Мартин Эмис - Информация
— Сколько дали?
— Полгода условно.
— И все?
Тринадцатый вздохнул и несколько запоздало пристегнул ремень:
— И еще штраф.
Стив кивнул. Тринадцатый набрал в легкие побольше воздуха: он собирался высказаться. При этом он совершенно очевидно намеревался выступить не только от себя лично, а от лица всего рода людского, чтобы напомнить человеческим сердцам о том, что они когда-то знали, но давно успели позабыть.
— Эти тупоголовые, — начал Тринадцатый, — это просто свора. Настоящая банда. Вся судебная система — это одна банда, нанятая правительством. У них все схвачено. А когда это случилось? А тогда, когда они подняли себе зарплату. В восьмидесятом или когда это было. Они еще тогда говорили: будет нелегко. Безработица. Беспорядки, и всякое такое. Не давайте им пикнуть — и мы вам тоже накинем. А денежки откуда? Ну, об этом, мол, не беспокойтесь. Будем брать штрафы.
— С кем это ты говоришь?
— Ни с кем. Просто выражаю здравый смысл.
Голос Стива был довольно веселый, или, по крайней мере, в нем слышалась снисходительность, но на самом деле Стив был очень недоволен. Он старался придать голосу жесткость, а лицу — неподвижность рептилии, но ничего не получалось. Почему? Он теряет форму? Или прежние методы уже не работают? Причина раздражения Стива заключалась в следующем: Тринадцатый заставил его ждать. Целых десять минут. Они серьезно поговорили.
— Где ты был?
— Искал автомат с кока-колой. Колы захотелось.
— Ты там, на хрен, полжизни проторчал. Ты ведь знаешь — нет там автомата с колой.
Тринадцатый только пожал плечами:
— Мне хотелось колы.
Колы ему захотелось! Оставил своего учителя и покровителя там, где стоянка запрещена, да еще там, где полно людей в форме, в тени госучреждения, где над порталом по-латыни написано что-то о том, что здесь открывается дорога в иные места…
— Знаешь, сколько стоит недельное содержание в тюряге?
— Ну и сколько?
Тринадцатый назвал цифру. Боже, и впрямь как в каком-то шикарном отеле типа «Клэриджа». И за такие бабки хлебай баланду, пока яйца не отсохнут. Вкалывай там, а какой-нибудь вонючий сержантишко тебя пасет. Охрана теперь штука дорогая, и дорожает она быстрее, чем другие вещи. Она подвержена сверхинфляции так же, как оружие и медицинское оборудование. Хотя можно предположить, что, в силу неких противовесов, цены на охрану в конце концов могут упасть, а спрос-то останется фантастическим.
— Знаешь, что им следует со всеми этими долбаными деньгами сделать? — спросил Тринадцатый, поворачиваясь к Стиву.
— И что же?
— Купить жилье. Купить жилье. На все эти бабки, на которые они держат тебя в тюрьме, где ты только повышаешь свою воровскую квалификацию. Смотришь по телику на всякий антиквариат. Купить жилье. Будешь сидеть в своем собственном доме, и никаких от тебя проблем.
До сих пор экскурсы Тринадцатого в анализ социальных проблем находили в Стиве благосклонного слушателя. Некоторые старые рецидивисты смотрели на преступления в том же духе: как на партизанские методы классовой борьбы. Но Тринадцатого вон аж куда занесло.
— Вряд ли это сработает, Тринадцатый, — сказал Скуззи. — Это значит что? Не вламывайтесь в чужие дома? Или — мы купим вам дом?
Несколько перекрестков Тринадцатый просидел в молчаливой задумчивости. Потом он сказал:
— Они не понимают, что богатым нравится, что их грабят.
— Ну, допустим. А с чего это им нравится?
— Страховка! У богатеньких все застраховано. Неужели не понятно, из-за чего весь сыр-бор? Они все получают свои бабки обратно, и даже больше, чем было. Просто, как…
Миновав Уголок ораторов и вырулив на Парк-лейн, Стив испытал мимолетное удовольствие, переключив на третью скорость. Он огляделся по сторонам. Потом сбавил скорость. Еще во времена, когда он регулярно играл в сквош и изредка в теннис, Стив нередко задумывался над тем, откуда берется сила при ударе: кисть тут важнее или предплечье? Взять, к примеру, обычную салфетку. Вы можете швырнуть ее кому-нибудь в лицо со всей силы, а толку что? Но если правильно повернуть кисть, то можно расквасить нос или поставить синяк под глазом. Как только они миновали светофоры на углу Дорчестер, Скуззи переключился с первой на вторую скорость и молниеносным движением кисти нанес своему пассажиру удар в скулу. Голова Тринадцатого ударилась о боковое стекло, потом откинулась назад.
— Господи. За что?
— Никогда не заставляй меня ждать. Никогда не делай этого, приятель. Никогда.
Тринадцатый сидел, моргая и ощупывая щеку. Этого ему, на хрен, только не хватало. Ему и так вечером светила вздрючка от Баца и Толкача. Чтобы, так сказать, отметить его появление в суде.
— Больно же, — сказал Тринадцатый.
Само собой, припарковаться было негде, так что Тринадцатый мог лишь кружить по площади Беркли-сквер, пока Стив наносит визит миссис Ви.
— Усек? Главное — кисть, так-то, — сказал Стив. — Вся сила в кисти.
Полуподвальный офис Аниты Верулам являл собой двухкомнатный алтарь, на который представители среднего класса — и Ближнего Востока — несли свои благодарности. Завернутые в целлофан букеты, профессионально упакованные коробки конфет и бутылки шампанского, разные шкатулки и корзинки с изысканной снедью — таковы были подношения от состоятельных семейств. Миссис Верулам поставляла им служанок, поваров, уборщиц, нянек, сиделок, шоферов, садовников, дровосеков, водоносов, денщиков, крепостных — словом, всех, кто так или иначе подпадал под категорию прислуги. В саунах, ресторанах и кофейнях Западного Лондона имя миссис Верулам в беседах богатых домохозяек упоминалось благоговейным шепотом, а их домашние империи обслуживались бессловесными вассалами. Если бы у этих дам было чуть больше экстравагантности и средств, они, вероятно, стали бы устраивать на чердаках и в пустовавших комнатах для гостей «молельни», посвященные миссис Верулам. Прислуга, которую предлагала миссис Верулам, состояла исключительно из иностранцев. Иностранная прислуга действительно умела работать; иностранные уборщицы действительно знали, как убираться, они знали, как это делается. В то время как из местной ДНК уборщицкий ген исчез начисто. А это большое несчастье, если смотреть на вещи масштабно. Уборка, в планетарных масштабах, в отличие от других видов деятельности имеет большие перспективы. Совершенно очевидно, что уборка нам предстоит генеральная. Леди Деметра Барри ни разу не удостоила своим визитом миссис Верулам, но трижды в неделю изливала ей душу по телефону.
— Вы не заглянете для нас в свое досье? — спросил Стив.
«Для нас» звучало вполне естественно; к тому же оно снимает с говорящего часть ответственности.
— Когда точно они поженились? — Миссис Верулам говорила, и сигарета болталась у нее во рту.
Стив назвал месяц и год.
— Похоже, там не все ладно. Целый поток отказов от работы. — Миссис Верулам было пятьдесят лет. Она была вдовой и сейчас была одета в светло-розовый деловой костюм. Еще при жизни мистера Верулама она была вхожа в определенные гостиные Парижа, Барселоны, Франкфурта и Милана. — Дело не в леди Деметре. На нее жалоб нет. — Низкий грудной голос миссис Верулам звучал тепло, но ее глаза были полуприкрыты, а взгляд — холоден. Частенько во время их встреч в офисе миссис Верулам держала телефонную трубку, из которой доносился сдавленный женский голос, в вытянутой руке. Заброшенная на необитаемый остров жизнь отправляла скорбные мольбы в пустое пространство, словно схваченная за горло наманикюренными пальчиками миссис Верулам. — А вот его они недолюбливают. И детей нет, — безжалостно добавила она.
— Вы думаете, он…
— Мои испанские и португальские крошки иногда бывают очень религиозны. И они моментально отказываются от места, если решат, что хозяева пользуются циклическим методом предохранения от беременности. Ведь леди Деметра — католичка, не так ли? Кроме того, эти крошки очень неболтливы. Даже со мной. Так что нам нужна, — продолжала она, пролистывая папку, — филиппинка. Или колумбийка.
Стив одобрительно закивал. Он понял: филиппинки, колумбийки — им всегда можно пригрозить депортацией. Ну, знаете, как это делается: «Не слишком ли ты здесь задержалась, дорогуша?»
— Так… Ага, Ансилья. Хорошо, я переговорю с Ансильей и дам вам знать.
— Благодарю вас, миссис Ви. Как там наш приятель Найджел?
— Ах да, спасибо вам, Стив.
— Я с ним поговорил.
— Он теперь как шелковый. После десяти вечера сидит тихо, как мышка.
— Отлично. Мы тихо-мирно поговорили.
Они обменялись взглядами. Миссис Верулам была человеком современным и время от времени приторговывала информацией, и ей уже давно не казалось это неэтичным. Детей у нее не было. Между воспитанником доктора Барнардо и Анитой Верулам было некоторое сходство. Потому что и для него, и для нее семья была чуждым понятием.
