Ложка - Эрикур Дани
Часом позже я вижу указатель с надписью «Бисси-сюр-Фле» и знак «Осторожно, дети». Подруливаю к замку по единственной проезжей дороге. Здание несколько накренилось, но выглядит прочным. На территории, которая, по-видимому, когда-то являлась огромным винодельческим хозяйством, стоят покосившиеся домики.
Припарковав «вольво» у стены, достаю из сумки ложку. На улице невыносимая жара, с первого же моего шага над гравийной дорожкой поднимается пыль. На высоких железных воротах две таблички: «ЧАСТНАЯ РЕЗИДЕНЦИЯ» и «ЗЛАЯ СОБАКА». В раздумьях топчусь перед воротами. Дверного звонка нигде не видно, но ставни на некоторых окнах открыты, а раз это резиденция, внутри наверняка находится какой-нибудь резидент.
Через пять минут к воротам, колотя хвостом, выбегает злая собака. Это золотистый ретривер, его шкура более светлая и однотонная, чем у уэльских ретриверов. Он просовывает нос-картошину через решетку ворот, я выставляю ладонь тыльной стороной и не смотрю новому знакомцу в глаза (так меня учил Дэй). Ретривер принимает грустный вид. Я глажу его, шепчу, что он славный, спрашиваю: «У вас дома сейчас еще кто-нибудь есть?», затем ухожу в тенек и жду.
Пес лает — хочет, чтобы я помогла ему выбраться из заточения. На ступеньках замка появляется дама лет сорока, на ней бежевый твинсет, и это в такую-то жару! Вид у нее менее приветливый, чем у ретривера.
— Что вам угодно?
— Добрый день, мадам…
На лице дамы недовольство — возможно, я отвлекла ее от важного дела. Протягиваю руку с ложкой через прутья решетки, улыбаюсь и мысленно декларирую: «Я человек, я пришла с миром».
— Мы ничего не покупаем, тем более у gitans [28].
Понятия не имею, про каких gitans она говорит, но этот ее тон выражает раздражение — по крайней мере, в Пембрукшире он выразил бы именно его.
Я заверяю, что продавать мне нечего, и снова машу ложкой.
— Вы не встречали подобные?
Она мотает головой. Не встречала, значит. Эх, плюнуть бы на нее сверху вниз и крикнуть: «Ах ты гадюка в твинсете!» Молча разворачиваюсь и иду к машине.
Ретривер поскуливает — видимо, жалеет, что я ухожу.
Есть, рисовать и быть цыганкой
Сижу на тропинке, прислонившись спиной к дереву, и медленно жую кукурузные хлопья из пакетика, который откопала под пассажирским сиденьем «вольво». Грубость Гадюки в Твинсете меня ранила. Похоже, местные жители куда менее вежливы, чем уэльсцы. Пчеловод был исключением, которое лишь подтверждает правило. Разглядываю ложку, удрученная несправедливым обхождением, как сказала бы миссис Ллевеллин. Или разочарованная поворотом событий. Даже цветовое сочетание янтарных полей и кремовых облаков меня не умиротворяет.
На лугу пасутся девять коров, еле переставляющих ноги от жары. Они ходят так медленно, что я без труда могла бы их нарисовать. Мне нужно попасть в какой-нибудь город, потому что «вольво» требует горючего, да и мои собственные запасы провизии на исходе. Травлю себе душу, мечтая о клубничных шербетах Нану. Противно гудят мухи. Беру французско-английский словарь, ищу в нем слово gitans. Цыгане? То, что меня приняли за цыганку, мигом поднимает мне настроение. Вытаскиваю карандаш. Тени, свет, коровы, трава…
На проезжую часть выкатывается трактор. Я уже собираюсь переставить машину, но водитель трактора мотает головой, затем с довольной улыбкой машет мне рукой, глушит мотор, выходит из кабины и здоровается очень громким голосом. Должно быть, он глухой. У такого и дорогу-то не спросишь. Впрочем, это не мешает нам сидеть бок о бок и созерцать идиллический пейзаж вокруг. Тракторист достает из кармана сверток с ветчиной, угощает меня. Это замечательно. Я была бы рада ему сказать, что за три минуты он сумел очистить мою душу от злобы на Гадюку в Твинсете и восстановить мое положительное мнение о французах, но кричать что-то не хочется.
Сообщаю собеседнику, что мне нужен газойль (пользуюсь языком жестов, чтобы бедняга не напрягал слух).
— САЖАНГУ! — восклицает он. — НАПРАВО, ПОТОМ ВСЕ ВРЕМЯ ПРЯМО!
С этими словами он забирается обратно в кабину трактора и дает задний ход, чтобы освободить мне путь.
Держу курс на Сажангу. Там я раздобуду дизель и разживусь порцией мороженого.
Через несколько километров вижу знак с надписью «СЕН-ЖАНГУ». Вот, значит, куда мне надо!
Информационный щит у подножия холма сообщает, что это средневековый городок. Рядом со щитом висит знак «Осторожно, дети».
Еду вдоль каменных валов к историческому центру. Останавливаюсь около донжона, спрашиваю даму в цветастой блузке, есть ли поблизости заправка. Дама указывает в ту сторону, где дорога уходит вверх. Благодарю за подсказку и краем глаза замечаю булочную. Я не премину ее посетить, как только заполню бак горючим.
На выезде из городка, там, где уже начинаются виноградники, стоит будка и два насоса. На бетонном бортике одного из насосов сидит подросток с журналом в руках. Завидев меня, паренек нехотя встает и берет заправочный пистолет.
Пока он заливает газойль в бак «вольво», я завороженно глазею на ровные ряды виноградников. Цитируя мистера Хопкинса, можно сказать, что моему взору явился невидимый рисунок.
Заправщик вешает пистолет на крюк, говорит, что я должна заплатить за топливо «вон в том сарае», и направляется к будке. Протягиваю руку, чтобы вытащить из бардачка кошелек… но его там нет.
Паренек снова вздыхает, выходит из будки, велит мне припарковаться в конце заправки и заполняет бак другого автомобиля.
Напрасно я вытряхиваю на сиденья «вольво» содержимое рюкзака, спального мешка и сумки с палаткой, напрасно перекладываю с места на место блокноты, «Воспоминания коллекционера», полотенца и коробку салфеток, напрасно обшариваю каждый уголок чемодана — кошелька нет и в помине, черт побери!
В голове полнейшая чехарда. Я потеряла кошелек, когда ставила палатку в нудистском кемпинге? Уронила в канал, обкурившись шведского гашиша? Или кошелек стянул извращенец из кино, который был вовсе не извращенцем, а вором? Чувствую себя униженной — я-то возомнила, что он хотел полапать меня, а его, выходит, интересовал мой кошелек… Денег у меня больше нет, документов нет, в груди все сжимается, я вот-вот завою от отчаяния.
Внезапно меня осеняет: Нану уговорила меня спрятать пятидесятифунтовую банкноту в носок и наказала всегда держать паспорт под сиденьем!
Ощупываю пространство под пассажирским сиденьем и натыкаюсь на мягкую картонную обложку паспорта. Роюсь в куче одежды, вываленной из чемодана, и нахожу носки, в один из которых засунула банкноту. Нану, я тебя люблю!
Принимать фунты заправщик, конечно же, отказывается, но отпускает меня в банк у подножия холма, взяв обещание вернуться.
Работница крохотного банковского отделения с одной-единственной кассой любезно обменивает мои фунты на франки, и я снова отправляюсь в сторону автосервиса. Когда отдам деньги за горючее, у меня останется всего двенадцать франков, но любой путешественник, даже если он потерялся, обязан расплачиваться по своим долгам.
Парень на заправке уже и забыл обо мне.
Плачу за бензин (глупо, да?), и я свободна. Сейчас вернусь в центр городка, куплю мороженое и подумаю, что делать дальше.
До булочной остается ехать метров пятьдесят, как вдруг «вольво» начинает икать, трястись, из-под капота идет густой черный дым…
И моя машина останавливается.
Скользкий пол
Моя пол в вестибюле, коридорах или туалетах нашей гостиницы, в соответствующих местах мы непременно размещаем таблички, на которых изображен падающий человечек. Рисунок очерчен черным треугольником. Две волнистые линии под ногами человечка обозначают воду. «ОСТОРОЖНО!» — написано на табличках красными буквами. «СКОЛЬЗКИЙ ПОЛ!» — написано черными.
