Ирвин Шоу - Богач, бедняк
По пути к административному корпусу он, проезжая мимо легкоатлетического стадиона, увидел Квентина Макговерна, в сером спортивном костюме, бегущего легкой трусцой по гаревой дорожке. Рудольф остановился, вышел из машины. Квентин к нему подбежал — высокий, серьезный молодой человек с выступившими капельками пота на гладкой черной коже. Они пожали друг другу руки.
— Первая лекция у меня в одиннадцать, — сказал Квентин, — а сегодня такой хороший денек, самый раз побегать, после того как всю зиму тренировался в спортивном зале.
Они уже не бегали вместе по утрам. После женитьбы Рудольф под влиянием Джин стал заниматься теннисом. В любом случае это уже подвиг, достойный спартанца: каждый день просыпаться в семь утра, в любую погоду вылезать из теплой кровати от разомлевшей от сна жены и три четверти часа бегать по гаревой дорожке, стараясь не отставать от молодого спортсмена, достигшего пика своей спортивной формы. К тому же рядом с Квентином он чувствовал себя уже стариком. Он и без того в прошлом уделял таким пробежкам немало времени.
— Ну, как дела, Квентин?
— Неплохо. Пробегаю двести метров за двадцать две и восемь десятых секунды. Тренер говорит, что попробует меня на длинной дистанции — четыреста метров и еще в эстафете.
— Ну а что говорит твоя мать, по-прежнему жалуется?
Квентин улыбнулся, вспоминая их пробежки ранним утром в холодные зимние дни.
— Говорит, чтобы я сильно не задирал нос. Матери, как известно, не меняются.
— Ну а как успехи в колледже?
— Очевидно, произошла какая-то ошибка. Меня включили в особый, льготный список декана факультета.
— Ну а что говорит твоя мать по этому поводу?
— Говорит, что администрация это сделала только потому, что я цветной, а им очень хочется продемонстрировать, какие они либералы.
— Если у тебя возникнут какие-то недоразумения с матерью, попроси ее позвонить мне.
— Обязательно, мистер Джордах.
— Ну, мне пора. Передай привет отцу.
— Мой отец умер, мистер Джордах, — тихо сказал Квентин.
— Извини меня, — смутился Рудольф. Он сел в машину. Боже, как все же получилось неудобно, подумал он. Отец Квентина проработал, по крайней мере, лет двадцать пять у Калдервуда. Кто-то мог сообразить и сообщить им о его смерти!
После разговора с Квентином настроение у него испортилось, и утро уже не казалось таким приятным и чистым.
Все места на стоянке возле административного корпуса были заняты, и ему пришлось припарковать машину ярдов за пятьсот от здания. Всю свободную землю превращают в автостоянки, подумал он с раздражением, запирая дверцу. В Нью-Йорке у него из машины стащили радиоприемник, и теперь он постоянно ее запирал, даже если отлучался на какие-то пять минут. У него даже возник небольшой спор с Джин по этому поводу. Джин никогда не запирала дверцы машины, более того, постоянно оставляла дверь дома открытой, когда находилась там одна. «Можно, конечно, любить ближнего своего, — увещевал он ее, — но глупо не обращать внимания на внутреннюю потребность человека в краже».
Он дернул дверцу, проверяя замок, и услышал, как его кто-то окликнул, назвав по имени.
— Привет, Джордах! — Это был Леон Гаррисон, один из членов совета попечителей, он, как и Рудольф, шел на заседание. Высокий, статный мужчина лет шестидесяти, с седыми, как у важного сенатора, волосами и с вводящими в заблуждение искренними, сердечными манерами. Издатель местной газеты, унаследованной им от отца вместе со значительной недвижимостью как в самом Уитби, так и в его окрестностях. Его газета не процветает, это Рудольф знал. Но у него не было к нему сочувствия. В редакции Гаррисона работали немногочисленные, вечно пьяные, опустившиеся сотрудники, которых повыгоняли из других газет. Всем им, конечно, сильно недоплачивали. Рудольф дал себе твердый зарок никогда не верить ни одной строчке, напечатанной в этой газете, даже сообщениям о погоде.
— Ну, как дела, дружище? — спросил Гаррисон, обнимая его рукой за плечи. Они вместе пошли к административному корпусу. — У тебя все готово, чтобы сжечь всех нас, старомодных консерваторов, сегодня утром на костре? — Он громко засмеялся, демонстрируя, что мирно настроен. Рудольфу не раз приходилось иметь дело с Гаррисоном по поводу рекламы товаров Калдервуда в газете, и далеко не все встречи с ним были ему приятны. Гаррисон когда-то называл его «парень», потом «Руди», потом Джордах, а вот теперь «дружище», отметил про себя Рудольф.
— Ну, все те же рутинные предложения, — ответил Рудольф. — Как, например, сжечь здание, где размещается научный факультет, чтобы навсегда избавиться от профессора Фредерикса.
Профессор Фредерикс был деканом факультета, и Рудольф был уверен, хоть убей, что организованные им научные курсы были более низкого уровня, чем в любом другом университете, подобном Уитби, к северу от географической линии Мэйсона — Диксона[81]. Фредерикс с Гаррисоном — закадычные друзья, и Фредерикс часто писал научные статьи и публиковал их в газете Гаррисона, читая которые Рудольф сгорал от стыда за университет.
По меньшей мере, трижды в год Фредерикс писал статью о появлении нового лекарственного препарата для лечения рака, и она неизменно публиковалась в газете «Сентинел».
— Вам, бизнесменам, — со знанием дела говорил Гаррисон, — никогда не оценить по достоинству роль чистой науки. Вам подавай прибыль на вложенный капитал каждые полгода. Вы только и ждете, когда из каждой колбы начнут вываливаться деньги.
Гаррисон, если только это отвечало его намерениям, умел вести себя как расчетливый и практичный бизнесмен. Он владел десятками акров лучшей земли в предместье и получал свой процент на вложенный капитал в банке. В иных случаях он вновь становился издателем, перепачканным типографской краской, просветителем-литератором, открыто возмущался отменой сдачи латинского языка на выпускных экзаменах и метал громы и молнии в адрес новой программы по английской литературе за то, что в нее не включено столько произведений Чарлза Диккенса, сколько он, по его мнению, заслуживал.
Он галантно приподнял шляпу перед проходившей мимо женщиной, преподавателем с кафедры психологии. У этого Гаррисона — старомодные манеры, зато ненависть к людям — самая современная.
— Я слышал, в «Д. К. Энтерпрайсиз» происходит кое-что весьма любопытное, — сказал Гаррисон.
— В «Д. К. Энтерпрайсиз» постоянно происходит что-то интересное, — насмешливо подтвердил Рудольф.
— Я бы сказал, более интересное, чем обычно, — уточнил Гаррисон. — Пронесся слушок, что вы собираетесь уходить.
