Ноэль Реваз - Эфина
Т. погружается в тишину театров. Вот красный театр. Ему нравится, когда театр черный. Черный куб. Черная сцена. Он не любит позолоту. Театр должен быть черным — вдоль и поперек, снизу доверху. Как пещера рта и внутренность сердца. Однажды Т. прикоснулся на сцене к настоящему сердцу. Это случилось во время одной из отлучек. В то время, когда он жил с Эфиной и снова начал исчезать. Перед репетицией Т. сидел в темноте. На сцене появилась актриса. Долговязая и тощая, как старая курица. Или как сухой огонь — зависит от того, как посмотреть. Т. знал ее в лицо. Актриса, которая могла завоевать известность, но так и не расцвела. Ее имя всегда было на афише — не в числе первых, но все-таки. Уважение критиков и равнодушие публики. Она тем не менее зацепилась и регулярно играла. Она упорствовала, эта женщина с морщинистым лицом, тонкой шеей, длинными руками и воздушными черными волосами, которые она подкрашивала раз в неделю. Старая и одновременно молодая. Т. видел, как она вышла на сцену. Полагая, что рядом никого нет, высоко задрала юбку и одернула рубашку. Т. не вуайерист, и он дает о себе знать деликатным покашливанием. Актриса слегка пугается, но она актриса и умеет владеть собой, а потому спрашивает: кто здесь? — и ее голос почти не дрожит. Т. подается вперед, она ему рада, они обмениваются шутками по поводу режиссера: Обычно режиссеры начинают работать в репетиционном зале, но этот так самонадеян, что пожелал увидеть своих артистов сразу на подмостках. Т. и женщина еще немножечко позлословили на его счет, Т. рассказал пару-тройку забавных историй о его предыдущих постановках, потом актриса спросила Т., что он делает в зале за час до репетиции. Т. не нашелся с ответом, и она сказала, что тоже всегда приходит заранее. Особенно в первый раз. Что, несмотря на многолетний опыт, ей нужно какое-то время, чтобы ощутить пульс театра. Т. понимающе кивает. Они говорят еще несколько гадостей о режиссере, Т., исчерпав запас собственных историй, рассказывает слышанные от других факты о другом, ныне покойном режиссере. Потом они умолкают и долго молчат. Т. чувствует волнение актрисы, и в нем срабатывает старый инстинкт, а вместе с ним и забытый жест, и он проводит подушечкой большого пальца по ее шее, гладя пушок, другой рукой нежно берет ее за талию, хотя на самом деле хочет убедиться, что добыча никуда не денется. Его губы привычно тянутся к ее губам, его язык проникает внутрь ее рта, но не для того, чтобы вкусить сладость: он хочет убедиться, что жертва согласна. Дальше все происходит очень быстро, и пальцы Т. оказываются под юбкой старой актрисы. Потом она поправляет одежду, чуть сконфуженная, но вполне довольная, и Т. изображает лицом смятение, думая про себя, что эту руку следовало бы отрезать, отрубить до запястья топором, если она теперь шарит под всеми юбками без разбора. Т. пожалел актрису, потому и заключил ее в объятия, а она прижалась головой к его груди, и он ощутил ее внутреннюю дрожь. Он вдохнул запах немытых тонких волос, прикоснулся к лопаткам, решил, что долг исполнен, отстранился и отошел, не посмотрев актрисе в глаза. Она провела рукой по лбу — белому и вполне гладкому, запустила пальцы в волосы и сказала: не понимаю, что происходит. Т. снова прижал ее к себе и принялся укачивать, как ребенка, чтобы не смотреть ей в лицо, и вдруг услышал слова, внушившие ему страх, как бы старая актриса не влюбилась в него. А она таки влюбилась и начала делать неудобные признания — что-то насчет того, как ее тянуло к нему тридцать лет, а также насчет уверенности в том, что им суждено общее будущее. Т. стиснул актрису посильнее, и ее голос зазвучал глуше, а он сделал признание: у него есть женщина, Эфина, она ждет его дома, поэтому он заставил себя забыть все, что их связывало с актрисой, и этот шрам зарубцевался. Актриса поблагодарила его за это признание, и Т. устыдился, потому что ничего хорошего для нее не сделал. Женщина потупилась и сказала, что все понимает, что тут и говорить не о чем, она ведь — старая кошелка. Тут Т. пришлось снова ее обнять. Он незаметно взглянул на часы и понял, что пора закругляться, чтобы не столкнуться нос к носу с остальными партнерами. Он произнес несколько слов утешения. Уткнувшись носом в пух ее волос, прошептал в самое ухо, что теперь все начинается с чистого листа. Они просто партнеры, старые товарищи. Она все никак не отлипала, и тогда он добавил, что она красивая, потрясающе красивая, невозможно красивая, что она прекрасна, как пламя, что никакая она не старая кошелка, а царица египетская, и актриса наконец отстранилась от него и улыбнулась. Слабой робкой улыбкой. Вовремя — появились другие актеры, и репетиция началась. Жизнь Т. полна таких вот разломов, которые приходится заделывать, энергично орудуя руками и ногами.
Т. и Эфина теряют друг друга из виду глупейшим образом. Однажды, во вторник утром, Т. исчез, как это за ним водилось. Эфина не позвонила ему на мобильный, как обычно делала. Ей надоела роль встревоженной женщины, кроме того, она знает, что Т. отвечает на звонок один раз из десяти. Один раз из пятнадцати или ста. Т. оставляет телефон в парке. В театре. Забывает в такси. Дарит клошару, чье морщинистое лицо почему-то показалось ему симпатичным. Иногда телефон лежит в кармане висящего в шкафу пальто. Он роняет его в воду, стоя на мосту у парапета. Множество телефонов Т. покоится на дне множества рек. Эфина всегда дарит Т. новый телефон на день рождения, на Новый год или просто так, без всякого повода. Увы — Т. либо туг на ухо, либо звонок плохо отлажен, и он его не слышит. Но ему не приходит в голову ни включить телефон, ни выключить его, ни поставить на зарядку. Он получает новую трубку, пользуется ею, а когда батарея разряжается, забывает на комоде. Т. уверяет, что не помнит, как прослушивать голосовую почту, и сообщения Эфины звучат где-то в пространстве. Вот что странно — Эфина не раз видела, как он ловко управляется с телефоном, отправляя смс-сообщения. Итак, во вторник Т. сбежал, Эфина думает, что он вернется и незачем тратить время на поиски. Отсылаемые в пустоту плаксивые сообщения только засоряют эфир. Эфина не склонна к трагедийному жанру. В конце концов, у нее есть собственная жизнь.
Т. ночует в гостинице. Он бродит по паркам, переходит из одного дешевого бистро в другое. Заказывает чай, официантки думают, что он проходит курс вытрезвления, и жалеют его. У него всегда задумчивый вид, он погружен в свои мысли. Хочется взять его под крылышко. Все дело в плаще. Седеющий сутулый человек с волосами в носу не должен носить плащ. Иначе его могут принять за бродягу. Особенно если плащ в пятнах, немного порван, а из карманов при малейшем движении вываливаются на пол разные предметы. Например, блокноты или ручка. Дело в том, что очень часто, от скуки, Т. пишет, вернувшись в номер. Старая привычка. Стоит ему оказаться в обшарпанных стенах, взглянуть на дешевый стол из ДСП, прикоснуться к грязному жесткому ковру, и им тут же овладевает желание кинуться на кровать и писать — страницу за страницей. Он не знает, кому предназначены эти послания. Но уж точно не ей. Только не ей. Он говорит себе, что наверняка составил больше тысячи подобных сочинений, но она их вряд ли считала. Она не понимает, что ни одна запись не имеет большего значения, чем другие. Они — обрамление, окружающий пейзаж, в котором он движется, живет и работает, чтобы сделать этот пейзаж более комфортным. Более уютным, ласковым, гостеприимным, как перина, на которой Т. мог бы нежиться в свое удовольствие. Падать в него, раскинув руки и ноги, как в свежевыпавший снег. Впрочем, снег состоит из кристаллов, и наука утверждает, что они, в своем великом множестве, разнородны по форме. С сотворения мира и до скончания веков не было и не будет двух похожих одна на другую снежинок, и Т. занимается тем, что без устали собирает их. Было бы глупо отвергать то, что плывет тебе в руки. Когда он соединяется с ними, его тело становится плотным, а бесплотные кристаллы парят в воздухе. Одна чаша весов перевешивает, вот Т. и ловит их, и собирает без устали, чтобы восстановить равновесие. Эфина не знает, что ее взвешивают на весах, а может, думает, что, кроме нее, на весах никого нет. Что она не делит весы с сотней других женщин. Эфина считает себя единственной, вот и тратит силы на бесконечные звонки Т. Лучше бы запаслась сетью для ловли китов. Она полагает, что сердце Т. питает к ней очень сильные чувства. Она верит, что раньше он никого не любил, что все его связи носили сугубо плотский характер. Что Т. интересовали только задницы. Задницы и сиськи. Губы, промежности и ляжки — но не сердце: сердце Т. оставалось девственночистым в ожидании Эфины. Все это — вина Т., руководствовавшегося основополагающими принципами: не изливать душу и не хвалиться былыми победами. Не говорить о женщинах с женщинами. Отрицать наличие какого бы то ни было опыта и жить с женщиной так, как если бы она была первой в твоей жизни. Ты похоронишь в тайных глубинах сердца остатки былых чувств и сотрешь из памяти все имена. Твоя грифельная доска останется чистой, а в бумажнике не будет фотографий. Итак, Т. заявил Эфине, что до нее не знал любви. Что его сердце оставалось нетронутым и наглухо запечатанным. Эфина — его первая любовь, единственная обладательница ключа от его сердца. На самом-то деле Т. впервые влюбился в третьем классе начальной школы, а потом часто влюблялся с первого взгляда и рвал страсти в клочья. Сердце Т. так много страдало, получило столько ударов, его так часто пронзали ножами и булавками, что оно напоминает кусок мяса, растерзанный дикими зверями. Сердце Т. страдало, оно очень уязвимое и нежное, но знает об этом только он сам. Только он и его многочисленные подруги, обнаружившие, что у этого великого человека сердце, как у ласкового теленка. Чувствительное, хоть и ветреное сердце. Сердце, обливающееся кровью по себе самому, на которое, впрочем, рассчитывать не стоит. Это сердце «делает ноги» при первых признаках опасности. Эфина не успела в полной мере познать это сердце, Т. ускользнул, кроме того, с возрастом он научился мастерски скрывать свои чувства.
