Екатерина Вильмонт - Два зайца, три сосны
— Ну, я думала, вы сами будете руководить?
— Разумеется, я буду делать, так сказать, творческую часть проекта, а уж наблюдать за рабочими, это, как говорится, не мой профиль.
— Но мне сказали…
— Отлично! Великолепно! — взорвался Миклашевич. — Вам, судя по всему, нужен прораб, а не архитектор. Видимо, мы просто не поняли друг друга. В таком случае…
— Нет-нет, прошу прощения, — вмешался вдруг Матвей. — Нам нужен именно архитектор, дом нуждается в перепланировке и притом существенной. Прошу вас, успокойтесь, занимайтесь всем, что вы сочтете нужным. Разумеется, наблюдать за рабочими должен прораб, а не архитектор с таким именем…
Арина метнула на мужа удивленный взгляд, видимо, он редко вмешивается в подобные дела. А Миклашевичу понравилось замечание Розы.
А я уже мысленно видела этот дом… Надо снести к черту кое-какие стены, сделать по возможности большой и высокий холл…
— Скажите, а сколько комнат вы хотели бы иметь в доме? — обратилась я к Розе. — Вернее, как говорят за границей, сколько спален?
— Не меньше пяти! — ответила за него Арина.
— Зачем столько? — удивился ее супруг.
— К нам будут приезжать гости, иначе здесь можно сдохнуть с тоски! А что, вы хотите все снести?
— Ну, я пока только прикидываю, но мне кажется, что стоило бы сделать большой холл и значительно увеличить кухню.
— Кухню вообще надо объединить со столовой, как это теперь принято, и она обязательно должна быть очень светлой, с французскими окнами, вообще, я бы хотела везде французские окна! Это так красиво, элегантно и аристократично…
— Простите меня, но, по-моему, здесь климат не очень подходящий для французских окон. А вы собираетесь жить здесь круглый год?
— Нет, конечно.
— Тогда это, по меньшей мере, непрактично.
— Олеся, не увлекайся пока! — одернул меня Миклашевич.
— Можно вас на минуточку? — спросил, подойдя ко мне, Роза. Он отвел меня в сторонку. — Я вас умоляю, не надо объединять кухню со столовой. Мне кажется, здесь это неуместно. Здесь я хотел бы что-то более традиционное, что ли…
Я обрадовалась.
— Да, конечно, я вижу здесь просторную кухню, немного в старинном духе, конечно, со всеми современными прибамбасами, так сказать, и все же… Скорее темную, с красными деталями, к примеру, красные поставцы с белыми тарелками, может быть, даже с очагом, тяжелый большой стол, стулья тоже тяжелые с вышитыми подушками, а вот столовая должна быть полным контрастом: светлая, легкая, изящная.
Он как-то грустно на меня смотрел. Я осеклась.
— Впрочем, это лишь сиюминутные идеи. Там будет видно.
— Очаг это хорошо, — улыбнулся он.
На мое плечо опустилась большая рука Миклашевича.
— Уже фонтанируешь?
— Да нет, просто…
— Нам, пожалуй, пора. До встречи в Москве! — сказал он, решительно пожимая руку хозяину. — Мы подумаем, посовещаемся и представим план и смету.
— Простите ради бога, что из-за меня не состоялся обещанный вам обед, так, может быть, поужинаем вместе? — предложил Матвей Аполлонович.
— Извините, но у нас на вечер свои планы… А завтра мы уже уедем, совсем нет времени.
Интересно, он же собирался пробыть здесь дня три. Что бы это значило?
— Жаль, а я хотел утром повезти вас на рыбалку, тут такие места…
— О, рыбалка не для меня! — засмеялся Миклашевич. — Я через пять минут готов сломать к чертям все удочки.
— Кто говорит об удочках! А на блесну вы не пробовали?
— Да нет, я не рыбак!
— Вы охотник?
— Да, но только на очень крупную дичь! — усмехнулся Миклашевич.
В его голосе мне послышался вызов. Подошла Арина.
— Жалко, что вы так спешите, мне казалось, что нам стоило бы поближе познакомиться, чтобы вы поняли наши устремления.
— Мы встретимся в Москве и решим, стоит нам интересоваться вашими устремлениями или нет.
Она даже побледнела от его хамства. Он что, с ума спятил?
Когда мы сели в машину, я спросила:
— Митя, ты что рехнулся?
— Ты о чем?
— Что за тон, как ты с ней разговаривал!
—Все нормально, Олеська, просто я хочу, чтобы она сама отказалась от моих услуг.
— Зачем? Ты не хочешь делать этот дом?
— Да ни за что!
— Но почему?
— По кочану!
— А конкретнее нельзя?
— Ну не нравятся они мне, особенно она, хотя и он тоже гусь. Зачем мне выслушивать ее идиотские пожелания, что может быть хуже снобизма плебейки?
— Бред какой-то! Ты вполне мог бы спокойно поставить ее на место, в конце концов вмешивалась бы она не столько в твою, сколько в мою работу! А мне безумно понравился этот…
— Я так и понял, потому и отказался.
— Что ты понял?
— Что тебе безумно понравился этот барон!
— Да при чем тут барон? — заорала я. — Мне дом понравился. Я так и вижу его…
— Да черт с ним, с домом, я не хочу!
— Можешь объяснить почему?
— Могу, но не желаю. Много чести!
— Кому? Мне?
— Всем.
— Боже мой, как я могла опять наступить на те же грабли, идиотка! Все, Миклашевич, больше никаких разговоров про брэнд, про запасной аэродром, это все мое сугубо личное дело, тебя эти вещи не касаются!
Я была в ярости.
— Слушай, Олеська, ты чего бесишься, так уж этот мужик тебе глянулся? Чем он лучше меня?
— Миклашевич, ты глухой? Мне понравился дом, понимаешь, дом! Я еще студенткой мечтала работать над таким объектом…
— Да ладно, найду я тебе другой дом, без барона…
— … твою мать! — только и сумела сказать я.
— Чего ты ругаешься? Я же не слепой, он явно положил на тебя глаз…
— А даже если, тебе-то какое дело?
— Ты мне не безразлична, а тут тебя ждали бы большие неприятности.
— Так меня же, не тебя! Да и какие к черту неприятности, ты, видимо, просто испугался, что тебе…
Он не дал мне договорить.
— Я испугался? Да чего мне-то пугаться? Хотя… если честно, то я действительно испугался… за тебя. Эта баба легко сживет тебя со свету. Как представит себе, что ее благополучию что-то угрожает…
— Слушай, Митька, — вдруг рассмеялась я, — ты что, хочешь непременно свети меня с этим Розеном?
— Я?
— Ты, ты! Ты так упорно твердишь, что он положил на меня глаз, что я могу ведь и заинтересоваться им. А что, он мужик еще не старый, очень привлекательный, вероятно, не бедный, чем не любовник? Надо будет рассмотреть его кандидатуру…
Он вдруг побелел и скрипнул зубами.
— Идиотка! Блядь!
— Миклашевич, ты что, ревнуешь? — обалдела вдруг я от догадки.
— А хоть бы и так! И вообще, Олеська, давай-ка, выходи за меня замуж. Хватит нам, нагулялись уже, пора гнездо вить.
У меня отвалилась челюсть.
— Мить, ты меня за сумасшедшую держишь?
— Отнюдь. Но ты же любила меня… И я… тоже.
— Любила, не отрицаю, но когда это было?
