Владислав Егоров - Пасхальные яйца
Да, верность своему Васеньке при всех соблазнительных обстоятельствах свято блюла, а он черной неблагодарностью отплатил. Правда, спутался он с Лариской уже после гибели Павлика, ее ненаглядного сыночка единственного. Утонул мальчишечка, когда ему тринадцать только-только исполнилось. В пионерском лагере они в поход ходили и на привале у какой-то речки стали с моста сигать. Дружки-то «солдатиком» прыгали, а Павлик, он боевой был, заводилистый, «ласточкой» сиганул. А там свая оказалась, под водой неприметная. Он об нее головкой ударился, сознание потерял и захлебнулся. А ребятки, несмышленыши еще, когда прибило Павлика к бережку, откачать его не смогли. Пионервожатую-студентку судили потом за халатность, их с отцом вызывали как потерпевших, только умоляла она судью девчонку простить и не калечить ей судьбу, а сыночка все равно не вернешь.
Так и остались они вдвоем с Василь Прокопьичем. Теперь она понимает, надо было ей тогда еще родить ребеночка, уж тот бы привязал мужа накрепко. Да только смущение брало, как в сорок пять лет рожать, считай, старуха уже, тем более подружки по бригаде, когда намекнула о таком тайном желании, в один голос отсоветовали. В позднем возрасте, толковали ей, если зачнешь дитя, оно с отклонениями внутренних органов может родиться, почек там или печени, а чаще с пороком сердца, а то и просто уродом. Откуда все это женщины взяли, неизвестно, однако напугали ее крепко, и она больше о ребеночке не помышляла. Потом уж много лет спустя соседка Вера Даниловна в случайном разговоре обронила, что ее самою мать в пятидесятилетнем возрасте на свет произвела, и в ихней деревне такие случаи не в редкость были. Только ведь в те годы давние по десять-пятнадцать детей рожали. Опять же воздух деревенский не то, что в Москве. Тут живешь и не ведаешь, что организм твой давно уже отравлен — и машин вон сколько развелось, и труба эта от ТЭЦ дымит круглосуточно, а скверик был неподалеку от их дома, так его срубили под те же гаражи. Несмотря на возмущение общественности. И она свою подпись под протестующим письмом ставила. Да только и раньше с простым народом не шибко-то считались, а теперь и подавно…
Чудно все-таки у человека голова устроена! Стала Таисия Владимировна о пропавшем коте думать, а мысли вон куда повернули.
2И на восьмой день кот не вернулся. Тут уж Таисия Владимировна начала тревожиться по-настоящему.
— Да вы не переживайте раньше времени, — успокаивала ее Евдокия Афанасьевна, когда вечерком вышли посидеть на лавочке приподъездной. — Значит, не нагулялся еще ваш Мурзик.
— Ой, спасибо за утешение! — вздохнула Таисия Владимировна. — Только вроде рано ему в загулы пускаться. Он молоденький еще. Ему всего-то три годочка. И лето сейчас, а котам, по присловью, полагается в марте гулять.
— Ну, у кошек разные биологические ритмы, — по-ученому выразилась Евдокия Афанасьевна, даром что ли учительницей была. — У вашего Мурзика, может, как раз сейчас и заиграла кровь. А что касается его возраста, то кошачий год считается как восемь человеческих, и выходит, ему двадцать четыре года — самая пора для любви.
— Так оно, может, и правильно, — продолжала печалиться Таисия Владимировна, — только чувствую, беда с ним случилась. Крыс тут травили недавно, и он, наверное, по глупости яда этого скушал. Или ребята камнем прибили. Сама вчера видела, конопатенький с того подъезда, где Маша косорукая живет, Игорем вроде его кличут, кирпичом в голубя запустил. Помешал ему чего-то голубь. А раз в птицу бросается, что и в кошку не бросить?
— Да вашего кота весь дом знает, — с укоризной проговорила Евдокия Афанасьевна. — Кто ж это из наших ребятишек посмеет на него руку поднять? Игорь, конечно, с хулиганскими замашками, но мальчик он понятливый. Он ведь как соображал: голубь — птица дикая, следовательно, ничейная, поэтому в нее можно камнями пулять, а кошка — домашнее животное, у нее хозяин есть. А сейчас к частной собственности пропагандируется уважительное отношение.
Хотела еще что-то рассудительное добавить Евдокия Афанасьевна, да тут из подъезда выкатился колобком Олег Валерьянович. Тоже решил подышать свежим воздухом.
— Чего, сударыни, пригорюнились? — спросил весело и на скамеечку рядом с Евдокией Афанасьевной плюхнулся. — Квартплату вроде бы не повышали и воду горячую уже подключили. Никаких уважительных причин для таких кислых физиономий не вижу.
Ну и говорун бывший подполковник, только б языком молоть! С недавних пор стал величать соседок «сударынями» и «госпожами», а раньше — «гражданки» да «товарищи женщины». «Сообразуюсь с новыми политическими реалиями», — объяснил им такую перемену в обращении. Олег Валерьянович в армии по воспитательной части служил, сохранил привычку следить за событиями внутренней и международной жизни.
— Вам, Олег Валерьянович, все шутки шутить, — осуждающе покачала головой Евдокия Афанасьевна. — А у Таисии Владимировны неприятность — кот у нее пропал.
— Не понимаю я вас, сударыни, — голосом серьезным, но будто и с насмешкой, проговорил Олег Валерьянович. — Страна экономический кризис переживает, бывшая партноменклатура снова к власти пробралась, налицо рост преступности, уже в столице пашей Родины взрывы гремят, а у вас, видишь ли, горе — кот потерялся! Во-первых, никуда он не денется — найдется! А, во-вторых, не найдется — нового надо завести, и нет вопроса!
— Бессердечный вы человек, Олег Валерьянович! — огорченно вздохнула Евдокия Афанасьевна. — Справедливо говорят, что на военной службе люди черствеют. У вас, видно, никогда не было ни собаки, ни кошки, а ведь хозяин к ним так привязывается, точно это полноправный член семьи. Тем более, если человек одинокий. Для Таисии Владимировны ее Мурзик — правильно я говорю, Таисия Владимировна? — как для другой старушки внучонок.
— Категорически возражаю против такого сравнения! — четко, как, наверное, на политзанятиях выступал, произнес Олег Валерьянович. — Домашнее животное оно и есть домашнее животное, и ставить его на одну доску с человеком, это, Евдокия Афанасьевна, просто нонсенс, что в переводе с французского, как нам генерал Скляренко объяснял, «сон зеленой лошади». Извините, конечно, за некоторую грубость.
— А вы, извините, Олег Валерьянович, — перешла в наступление Евдокия Афанасьевна, — рассуждаете, как солдафон, который и понимает только «ать-два!», «кругом!», «налево равняйсь!», а хорошие человеческие чувства ему кажутся чепухой. Не знаю, чем знаменит ваш генерал, а вот Антон Павлович Чехов утверждал, что кто не любит домашних животных, тот и ближнего своего по-настоящему полюбить не сможет.
Утверждал что-нибудь подобное Чехов или нет, Евдокия Афанасьевна точно не помнила, но твердо была убеждена, что именно так должен был высказаться великий русский писатель, прими он участие в их споре.
Распалились они не на шутку. Еще какие-то грубости друг дружке наговорили, но Таисия Владимировна их не слушала, о коте пропавшем размышляла.
Насчет внучонка Евдокия Афанасьевна зря сказанула. Действительно, кошка она и есть кошка. А вот, что привязываешься к ней, как к родному человеку, это правильно. Да и то, сколько сил сердечных своему Мурзику она отдала. Подбросил кто-то к ним в подъезд котеночка. Она на первом этаже живет, дверь аккурат напротив входа, конечно, подкидыш ее и выбрал. Услышала жалобный писк, дверь отворила и увидела «тварь дрожащую» — так Вера Даниловна кошек обзывает. Говорит, вроде в Писании так о них сказано. И, правда, соответствовал тогда котеночек этому определению. Мелкой дрожью дрожал. А сам тощенький, шерсточка реденькая, сквозь нее кожица розовая просвечивается. Взяла его на руки — пух невесомый. Ну как не пожалеть сиротинку!
Приютила. Месяц целый молочком отпаивала. Оклемался котик и таким красавцем оказался. Весь черный, а на лапках будто тапочки белые и на грудке белый передничек. А масть у него все-таки не совсем чтобы черная, когда свет солнечный на спинку падает, она темно-каштановой видится. А уж игрун какой был! Бумажку на ниточке ему привяжет — он с ней и так и этак, и десять раз перевернется, и передними лапками ее обхватит, а задними бьет по ней что есть силы. А то отойдет в сторонку, отвернется, вроде чем другим заинтересовался, а потом как прыгнет! Еще, негодник, манеру взял на ноги бросаться. Идет она утром в туалет или ванную, еще колготы не надела, а Мурзик в прихожей притаится и, как дверь она откроет, выскакивает и лапкой раз-раз по ноге, а потом хвост трубой и бегом в комнату.
Когда повзрослел, реже стал играть, разве что за мухой погоняется, а то все больше спит. По ночам же гулять повадился. Возвращается голоднющий и сразу на кухню к своей мисочке. Она его все минтаем кормила, а тут месяца полтора назад исчез он из продажи. Пришлось треску покупать, хоть та и намного дороже. И так он во вкус вошел, что, когда снова ему минтая сварила, отказался от него категорически. К мисочке подошел, обнюхал ее брезгливо, кусочек, правда, съел, а потом мордочку поднял, глянул на хозяйку укоризненно: где, мол, вкусная рыбка, чего, старая, жадничаешь?
