Владимир Шпаков - Песни китов
— У меня все хорошее — и слух, и зрение!
— Но доносчицей быть все равно плохо. И если ты настучишь…
— Выбирай выражения, Рогов!
— … я подобью твой класс на бойкот. Хочешь, чтобы с тобой разговаривать перестали?
— Ой, ой, ой, страшно как! — покачала головой Горюхина, однако в глазах мелькнула тревога.
— И вообще я сам за тобой слежку буду вести. У меня есть один приборчик — мы его на станции юных техников сделали, — который может наблюдать за человеком. Где угодно может следить, даже в туалете!
— Свистишь, Рогов… — облизнула губы активистка.
— Выбирай выражения, Горюхина!
— Ты просто за Лариской бегаешь, поэтому и заступаешься! Ты ведь ее ждешь, правда?
— Не твое собачье дело. Но я тебя предупредил. Бойкот и слежка — вот чего ты добьешься.
Лицо Горюхиной сделалось пунцовым.
— Ладно, Рогов, еще подашь заявление, никуда не денешься… Ни за что не пропущу на комитете!
Повернувшись, она затопала по коридору, а Севка перевел дух. Не настучит, подумалось, все-таки напугалась…
После звонка в классе послышался глухой гул, но никто не выходил. Наконец, дверь со стеклом распахнулась, и в коридор выкатились Генка с Вадиком, два закадычных дружка-курильщика, которых то и дело вылавливали в школьном туалете. Заметив Севку, Вадик метнулся к нему.
— Здорово! Закурить будет?
— Я не курю, ты ж знаешь…
— А тут такое было… Шапито, бля!
Следом подскочил Генка, и они, закатываясь от смеха, наперебой принялись рассказывать, как на уроке сцепились новая биологичка и Белова. Они давно конфликтовали из-за живого уголка, ликвидированного в начале года. Кролики подхватили какую-то инфекцию, но вместо того, чтобы отвезти их на ветстанцию (Лариса сама вызвалась это сделать), директор решил закрыть уголок, а биологичка поддержала, мол, я на чучелах могу все объяснить! Но сегодня случилось что-то из ряда вон, что ржущая парочка никак не могла растолковать.
— Да не трындите на пару! — с досадой проговорил Севка. — Что было-то?
— Белову раком хотели поставить! — в очередной раз заржал Генка.
— Чего-о?! — вытянул лицо Севка.
— Да не в том смысле! — захлебывался Вадик. — Юбка не понравилась училке, ну, знаешь ведь, как Лариска ходит…
Вскоре ситуация прояснилась. Ларису вызвали к доске, поставили перед ней чучело совы и предложили рассказать об этой птице. А та возьми и вспомни про сову, что в живом уголке жила! Мол, жила, никому не мешала, а тут явились живодеры и всех животных усыпили!
— Так и сказала: живодеры? — спросил Севка.
— Ага! — отозвался Вадик. — Биологичка: ты кого имеешь в виду?! А Лариска: вас и имею! Училка аж посинела от злости, а потом говорит: ты, Белова, лучше бы на внешний облик внимание обратила! Посмотри на свою ужасную юбку! Вот попробуй повернуться спиной к классу и наклониться — у тебя же все исподнее будет видно!
— А Лариса?
— Ну, она ж не дура спиной поворачиваться! Она ногу на стул — раз! Юбку вверх, и ногу по самое не балуйся заголяет!
— Ножка будьте-нате! — крутанул головой Генка.
— А потом говорит: вы это хотели увидеть? Так смотрите! Биологичка даже отвернулась, ну, сама-то страшная, как атомная война, и ноги кривые… Короче, еле урок закончила, я думал, ее кондрашка хватит!
Все это время Севка косил взглядом на дверь, откуда, хихикая и перешептываясь, выходили учащиеся десятого «Б». Уже и биологичка выползла с каменным лицом, засеменив к учительской (что там будет!), а Ларисы все не было.
Она вышла последней в сопровождении Мятлина. Они о чем-то разговаривали, поначалу не заметив Севку.
— …советского образования, — донеслась реплика Женьки. Когда они встретились глазами, тот усмехнулся и придержал Ларису за руку.
— Твой эскорт наготове… Ладно, не буду мешать, договорим в другой раз.
То, что Мятлин легко отвалил, радовало и обижало одновременно. Вдруг показалось, что между ними сложились столь доверительные отношения, что личное присутствие роли не играло. Вообще получалось, что они оба — смелые, не боящиеся дерзить учителям, а Севка прячет голову в свою электронику, как страус — в песок. Знала бы она, как он только что спасал этого придурка, который точно допрыгается со своим Солженицыным…
О случившемся Лариса почему-то не распространялась, заговорив на обратном пути про гастроли. Мол, балетная студия едет на неделю в Севастополь, на фестиваль хореографических коллективов.
— И что?
— Ничего. Экзамены на носу, надо учиться, учиться и еще раз учиться…
— Как завещал великий Ленин? — усмехнулся Севка. — По идее, надо…
— Нам с Женей будет трудно на экзаменах.
— А кому легко?
Усмешка сделалась скептической, если не сказать — желчной. Точно, с Мятлиным крутит, а значит…
— Но я все равно поеду, Герман Валерьевич чуть ли на коленях не стоит. Как думаешь, пропустить неделю — это ничего?
— Тебе же справку в ДК выпишут… — пробормотал он, отворачиваясь. Мелькнула дикая мысль: может, ее хахаль — старый балерун? Кто угодно, в общем-то, мог с ней крутить, потому что она — такая. Он вдруг ощутил полную беспомощность перед этой ногастой, с выпирающей из-под жакета грудью, чьи губы приоткрыты, а зеленые глаза смотрят требовательно, ожидая ответа. Севке нужно водить мотоцикл, делать телефоны, Женьке приходится стишки строчить, а ей ничего не нужно, чтобы привлечь и покорить, потому что — такая.
— Поднимешься? — спросила, получив портфель. — Ты вроде собрался что-то для телефона вымерять…
Он вяло пожал плечами, но подчинился.
Рулетки не нашлось, поэтому вымерял неудобным портняжным метром. От балкона до столика в прихожей с учетом всех поворотов и изгибов нужно было восемь метров провода. От балкона до земли — еще семь, плюс тридцать (он вчера проверил) до автомата на углу дома. Итого сорок пять метров провода, который нужно отмотать от бухты на станции юных техников. Севка знал: за такое даже Рог может получить в «рог», но ради длинноногой на что только не пойдешь…
— Порядок, в общем. Придется, правда, стену насквозь прошить, чтоб на балкон проводку сделать.
Реплика осталась без ответа. Оглянувшись, он заметил приоткрытую дверь в Ларисину комнату. Осторожно приблизился, заглянул в щелку и, увидев Ларису перед зеркалом, замер.
Закинув руку за спину, она расстегнула молнию на платье. Медленно стащила его через голову, оставшись в трусиках и лифчике, но халат сразу не надела. Поправила сбившуюся набок кичку, быстрым движением сняла лифчик, затем слегка повернулась влево-вправо, вроде как оценивая фигуру. Или оценивая бледноватый загар, что к апрелю почти сошел? Самым смелым предположением было: она ждет Севку, который ковыряется с проводами, как идиот, вместо того, чтобы распахнуть дверь в комнату и, подойдя сзади, взять в руки ее грудь. Как рассказывали парни постарше, надо сжимать соски, чтоб баба возбудилась, дальше можно и на койку валить. Он знал, что дома никого нет, им никто не помешает, однако тупо стоял у двери, боясь пошевелиться и глядя на пятнышко, что темнело чуть выше голубых трусиков. «Родинка…» — прошелестело в мозгу.
То, что он ходит с Ларисой (или, если угодно, бегает за ней), не было секретом, но похвастаться ему пока было нечем. Он мог бы замутить со взрослой, дешевок хватало, да вот беда — не хотелось начинать с грязи, как в подвале, когда прошлой осенью налетел на Зему с его подружкой.
Его занесло в подвал случайно, искал знакомого, обещавшего отдать на детали старый магнитофон. Но за картежным столом сидел только пьяный Зема в одних трусах.
— Кого это несет? А-а, это ты…
Свет был тусклый, глаза привыкли не сразу, но вскоре Севка разглядел, что за спиной блатаря на панцирной сетке раскинулась женщина.
— Чего маячишь? Садись…
Зема протянул руку за бутылкой.
— Портвешка хочешь? Давай, выпей с нами…
Стакан портвейна Севке был не страшен, тем более Зема набулькал лишь две трети. Неловко стало из-за другого — женщина была голой! А главное, она прямо в таком виде уселась рядом с Земой и, как ни в чем не бывало, подвинула стакан!
— И тебе, курва, плеснуть? — осклабился блатарь. — Плесну, не жалко…
Движения Севки моментально сделались скованными, вроде как шарниры-суставы утратили смазку. Он машинально протянул руку за стаканом, упершись взглядом в щербатый стол, однако две обвислые груди с розовыми пятнами сосков сами лезли в глаза, как и рыжая кудрявость внизу живота. Почему она в таком виде?! Что-то рушилось, привычный мир уничтожался, потому что так быть не должно!
— Чего застремался? — спросил Зема. — П…ды живой не видел? Нин, не видел, точно!
Когда голая парочка заржала, у Нины обнаружилась дырка между зубами. Она вообще была противная — складки на животе, отечное лицо, размазанная помада…
