Дидье Ковеларт - Принцип Полины
Слова, произнесенные как нечто само собой разумеющееся, кольнули меня. Итак, я вдруг стал его фоном. Этаким интеллектуальным гарантом.
В Oxford Tube, роскошном двухэтажном автобусе, курсирующем между Лондоном и кампусом, я устроился в рабочем закутке за столиком в форме фасолины. И писал, не поднимая головы, под храп Максима. Я исписывал страницу за страницей диалогами и сюжетными поворотами в свете нашей нынешней ситуации, отрываясь и глядя на английские пейзажи, когда искал слово или обдумывал ассоциацию. Я описывал по горячим следам поездку, мои эмоции, мои надежды, мои сомнения через взгляд моего персонажа, мирно похрапывавшего рядом.
Когда мы въехали в большой средневекового вида город, где церкви чередовались с pubs и colleges[19] из кирпича, увитыми плющом, в окружении огромных парков в самом центре, Максим проснулся. Он достал свой план, на котором записал название отеля, и спросил, говорю ли я по-английски. Я в ответ только поморщился: в лицее я выбрал первым языком немецкий.
— А я выучил в тюрьме. Поможешь мне с произношением.
Нам понадобился почти час, чтобы отыскать Рьюли-Хаус: с моим произношением мы метались из квартала в квартал, следуя указаниям местных жителей. Наконец один студент-кореец направил нас на Веллингтон-сквер, маленькую квадратную площадь вокруг миниатюрного леса, обнесенного решетчатой оградой. Весь жилой массив принадлежал университету, это было что-то вроде гостиницы для родственников студентов, приезжавших на спортивные соревнования или вручение дипломов.
— Miss Pauline Sorgues has reserved a suite[20], — заявил Максим на своем английском, звучащем как фламандский.
Я перевел. Служащий Department for Continuing Education, что-то вроде вожатого в летнем лагере, с любезной улыбкой выдал нам большой ключ с привязанной к нему на ниточке пластмассовой этикеткой. Разобрав на ней адрес, Максим вышел.
Я с опаской последовал за ним под дождем вниз по крутой лестнице, ведущей к подвальной двери. Если наше место в сердце Полины соответствовало предоставленному крову, было из-за чего встревожиться.
Но едва открылась дверь, как тревогу сменил восторг. Это была настоящая квартира в сотню квадратных метров, с кухней и гостиной, выходящая в огороженный садик. В конце мощеной аллеи стол и пять стульев были расставлены в тени ракитника, желтые грозди цветов которого смешивались с белыми и голубыми глициниями, обвивавшими беседку. Мы переглянулись, очарованные своеобразной прелестью этого жилища. Единственная наша оговорка касалась спальни, где две одинаковые узкие кровати стояли по обе стороны от опускного окна, смотревшего на подвальную лестницу.
— Я храплю, — предупредил меня Максим. — На острове Ре мои сокамерники ночи напролет свистели мне в ухо.
— Я лягу на диване в гостиной.
— Или я. Он двуспальный. Погоди, посмотрим, кто из нас выйдет победителем.
Он плюхнулся на одну из кроватей, попрыгал, пробуя пружины.
— Тебе будет здесь хорошо, Фарриоль. Знаешь, я уж был готов уступить тебе дорогу, но теперь передумал. Я буду бороться.
Он вскочил на ноги, встал передо мной. Я ответил на его взгляд, вконец растерявшись. Сегодня это кажется мне невероятным, но под таким углом я ситуацию не рассматривал. Мы стали соперниками — это было так далеко от отношений, которые установила между нами Полина. Мы мерились взглядами, точно два неразлучных оленя, сцепившихся рогами из-за оленихи в период гона.
Зазвонил его мобильник. Он взглянул на экран и ответил, повернувшись ко мне спиной:
— Да, mijn zootje, мы уже в отеле, скоро будем. Записываешь? — Последнее слово было адресовано мне. — Автобус номер восемь на углу Корнмаркет-стрит, в сторону Брукс-Юниверсити, остановка Джипси-лейн, и спросить The main entrance[21], — продиктовал он мне.
Потом, помолчав с минуту, он бросил мне трубку, которую я едва не уронил. Сердце мое бухало, как колокол Вестминстерского аббатства, когда я поднял телефон и унес в гостиную. Сев на диван, я поднес его к уху, медленно, чтобы продлить ожидание, сохранить высокую ноту предстоящего разговора. Теплым, прочувствованным тоном тихо произнес:
— Я буду так счастлив снова тебя увидеть, Полина. Особенно сегодня, особенно здесь… Как поживаешь?
— Мне некогда, я заканчиваю одеваться. Он не слишком набрался, все в порядке?
Удержавшись от улыбки, я посмотрел на Максима, который вошел вслед за мной, метя свою территорию.
— Нет, нет, все хорошо.
— Ты уж присмотри за ним, ладно, приструни, если что. Я рассчитываю на тебя. Прости, меня ждут на репетиции церемонии, скоро увидимся, это гениально, что ты смог приехать. Целую. — Я замер с мобильником у уха. И что же в этом было «гениального»? В каком качестве я был приглашен на ее graduation — дуэньи ее парня, блюстителя трезвости, сопровождающего лица? I love you в приглашении дало мне понять, что она все еще, выражаясь словами Максима, неровно дышит ко мне. Но, судя по всему, дыхание ее было вполне ровным.
— Что «хорошо»? — холодно осведомился Максим.
— Содержание алкоголя в твоей крови.
Как ни странно, агрессивность моего откровения сразу разрядила атмосферу.
— Вот таким ты мне больше нравишься! — обрадовался он, хлопая меня по плечам. — Давай сюда пиджак.
Он достал утюг, привел в порядок нашу измятую в поездке одежду, и мы побежали к автобусу на угол соседней улицы.
* * *После функциональной стерильности филологического факультета в Меце я не был готов к фольклору старейшего из английских университетов. Гербы, медали, пергаментные дипломы, тоги и черные шапочки выпускников, профессорские мантии, расцветкой смахивающие на оперение канареек, синиц или попугаев, — все это, совершенно неуместно выглядящее в стеклобетонном декоре хай-тек, — Оксфорд Брукс. Последыш в семействе заповедников местных мозгов, вотчина искусственного разума.
Сотня студентов в красных и синих галстуках поверх завязок капюшонов выстроилась в помещении, именуемом в пригласительной карточке The Ball-room и похожем на танцзал где-нибудь в предместье. Мы сидели на балконе, среди родственников с видеокамерами.
— Вон она, смотри, пятая во втором ряду, видишь?
Я заметил Полину еще раньше, но из деликатности сделал вид, будто ищу ее взглядом.
Когда она поднялась на сцену, чтобы получить свой диплом, мы взялись за руки, словно это была наша дочь. Потом аплодировали что было сил: слабенькие вежливые «браво» при ее появлении были несоизмеримы с бурей оваций, которую устроила предшественнику, своему лауреату, африканская община.
Она прошла, прямая как струна, на своих высоких каблучках к декану, который был ниже ее на голову. Он вручил ей диплом и тепло поздравил. Она поклонилась, потом, подняв голову, огляделась с растерянным видом.
«Мы здесь!» — заорал Максим, но его крик потонул в овации, которой встретили рыжую девицу с кроличьими зубами. Полина о чем-то спросила декана. Он ответил, широко улыбнувшись, но явно ее не удовлетворил. Покинув сцену с дипломом в руке, она не сразу нашла выход.
Когда закончились официальные речи, нам наконец удалось протиснуться сквозь толпу за кулисы. Привратники в шляпах с перьями перенаправили нас на празднично оформленный газон, где перед полосатыми шатрами, в которых расположился буфет, родные встречали своих лауреатов. Щелкали фотоаппараты, запечатлевая традиционное бросание шапочек. Я заметил, что Максим дуется, и осторожно поинтересовался, в чем дело. Ответить он не успел: Полина бросилась в наши объятия. Поцелуи — меня в правую щеку, Максима в левую.
— Какое счастье, что ты приехал, Куинси!
— Мне пришлось попотеть, — встрял Максим.
— Тебе полезно, — ответила она, ткнув его кулачком в раздобревший бок.
Он промолчал, не зная, как на это реагировать.
— Вы бы испортили праздник, если б подвели меня, — продолжала она веселым тоном, звучавшим чуточку фальшиво.
Вблизи были заметны легкие морщинки у ее век. Она носила линзы. Должно быть, испортила глаза за монитором. В остальном же ее красота выглядела менее зрелой, менее продуманной, менее серьезной. Перед ней нынешней, в парадном одеянии выпускницы Оксфорда, я робел меньше, чем перед прежней, двадцатилетней, в чулках в сеточку и луноходах, но взволновался, увидев ее воочию после столь долгого визуального сожительства с ее ягодицами.
— Заметили, какого маху я дала, когда получала диплом?
— Ты о чем? — буркнул Максим, все еще хмурясь.
— Другие, уходя со сцены, садились на разные места, и я, растерявшись, спросила декана: «Where should I go now?»[22] — а он ответил мне с улыбочкой: «Wherever you want»[23]. Понимай: с таким дипломом перед вами открыты все двери, в чем проблема?
