Стефан Дени - Сестры
Волосы Джеки всегда были уложены лучше моих. Я выгляжу более сдержанной. Слишком спокойной. Кроме тех фотографий, где я в купальнике и с мокрыми волосами.
Мокрые волосы нам очень шли.
Даже здесь, на слоне, я такая, какая и в жизни.
Не Джеки.
Бостонские американцы были поклонниками Мэми Эйзенхауэр и Бесс Трумэн. Они их обожали.
Но половина Америки нас ненавидела, считая продажными. Европейками.
А может, больше, чем половина.
Сегодня я спрашиваю себя: меня не любят из-за нее или из-за меня? Когда у вас есть сестра, вам ни за что не определить, что причитается именно вам. В глазах других, понимаете? Кто вы сама по себе?
Забрав свой желтый свитер, я решила рассказать обо всем Дженет, что было нарушением элементарных правил Восточного Хэмптона — мы никогда ничего не докладывали Дженет. Однако я была растерянна и хотела понять: поступила ли Джеки дурно? Сознательно ли Джеки причинила мне зло?
Это были два совершенно разных вопроса.
Дженет слушала меня рассеянно. Даже нет, не то чтобы рассеянно, она замечталась. Я должна была бы запомнить ее не старой, однако это невозможно; и все же она была не старой, а молодой женщиной, которая тщетно ждала задержавшегося в «Рэкет Клабе» Блэк Джека. Когда я закончила свой короткий рассказ, в котором огромное место занимал желтый свитер, но вся интрига в котором отсутствовала, поскольку я не могла сказать об Уингшоте, — это было так же, как если бы вам предложили отведать праздничный торт без праздника, — Дженет возразила: «Но, моя дорогая, ведь ты же нашла его». Совсем не этого я ждала — я ждала либо полного осуждения, либо полного оправдания, и, черт возьми, всей душой надеясь на оправдание, была готова осыпать себя ужасающими упреками и жестоко страдать от угрызений совести, а еще я ждала возвращения папы.
Он возвращался всегда, даже если это происходило не в тот день и час, который он назначал раньше. Он разрушал все планы, уезжал, бросая вас на обочине дороги, и однако каждое его возращение было праздником; я разучивала пируэты, чтобы показать ему, и стихи, чтобы прочитать.
С ним невозможно было чувствовать себя одиноко. Во-первых, папа занимал много пространства, насвистывал «Все мужчины…» и избегал своей жены. У вас было больше шансов найти его на конюшне, чем рядом с Дженет. После обеда я собиралась отвести его в сторону, но он обсуждал с Джеки самый быстрый способ добраться в «Мейдстон Клаб», где тренировали Танцовщицу, а потом быстро исчез.
Для Дженет было невыносимо не знать, где он находится. Она постоянно осведомлялась у слуг, не видели ли они его, и грызла ногти — сколько я ее знала, она всегда грызла ногти.
В конце концов я изловила его в гараже. Он всегда любил машины, даже разорившись и поселившись сначала в Вестбери на Мэдисон-авеню, а потом в маленькой квартирке на 74-й Восточной улице, он не продал свой «Меркури» с откидным верхом.
Папа сходил с ума по этому автомобилю, и с годами «Меркури» стал настолько ассоциироваться у меня с Нью-Йорком и с папой в Нью-Йорке, что я обращала внимание на каждую модель (это была редкая марка), представляя, что папа там, внутри, по дороге в «Рэкет» или «Йель Клаб», который он часто посещал после своего разрыва с Дженет, разумеется, для того, чтобы Джеки не пришлось за него краснеть.
Он обещал подарить ей этот «Меркури» в день ее семнадцатилетия. Поэтому каждое воскресенье — уже после развода, о котором нам стало известно из «Нью-Йорк Дейли Миррор» (там была специальная рубрика, посвященная разводам людей из высшего общества, о которых рассказывались всякие гнусности), — когда Блэк Джек приезжал, чтобы забрать нас на целый день, она с видом собственницы разглядывала хромированные детали автомобиля.
О, я могла бы снять целый фильм про одни только эти воскресенья и про то, как это обставлялось.
«Меркури» сигналил перед нашим домом в особом ритме, смахивающем на «тагалоп, тагалоп». Потом мы шли гулять в Центральный парк, катались на карусели, затем обедали у «Шрафт'с». После чего следовали кино, фисташковое мороженое, бейсбол на Бейкер Филд или скачки в Бельмонте; ужинали мы на Уолл-стрит и, прежде чем папа доставлял нас, еле-еле передвигавших ноги, в 810-ю квартиру, получали по подарку.
Именно так папа привез в Нью-Йорк и поместил на пансион к Дюрлэнду Танцовщицу, чтобы Джеки могла гарцевать в Центральном парке, — хотя он был на своей пресловутой мели.
А на мое тринадцатилетие открыл мне счет у «Сакс». Джеки тогда была в «Холтон Арме Скул» и, как все первокурсницы, не имела права носить цвета колледжа — желтый и серый. Вероятно, поэтому у нее потом было столько желтых костюмов; не знаю, заметили ли вы на проходившей полгода назад в Нью-Йорке выставке, что все они как один имитируют модель, которую я купила у «Сакс» и которая так возмутила Дженет — фасон для особы тринадцати лет был неподходящий.
И все же в тринадцать я уже красилась, в то время как друзья Джеки продолжали звать ее Бэмби — это было еще до принцессы Борджиа.
Прежде всего, я подкрашивалась для Блэк Джека, а еще для одного совершенно невзрачного мальчика, которого звали Джордж Плимптон. Мы виделись с ним в Ньюпорте.
Я рассказала папе историю со свитером, сознательно лукавя: Джеки, конечно же, невиновата. Однако он тут же отреагировал и спросил, не выдумала ли я все это, потому что, по его словам, он прекрасно понимал, что к исчезновению желтого свитера следует отнестись со всей серьезностью. «Может, он сам пропал, Пикс (при этом ему было известно, что я терпеть не могу это прозвище), в жизни не доверяй этим желтым свитерам, все они — крысы, и на них никогда нельзя рассчитывать. Откровенно говоря, я не считаю, что Джеки в этом замешана. Не думаю, что она любит свитера настолько сильно».
— Но дело в том, что должен был прийти Уингшот!
— Ох, — вздохнул папа, — не знаю, так ли уж сильно она влюблена в Уингшота. А ты как думаешь? Ты считаешь, что она действительно заинтересовалась Уингшотом?
Ну вот, наконец-то мы начали обсуждать Джеки.
— Я хочу сказать, что она нарочно спрятала мой желтый свитер, чтобы надеть его и пойти на пляж, когда я буду там с Уингшотом.
Папа так пристально взглянул на меня, словно вляпался во что-то грязное, что нанесло ему личное оскорбление и отравило настроение на целый день.
— Мы спросим ее об этом, — сказал он и, посадив меня себе на плечи, несмотря на мои протесты, понесся вскачь до самого дома.
Это было наше последнее лето в Восточном Хэмптоне перед расставанием с папой и появлением Хаджхая.
Я помню каждую деталь этой идиллической картины: коровы Гернси перед домом, лошади в стойлах, океан, о котором Джеки написала свое последнее стихотворение («Когда я спускаюсь к морю») и ее роль, которую как-то вечером она репетировала в моей комнате — мистер Бингли в «Гордости и предубеждении».
Папа и Дженет дали себе четыре недели на очередную попытку наладить совместную жизнь, хотя ни один из них в это больше не верил. Им уже опостылело создавать видимость хорошего настроения, тем более что характер Дженет брал верх и она не могла удержаться от нападок на отца.
Она всегда слишком многого ждала от нас.
Джеки уже была в гостиной — за час до ужина всем гостям и приглашенным предлагалось пройти туда и выпить по стаканчику. Эта обязанность распространялась и на детей. Дженет запрещала нам пить «Кока-колу» — единственный напиток, о котором мы мечтали, — к тому же мы не имели права читать журналы, хотя они целыми стопками, с которых каждое утро смахивали пыль, громоздились на большом столе.
Наш запыхавшийся экипаж остановился на пороге гостиной.
«Не обзаводитесь детьми», — говорила Дженет Энн Прадж, соседке, с которой мы познакомились в «Мейдстон Клабе» и которую находили потрясающей — ей было около тридцати и она позировала для модных журналов.
Энн обратилась к пребывавшему в крайне язвительном настроении Блэк Джеку, который, опустив меня на пол, ответил: «Мне необходимо разобраться с одним важным делом», после чего мы предстали перед Джеки. Накинув мой свитер себе на плечи, она сидела на табурете, обитом гобеленовой тканью, и слушала разговоры — я видела, что ей скучно. Однако между нами встала Энн Прадж (она не заметила Джеки), глядя на папу с таким обожанием, что он моментально забыл, о чем собирался поговорить.
На следующий день Плясунья выиграла приз на соревнованиях по конному спорту в «Мейдстон Клабе».
Еще одно первое место.
Энн Прадж поздравила Джеки. «А чем закончилась эта история со свитером? — спросил папа. — Джеки тебе его в конце концов нашла»?
Это было сказано лишь для того, чтобы хоть что-то сказать мне в тот момент, когда моя сестра находилась в центре внимания; кстати, ответа папа не ждал. Он отдалился с Энн Прадж, слова которой я отчетливо расслышала: «Джеки в самом деле превосходно держится на лошади. Пикс, безусловно, более изящна, но ей никогда не достичь элегантности своей сестры. Тот желтый свитер, который был на ней вчера, просто великолепен, — такого рода вещи только вы можете себе позволить».
