Алексей Швецов - Лохless. Повесть о настоящей жизни
Алла долго бы еще сюсюкалась с кошкой, если бы ее не прервал звонок в дверь. Алла напряженно подпрыгнула, выронив из рук свою «маленькую девочку».
– Ты ждешь кого-то?
– Нет. Не жду, — отвечает Алла и бросается в коридор, плотно прикрыв за собой дверь в комнату.
После манипуляций с замком дверь открывается, и я слышу мужской голос:
– Аллочка, великолепно выглядишь.
В следующую секунду раздается шепот Аллы:
– Не сейчас! Потом, потом. Уходи!
Смутные подозрения разрывают мой мозг шмелиным роем.
– Кто это был? — сохраняя видимость спокойствия, интересуюсь я как бы между прочим, непроизвольно сжимая пальцы на ее горле.
– Пусти, больно, — требует Алла.
Я откликаюсь на просьбу девушки и немного ослабляю хватку.
– Кто это? — еще раз спрашиваю я.
– Ой! Да мужик какой-то. Дорогу спрашивал. Спрашивал, как ему попасть на Ухтомскую улицу.
– Ты его знаешь?
– Впервые вижу.
– Так почему же он назвал тебя Аллочкой?
Девушка ни на секунду не задумалась с ответом:
– Сергей, я не понимаю. По-твоему, было бы логичнее, если бы он назвал меня, скажем, Коленькой или Витенькой?
Я обезоружен этой элементарной, но одновременно железной логикой. Мне становится стыдно за нелепые подозрения перед моей девочкой. После ничего не значащих фраз о любви мы переходим в спальню. Мне хорошо и спокойно. Алла благотворно действует на меня. В такие минуты совсем не хочется думать о докторе Курапытове. Алла, как самый опытный психоаналитик, снимает с меня и порчу, и психологическое напряжение вместе с порванным пиджаком и похожим на собачий хвост галстуком. Она чувствует мою перспективу и стягивает с меня брюки. Мой потенциал не заставляет ее долго ждать, и мы сливаемся во взаимном/обоюдном акте психологической разгрузки. Проблемы мировой глобализации не касаются моего мозга. Я реально отключаюсь. В голову приходит необузданное желание, чтобы это чувство не проходило, чтобы оно стало наконец перманентным. Я улыбаюсь самым дурацким образом от чувства, что сегодняшний день уносит вдаль все мои депрессии. У меня такая свежая, эмоциональная эмоция, что я закуриваю и курю. То же самое делает Алла. Я ничего не делаю, я всячески бездельничаю и никуда не тороплюсь. Алла прижимается ко мне и тихо шепчет в ухо:
– Мне хорошо, мне очень с тобой хорошо.
От скуки я начинаю шарить глазами по этой уютной комнате.
– Кто это? — спрашиваю я, увидев на ее столе фотографию лысого мужчины.
– Актер один, американский.
– Что-то я такого не знаю… — Комариный писк сомнения заставляет меня подняться с кровати и взять фотографию пузатого/лысого чела в руки. — В каких фильмах он снимался?
Алла глубоко затягивается. Выпускает в потолок струящееся облачко дыма и смотрит на меня глазами преданной собаки:
– Сергей, а ты способен на поступок? На поступок для кого-то? Вот у моей подруги собачка чумкой заболела. Так она.
– Алла, не уходи от темы. Где снимался этот актер?
– Он много где снимался. Этот актер играл в фильме «Последний орешек Америки-5». Он снимался в главной роли в фильме «Гонконг жив». Это про обезьяну огромную. «Эффект ночной бабочки-3», «Мистер и миссис Кац».
– Как его зовут?
– Брюс Пит. Очень известный актер.
Я с удовлетворением обнаруживаю в своей памяти, что действительно слышал это имя. Я вглядываюсь в это невыразительное лицо с похмельными мешками под глазами, и такой меня разбирает утробный хохот, что я переворачиваю фото обратной стороной. Смех мой резко и тупо обрывается, так и не начавшись.
– Не понял я! Брюс Пит, говоришь?
Алла кивает и нервно тушит сигарету о спинку кровати.
– Тут вот надпись странная: «Аллочке от Шурика». Объяснишь маленькое несоответствие?
– Конечно! Эту фотку мне не сам актер подарил. Я надеюсь, ты это понимаешь?
– Разумеется. Продолжай, пожалуйста.
– Фотографию мне подарила Шура. Она со мной работает.
– Шурик — подружка? — удивляюсь я.
– А что в этом необычного? Шура — женское имя.
– В этом как раз нет ничего необычного. Необычной может показаться приписка: «В память о безумной ночи».
Алла поднимается с кровати, запахивает свое великолепное тело в халат и вырывает фотографию актера у меня из рук:
– Сергей, мне это начинает надоедать. Твои нелепые подозрения, твое сованиеносакуданенадо, твой тон, в конце концов! Была такая безумная ночь. Бы-ла! Шурка ключи забыла от квартиры и всю ночь, как безумная, просидела в подъезде, возле двери. Ждала, пока жена придет.
– У твоей Шуры есть жена?
– И что? Есть! Как у любой порядочной женщины у нее есть спутник или спутница. Это не столь важно. Ты отстал от жизни, Сергей. Сейчас все так живут. А вот у меня, кстати, нет спутника. Есть только редко прилетающий метеорит. А мне нужна опора, нужно плечо, о которое можно утереться!
Мне становиться стыдно перед Аллой. Чтобы скрыть смущение, я закуриваю.
– Ты не думаешь обо мне. Вот, например, Шурка думает. Она сидела в этом темном холодном подъезде, делать ей было нечего и, чтобы занять себя чем-то, подписала фотографию этого Рузвельта. А ты даже на это не способен!
– Рузвельта? Почему Рузвельта?
– Какой же ты у меня глупенький! Это же актер. Он здесь в роли Рузвельта. Поэтому я так сказала.
– Рузвельт ходил в трусах?
– Он, наверное, был на рыбалке.
– Рузвельт не любил рыбалку. Он был прикован к инвалидному креслу.
– Это какой-то эротический римейк. И все! Хватит уже!.. Я не хочу об этом разговаривать!
Чтобы не испортить такой чудесный день, я подхожу к разгневанной девушке, нежно обнимаю ее и целую в шею.
Потом я одеваюсь. Пока я сижу в одних брюках, Алла зашивает надорванный рукав пиджака. Я смотрю на нее, и мне становится по-домашнему тепло и гламурно. Затем Алла идет на кухню, приготовить мне что-нибудь перекусить, а я надеваю пиджак и лезу под кровать в поисках носков. Носков находится больше, чем я рассчитывал. Я насчитал четыре штуки. Отделив два своих бежевых носка, я с удивлением вперился на оставшиеся — черные. Их ровно два. Я зову Аллу и указываю на два носка:
– А это тоже Шура тебе оставила в память о безумной ночи?
– Хорошо, что ты нашел их! — радостно смеется Алла. — Вот склеротичка! Я же тебе их в подарок купила.
Она смеется счастливым смехом и подает мне носки. Я принимаю подарок и принюхиваюсь:
– Алла, не хочу тебя огорчать, но, по-моему, ты купила ношеные носки.
Чтобы увериться окончательно, я еще раз втягиваю носом воздух. От носков исходит перманентный/омерзительный запах выбросившегося из озера кита.
У нее на глазах появляются слезы.
– Почему так всегда? Девушка хочет сделать приятное любимому человеку, а он такой нечуткий и неблагодарный! Еще и недоволен! Другой бы рад был до исступления моему вниманию, а ты.
Чтобы сгладить неловкость перед Аллой, я иду на кухню и роюсь в ее холодильнике. Она следует за мной, утирая редкие слезы.
– Ладно, Аллочка, прошу тебя, успокойся. — Я примирительно кладу в рот порядочный кусок колбасы, обнимаю ее за плечи и вытираю слезы носками, которые она держит в растерянных руках. — Я возьму твой подарок. Поверь, я очень рад. Только ты положи эти носки в целлофановый пакет, а то мне с людьми сегодня встречаться. Боюсь, что меня неправильно поймут. Это, конечно, гламурно на сто процентов, но несколько негуманно.
Потом я слушаю ее рассеянные рассказы о подругах, про их кошек и собак. Я смотрю в ее преступно-зеленые глаза, улыбаюсь, и мне совершенно не хочется уезжать. Но звонок Влада ввергает меня в водоворот деловой жизни.
– Пора, — говорю я.
– Пора, — говорит она.
Мы прощаемся. Она закрывает дверь, а я еще долго смотрю на нее и машу рукой, прежде чем спуститься по лестнице. На улице мне начинает казаться, что все улыбается мне. Улыбки исходят от провалившегося асфальта, от исписанных стен домов, от вываливших языки собак и проходящих мимо людей. И я улыбаюсь всем. Мне радостно, и я смеюсь. Меня реально не напрягает даже то обстоятельство, что машину мою вскрыли и увели магнитолу. Я закуриваю и еду навстречу будущему.
Итак, я сижу в машине без магнитолы на Серпуховке, перед входом в бильярдную, и тупо курю. С небольшим опозданием подъезжает Влад. Мы, не сговариваясь, проходим в помещение. Будущая мегабильярдная выглядит так, как и подобает выглядеть строящемуся центру развлечений. Леса, местами не оштукатуренные стены, не распакованные столы, затянутые в полиэтилен кресла и прочее, прочее, прочее. Сашка, раскрепощенно развалившись, сидит на кожаном диване и лениво перелистывает глянцевый журнал для мужчин «Веселые картинки». Его партнер Пашка на ноутбуке играет в стратегию.
– А вот и мы. Привет, чуваки! — приветствую я их.
