Алина Знаменская - Пока живу, люблю
«Рисуется», — неприязненно подумала Виктория и забыла о нем. Но Кит не замедлил напомнить о себе — ее тоже ослепила его вспышка. Вика нахмурилась и услышала откуда-то сбоку: «Бонжур, мадам!»
Выбросив длинную конечность с будто приросшей к ней камерой к потолку, Кит выстрелил вспышкой в Карину и Ренату, и те успели состроить в объектив потешные рожицы.
Щелкнув напоследок камерой, висевшей на животе, Протестант растворился в толпе.
— Некрасиво кривляться, — одернула Виктория своих воспитанниц.
— Мы позируем, — возразила Рената.
— Ваш дядя просто балуется. Разве вы не поняли? Мне кажется, у него и пленка давно кончилась в фотоаппарате.
— Балуется?! — Девочки в недоумении уставились на нее.
— Что вы, Виктория Викторовна, он совсем не балуется! — В глазах Ренаты мелькнуло осуждение.
— Дядя Кит — великий фотограф! — с обожанием поддержала сестру Карина. И отодвинулась от Виктории.
Вика не стала спорить. Разберись-ка в этих родственных отношениях. Всерьез заявление девочек она, конечно, принять не могла, но чтобы проверить ощущения, решила понаблюдать за Никитой. Толпа тусовалась. Все занимались тем, чем и положено заниматься в антракте, — дети пили лимонад и лопали пирожные, взрослые закусывали в буфете, собирались кучками. Журналисты брали интервью. Кит бродил среди тусовки и фотографировал. Но как! Он не искал удобных ракурсов, не присаживался на корточки и не пристраивался к освещению. Казалось, он вообще не думает о кадре. Он даже успевал потрепаться со знакомыми. Стоит так беззаботно, болтает, и вдруг откуда-то сбоку вылетает его рука с камерой, ничего не подозревающего человека, шедшего мимо по своим делам, ослепляет вспышка, снимок сделан. Фотограф, вполне довольный добычей, усмехается. Его длинная конечность с будто приросшим к ней фотоаппаратом вылетала то тут, то там, вызывая суматоху. Люди не подозревали, что являются объектами его внимания, и оставались естественными. Было полное впечатление, что Кит балуется, шалит, жонглирует своими камерами ради показухи. Как раз накануне Виктория с девочками смотрели телепередачу о животных. Там показывали хамелеона. Сидит он тихонько, окраска под цвет окружающей среды. Бабочка мимо летит, ни о чем не подозревает. Хамелеон не производит ни малейшего движения в ее сторону. Сидит себе и сидит. Но вот в мгновение ока его язык пулей выпрыгивает изо рта, разворачивается резинкой, длинным шнуром и хватает бабочку! Секунду спустя хамелеон сидит как ни в чем не бывало. Будто он ни при чем и бабочки не ел. Сейчас, в фойе театра, Вика поняла: Кит — хамелеон. А вся тусовка, включая ее, Викторию, — скопище разноцветных бабочек. Макс на юбилее театра так и не появился. А вечером пригласил ее к себе в кабинет. Виктория набрала в легкие побольше воздуху, расправила грудь, припудрила нос и поплыла в кабинет. Она решила не обращать внимания на косящий в ее сторону грачиный глаз Никиты. Кто он такой? По крайней мере ей нет до него никакого дела. Его чрезмерное любопытство — только признак невоспитанности.
Вика колыхнула бедром и невозмутимо прошествовала мимо Протестанта.
— Я слушаю вас! — Она остановилась перед Максом, сияя улыбкой.
Он оторвался от компьютера, с трудом соображая, зачем она явилась. Но Викторию это не выбило из седла. Она продолжала улыбаться, как именинница.
— Ах да! — Глаза его «включились». — Я хотел сказать, что завтра вы свободны. Девочек заберет к себе моя мать. На выходные. Да, и еще…
Виктория, ни слова не говоря, подбоченясь, продолжала смотреть на хозяина. Он выдвинул верхний ящик стола, порылся там и извлек из недр глянцевый белый листок.
— Вот. Это абонемент в филармонию. Жена сказала, что вам это может быть интересно.
Вика схватила абонемент, как заядлый филателист — редкую марку. Быстро проглотила взглядом название концерта. Ростропович! О Боже! Она впилась глазами в Макса:
— А вы пойдете?
— Нет, что вы! У меня важная встреча с клиентом. Отдыхайте.
Напоследок он изобразил вполне любезную улыбку.
Виктория выпорхнула из кабинета, двумя пальцами держа драгоценный абонемент.
В гостиной, едва прикрыв за собой дверь, она подпрыгнула. Замахала абонементом, как знаменем победы, едва подавив готовый вырваться наружу писк восторга. Ура! Она идет па Ростроповича! Все ее коллеги впадут в транс, когда узнают! Ее место в партере! Она… Виктория не выдержала — закружилась волчком на месте, взвыла не голосом, а нутром, так, что где-то в животе у нее что-то загудело и ухнуло. Изобразив руками только ей одной понятный кульбит, Вика наткнулась взором на изумленные шоколадные глаза Протестанта. Он сидел на полу в коридоре и откровенно наблюдал за ней. И улыбался. Помахав перед его носом листком абонемента, Вика протанцевала на кухню. Он молча проводил ее взглядом. Весь следующий день Вика бездельничала. Она часа три провела в салоне, занимаясь собственной внешностью. Потом пообедала пиццей в открытом кафе, побродила по пустынным залам художественного музея, прислушиваясь к тонко звенящему внутри ее предчувствию. Предвкушению праздника. Она приехала к филармонии за час до концерта. Сидела на скамейке в сквере, наблюдая за подъезжающими к парадному подъезду автомобилями, и фантазировала по поводу каждого вновь прибывшего лица. Потом, когда она сочла для себя приличным войти внутрь, прошла и, сдав в гардероб свой плащ, стала бродить по зеркальным залам и уютным кулуарам филармонии, наслаждаясь каждым мгновением пребывания в этих стенах.
Во время концерта Виктория забыла обо всем. Душа рождалась с первым звуком произведения и умирала с последним. Каждая мелодия вспугивала в ней рой ассоциаций и вызывала в воображении множество картин.
Концерт закончился поздно. Возвращаясь в полупустом трамвае домой, она все еще находилась во власти музыки. Когда она открывала своим ключом дверь, обрывки концерта витали где-то рядом, разбавляя чинную тишину элитного дома. Стараясь не шуметь в прихожей, Вика разделась при свете ночника и уже собралась пошарить в холодильнике, когда поняла, что в большой гостиной настежь открыт балкон. Вероятно, хозяин уснул, оставив явный непорядок. Что бы они без нее делали… Все еще храня в себе трепетное состояние, рожденное концертом, Вика на цыпочках прокралась в гостиную, приблизилась к балконной двери и.., услышала стоны.
Вика прислушалась. Первая мысль была о Марине. Макс привез жену на выходные, и той стало плохо. Но эта мысль быстро улетучилась. Стоны доносились из кабинета хозяина и сопровождались шумами. Тут присутствовал какой-то скрип, чье-то тяжелое неровное дыхание и невнятное бормотание. Нет. Это, похоже, женские стоны, но не Маринины. Когда до Виктории дошло, в чем дело, она одеревенела прямо посреди гостиной. Стояла, слушая возню в кабинете, и была не в состоянии сделать даже шага в какую-либо сторону. Внутри все загорелось, как если бы она хлебнула сильно наперченного супа. Сознание того, что Макс, отправив ее и детей, привел даму и трахает у себя в кабинете, ударило Викторию по голове так сильно, что она почувствовала боль в затылке. Сама мысль никак не желала сразу уместиться в голове, а стучала сверху, ритмично и больно. Виктория бессознательно схватилась за первый же подвернувшийся вариант: возможно, это не Макс вовсе, а наоборот, его наглый братец Никита. А что? Воспользовался отсутствием домочадцев и привел женщину. На него это похоже. От подвернувшейся мысли несколько полегчало. Стоны в кабинете участились и теперь сопровождались свистом, как если бы находившиеся там бежали длинную дистанцию и им не хватало воздуха.
