Ноэль Реваз - Эфина
Эфина говорит себе: в конце концов, Т. известно, где его дом, и он всегда является с повинной. Она занимается своими делами. Так проходит неделя — и проходит быстро. Т. думает, что Эфина о нем забыла, раз не звонит без конца, до ужаса его раздражая. Но ведь, когда она «доставала» его звонками, он знал, что Эфина о нем думает. А теперь его окружает тишина, тишина гостиничного номера и прикроватной тумбочки из клееной фанеры, покоробившихся картин на стенах и репродукций Ван Гога, оборвавшихся занавесок в ванной, сортиров в коридоре, мигающих ночников… Такая тишина хуже телефонных звонков. Проходит следующая неделя — медленнее. Эфина не звонит, а Т. не возвращается. Время от времени он появляется около ее дома. Идет мимо окон, не смея поднять глаз. Однажды он все-таки это сделал, и ему показалось, что у нее гости. Бог его знает, почему он так решил. Возможно, из-за света в окнах гостиной. Или потому, что на кухне было открыто окно, а значит, Эфина готовила, что случалось нечасто. Вернее будет сказать — никогда. Разве что для гостей. Но у нее не бывает гостей. Во всяком случае, так было, когда она жила с Т. Выходит, жизнь Эфины изменилась, и Т. больше не осмеливается возвращаться под окна ее дома.
Миновала третья неделя, и Эфина не знает, как себя вести. Т. ушел, поэтому он первым должен дать о себе знать. Спросить: могу я вернуться? Повиниться. Публично покаяться. Обнаружиться на лестничной клетке, грязным и жалким, без ключей в кармане. Три недели он не подавал признаков жизни, и это уж слишком, она не может позвонить ему. Позвонить и спросить как ни в чем не бывало: куда ты пропал? Я складываю твою почту на столике в прихожей. Или: звонил такой-то. И кстати, мне тебя не хватает. А так ли это на самом деле? Эфина грустит, когда думает о нем. С другой стороны, в том, что случилось, есть свои преимущества. Стирка отнимает меньше времени. Спальня всегда убрана. Никто не будит ее бесконечно по ночам, ей не приходится выслушивать рассказы о кошмарах Т. и убаюкивать его бессонницу. Она не должна защищать от Т. собаку. Может звонить знакомым. Да, некоторые преимущества имеются. Правда, есть ощущение пустоты, но так ли уж она велика? Эфина начинает в этом сомневаться. Она смогла провести три недели в одиночестве, и ей не так уж и плохо. Немного слез время от времени и несколько приступов ярости. Она выгуливает Пюка утром и вечером. Пюк смотрит с ней телевизор. По воскресеньям Пюк составляет компанию Эфине и всем ее подружкам — они вернулись, как будто убрали существовавший долгое время заслон. Эфина думает, что следует подождать, не ей принимать решение. Если Т. вернется, она с радостью его примет. Если не вернется, она… Она не может вообразить, что будет, если он не вернется. Как это — никогда больше не видеть Т. Видеть его только на сцене. Встретить однажды на улице, совершенно случайно, и просто сказать «привет». Поцеловать его в щеку, как обычного знакомого.
Т. тоже раздосадован. Он слишком долго откладывал возвращение, Эфина не моргнув глазом выдержала трехнедельную разлуку, а это означает, что она больше не хочет его видеть и перевернула страницу под названием «Т.». Возможно, она разозлилась, и Т. пока что предпочитает скрываться, ибо приступы гнева Эфины подобны могучим водопадам, у подножия которых лучше не задерживаться. Он проводит еще две недели в гостинице и начинает привыкать. У него появилась собственная скамья в парке, мимо которой дефилируют сопящие и пыхтящие четвероногие. А еще у него есть свой стул в бистро, где официантки подают ему отвар, а пьянчужки больше не задирают. Еще имеется кровать в номере гостиницы, и горничная каждое утро меняет простыни и позволяет ему за собой приударить. Он ходит в театр и в бюро по трудоустройству. Там Т. пожалели, и одна из сотрудниц занялась его документами. Т. провел с этой дамой довольно много времени и как-то незаметно оказался с ней в постели. Не в гостиничной кровати, а в ее кровати — чистой, с белоснежным бельем. Т. зачислил даму в потенциальные сожительницы. Она очень о нем заботится. Она прекрасно готовит легкие, подходящие его желудку блюда, тогда как еда Эфины вызывала у него кислую отрыжку. Она спокойная и предупредительная. Не то что Эфина, та все время проветривала комнаты и устраивала скандал из-за трех грязных носков. Она не болтлива и не задает вопросов. Возможно, она не слишком хороша собой — но и Эфина не была красавицей. Возможно, в некоторых местах у нее многовато морщин, и она почти ровесница Т., но он готов к самым невероятным экспериментам. Во всяком случае, она опытна, не говорит высоким стилем и не болтает все время о любви. Она спокойная и восприимчивая, она работает, что оставляет Т. время для мечтаний, она умеет быть незаметной и знает расписание желудка Т., поэтому горячий обед или ужин всегда вовремя появляется перед ним на столе. Если Т. устал, она ложится и засыпает. А если он в форме, устраивает настоящий фейерверк. Она печет шоколадные торты. Короче говоря, Т. задерживается у нее и иногда подумывает о женитьбе, ведь она — идеальная женщина. Единственная проблема заключается в том, что он никак не может запомнить ее имя. Вполне нормально — после такой-то наполненной жизни. Невозможно все помнить. Нельзя сразу войти в колею. Все ошибаются. Мозг совершает естественный отбор, но хранит все в своих глубинах, вот и говоришь Марлен вместо Кэти, Кэти — вместо Сандра, Сандра вместо Жюли, одному Богу известно, какая вереница имен вырвется из подсознания Т., если не навести там порядок. Мозг Т. лучше не трогать. Лучше закрыть крышку и даже слегка придавить сверху, чтобы имена не утекали. Теперь Т. говорит «Дорогая», и его подруга этим довольна.
Она сообразительная. Знает, что у Т. есть женщина в другом доме этого города. Она знает не только имя — Эфина, — но и как эта самая Эфина выглядит. Она знает, что Т. — бабник и улизнет из дома, если почувствует, что его хотят поймать. Она говорит, что не рассчитывает на него, что он для нее этакий любовный отпуск, она удивляется, находя его по утрам в своей постели — в пижаме, с блокнотом в руке — и обнаружив, что он снова пролил молоко на простыни. Она молча стирает его вещи. Иногда ходит куда-нибудь одна. Потом рассказывает, как прошел ужин, и Т. немного ревнует. Но она не берет его с собой. Нет, нет, нет, нет, так не поступают, Т. не должен забывать, что где-то в этом городе по его вине страдает женщина. Которая не сделала ему ничего плохого. Дала ему приют, убежище, откуда легкомысленный Т. сбежал. Нет. Из чувства женской солидарности новая подруга Т. отказывается брать его с собой, и в некоторые ночи ему приходится скучать в одиночестве. Она развлекается вдали от него, с другими. Он нисколько ей не мешает. Он хочет, чтобы она к нему привязалась, и все время готовит для нее сюрпризы. На свой, оригинальный манер, что-то, что не требует особых усилий и дает максимальную отдачу: эротично выложенная на простыне ночная рубашка; сердечко, нарисованное ручкой на носовом платке или туалетной бумаге; слово, написанное на зеркале карандашом для век или диоровской помадой; гладковыбритые щеки вместо щетины, как у дикобраза; поцелуйчик в щеку; сверкающая, почти белозубая, благоухающая ментолом улыбка.
Новая подруга принимает эти знаки внимания с удовольствием. У нее загорелая золотистая кожа. Короткие светло-каштановые волосы. Она часто щурится. И всегда улыбается — даже когда Т. зажигает среди ночи свет, потому что его разбудил комариный писк. Улыбка прячется в ее морщинках, она навеки там поселилась. Вся ее квартира выдержана в белом цвете. Стены и полы белоснежно-белого цвета. Она стоит у окна. Курит сигарету и смотрит на стену дома напротив.
Глаза у нее всегда прищурены. Незабудки в морщинках. Поразительно, что в этих морщинах можно обнаружить прозрачные колодцы. Она лежит на кровати, запрокинув голову. Т. погружается взглядом в колодцы. Он покусывает ей шею и почти не постаревшие руки. Она на диванчике, читает. Смуглое, морщинистое, как залежавшееся яблоко, лицо. Если присмотреться, она не красавица, ее красота в другом. Красивая — слишком точный термин. Его редко используют, для каждой женщины необходимо свое особое, уникальное определение, размышляет Т., разглядывая голову на подушках. Она встает, и Т. видит ее загорелое тело. Плотные ягодицы и широкие бедра. Полные руки и ноги, да и грудь уже не так хороша. Тело мягкое, пухлое, как пропитавшаяся водой древесина. У нее изящные, плавные движения, приятно смотреть, как это большое, веселое, зрелое тело передвигается в пространстве. Как эта зрелая, умиротворенная женщина идет в ванную. Или на кухню. Открывает двери комнат и дверцы шкафов. Приносит кофе в постель. Размышляет, не съесть ли ей сыра. Или ломоть багета. Или печенье. У Т. никогда нет аппетита, но это здорово, когда кто-то надежный, теплый и хорошо сложенный беспокоится о тебе.
Нет, проблема Т. вовсе не женщины. В данный момент проблема Т. заключается только и исключительно в театре. Он не знает, что бы с ним сталось без театра. Возможно, несмотря на подверженность бронхитам и нелюбовь к сырости, он оказался бы работником свалки. Или жиголо — у него имелась к этому склонность. Писателем или поэтом, но Т. вполне вменяем и знает, что его проза выеденного яйца не стоит и вряд ли стала бы хорошо продаваться. Нет, театр был его жизнью, и Т. счастлив, что не разминулся со своим призванием. А ведь мог стать клерком в какой-нибудь конторе. Продолжить учиться на торгового агента, что совсем ему не подходило. К счастью, судьба сказала свое веское слово: театр обязан был отыскать Т., Т. должен был встретиться с театром, им предстояло соединиться и пребывать вместе до скончания лет. Ну, во всяком случае, до самой смерти. Но, даже лежа в могиле, можно продолжить играть роль, и Т. заключил договор с другом: тот из них, кто переживет другого, придет на кладбище и сыграет знаменитую пьесу, где один из главных героев мертв. Мертвец в конце воскресает, но театр на то и театр, чтобы найти решение проблемы, — так, чтобы усопшему казалось, что он играет. А у второго, выжившего, создавалось впечатление, что партнер жив.
