гавриловне:
– У меня одна должность была, есть и будет – врач. Я хороший врач. И я буду вас лечить.
– Избави Бог! – воскликнула она, как щит, выставляя перед собой две узкие ладони. – Этого еще не хватало.
