Юлия Вертела - Интенсивная терапия
После гриппа Нина Павловна беспрестанно кашляет в своем углу, ворчит и поправляться не хочет.
Вера Сергеевна разводит руками, не зная, что делать с трудной больной: и инфаркт, и характер, а тут еще и простуда.
От сильного кашля у Нины Павловны моча не держится, намокают простыни и нижнее белье. В больнице ее никто не навещает. Только представитель собеса иногда приносит по списку продукты. Но и ест она неохотно.
Иногда, чтобы саму себя подбодрить, напевает смешную частушку:
При царе, при Николашке, Е
ли белые барашки...
А теперя Исполком —
Всю мякину изотрем.
Неожиданно Аленкина мама, каждый день навещавшая дочь, подарила Нине Павловне солидную пачку трусов – новых.
– Это еще из советских запасов – фельдиперсовые. И панталоны с начесом. Носите на здоровье.
Нина Павловна живо примерила фильдиперсовые, затем натянула синие панталоны до колен и просияла.
– Да-а, делали же раньше вещи! Господи, какие были времена! Как к людям относились по-доброму, помогали друг другу.
– Может, оттого, что еще войну помнили, – предположила Аленкина мама. – И жизнь была всем в радость.
Две пожилые женщины быстро нашли общий язык.
– А помните колбасу по рубль двадцать?
– А кости по шестьдесят четыре копейки за килограмм? Какие были кости! Да что там кости, молодость была!
На следующий день мама Аленки принесла из дома и надарила Нине Павловне разных кофточек и юбок.
Старушка приподнялась с кровати, расчесалась, откопала зеркало.
– Ты бы мне помыться помогла, родная... – попросила она благодетельницу.
– И я тоже помогу! – вызвалась Аленка.
Вдвоем с матерью они приготовили для восьмидесятилетней Нины Павловны ванную и устроили ей банный день. После чего нарядили старуху как куклу, повязали платок, налили ей чаю с малиновым вареньем.
– Ну, теперь и помирать можно, – пошутила Нина Павловна.
– Смерть не зовут, сама придет. – Перед сном Мария Александровна как всегда достала молитвенник и с упоением читала акафист Св. Николаю Чудотворцу над притихшими больными. И отчего они скорее поправлялись – от уколов или от тепла ее голоса, – неизвестно.
Но атмосфера царила живительная.
2Во вторник наш лечащий врач привела в палату новую больную.
У Веры Сергеевны отношение к ней почтительное, как к равной...
Антонина сразу показалась странной пациенткой: вроде не больна, спокойна, почти без вещей. На вид лет пятьдесят, грузная. Глаза застывшие в печали. Руки с красной шелушащейся экземой.
– У меня дома тяжелая ситуация. У мужа болезнь Альцгеймера.
– Можете не продолжать, – прервала Вера Сергеевна.
Но Антонина продолжила:
– Стресс, постоянный стресс. Высокое давление.
– Курите?
– Сейчас штук восемь–десять в день.
– А раньше?
– Пачку... – Больной явно хотелось выговориться. – У мужа почти всю ночь были судороги, его аж до потолка подкидывало. Я на него сверху навалилась, а самой аж дурно. Потом затих. Прошу свекровь: «Ты глянь, дышит или умер. Я боюсь момента, когда душа отлетает. Могу подойти или к живому, или к мертвому...» А вчера он съел свой палец – медленно – откусывая по кусочкам...
Вера Сергеевна покачнулась:
– Лежите, отдыхайте, набирайтесь сил.
Вечером Антонина достала из сумки красную форель:
– Угощайтесь, девчонки. Ставьте чайник.
Девчонки набежали. Тем более что и повод был. Мой день рождения. Торт припасен. Бутылочка...
За выпивкой языки у всех развязались...
Оказалось, Антонина Ивановна сама медик, тридцать лет работает в детской больнице. Для нее сейчас самое страшное – сломаться... Когда Тоня рассказала, что вытворяет муж, у нас волосы дыбом встали.
– Чего ж вы его не сдаете? Есть специальные клиники. – Аленка обалдела от услышанного.
– На работе тоже все удивляются. Говорят: «Дура ты! Чего дома такого держишь?» Я сначала хотела сдать его в интернат, документы собрала, съездила, посмотрела. Такие, как он, там больше двух недель не живут. Знаешь, как в этих клиниках лечат – гноят... Кто за ними захочет ухаживать? Он же хуже ребенка пятимесячного. Ложку не держит, ничего не помнит, никого не узнает. А ведь двадцать пять лет семью содержал, работал на всех нас, дети выросли – двое. Даже не верится...
– А с чего началось-то? – Аленка вживается в триллер.
– Лет шесть назад заметила странности в поведении. Ходит по прихожей: идет в одну сторону – застегнет молнию на куртке, в другую сторону – расстегнет. Спрашиваю: «Ты чего делаешь?» «Порядок навожу». Дальше хуже. Гадить стал в квартире. Сначала писал по углам, потом и какать стал. Наложит кучу и спрячет. Мы с бабулей ходим, ищем, где воняет. А потом уже и не прятал, насрет посреди комнаты и размазывает ногами. Стала покупать ему памперсы, три тысячи рублей в месяц уходит, одеваю только на ночь, днем – в штаны. Замываем его с бабкой в ванной. А он такой непослушный, выскакивает. Не может ни минуты побыть в спокойствии. Ему надо бежать. Он по квартире сколько километров наматывает, ходит стремительно, как одержимый. В кресло усадим: ногу об ногу трет беспрерывно. На ночь ремнями привязываем к кровати, а он спит всего шесть часов, и то после уколов. И все равно ногами сучит об эти ремни, аж до крови... Такое напряжение во всем теле: руки скрючены, ни одного пальца не разжать. Чтобы не прело под ними – тряпочку подкладываем. А сам худющий, дистрофик. Хотя аппетит зверский. Слюни текут, если еду увидит.
– Он не говорит? – спросила я.
– Раньше говорил. Я его спрашиваю: «Вкусно, Ваня?» «Вкусно». – «Скажи спасибо». – «Спасибо». Потом речь пропала. Он только смотрит. Вдруг ни с того ни с сего слезы, как у младенца, польются. Жалко мне его. Помню, как он мечтал: вот будем старенькие, домик в деревне купим, сядем на лавочке, он ведь такой мужик завидный был...
– Знаешь поговорку: «Если Бог хочет наказать человека, он лишает его разума». Вот его за что-то лишил... – говорит Мария.
– Да, может, и есть за что. Он церковь не любил, не затащить внутрь. А может, заболел из-за того, что током его дернуло – прошло через левую руку, потом в голову и через правую вышло... Иногда я думаю, не проклятие ли на нем? Мать его еще во время беременности вытравливала, а когда родила – хотела задушить. Зато вон теперь за ним ходит, пятидесятилетним, понос застирывает да штаны одевает. Говорит: «Пока я жива, ты не сдавай Ваню». Ей тоже тяжко смотреть на сына, но терпит. Я хоть отдыхаю от этого кошмара на работе – сутки через трое. Руки от бесконечной уборки и стирки страшно болят.
– И сколько такие живут? – Аленка как наэлектризованная.
– Врачи говорят, что Ваня скоро умрет. Хочу, чтоб он по-человечески умер дома. Пусть все будет как будет...
