Дмитрий Иванов - Команда
Боевик оказался крепким парнем. Несмотря на сокрушительный удар он сумел обхватить Шульгина жилистыми руками и с такой силой сдавил участкового, что у того затрещали ребра. Шульгин выронил пистолет и вцепился снайперу в горло. Они катались по полу, задыхаясь и хрипло матерясь, каждый на своем языке.
Вскоре участковый почувствовал, что силы оставляют его. Когда снайпер в очередной раз оказался сверху, Шульгин неожиданно увидел над собой сверкающее лезвие ножа. Как и откуда успел его достать моджахед? Шульгин чудом успел перехватить руку с ножом, но удержать ее не смог. Лезвие неумолимо опускалось к его горлу. И тогда Шульгин последним отчаянным усилием врезал снайперу между ног коленом. Удар получился на славу. Моджахед покачнулся и с шумом втянул ртом воздух. Шульгин, воспользовавшись моментом, сбросил снайпера с себя и навалился на него всем телом.
Внезапно снайпер с громким стоном обмяк. Шульгин не понял, как это получилось. Скорее всего случайно. Но факт оставался фактом – нож вонзился моджахеду прямо в сердце.
Целую минуту участковый приходил в себя. Потом, не глядя на мертвого врага, притянул к себе автомат, валявшийся на полу, и поднялся на дрожащих ногах во весь рост…
В том, что случилось дальше, сержанта Вагина винить нельзя. Вагин уже полчаса вел поединок со снайпером моджахедов, засевшим на чердаке. И когда в оконном проеме возникла мужская фигура, он тут же нажал курок. Человека в окне словно ветром сдуло.
– Спекся, сука! – удовлетворенно сказал Вагин и дослал в ствол следующий патрон.
Плечо Шульгина обожгло огнем. Участкового отбросило в сторону. Он попытался приподняться и увидел, что рубашка на груди быстро набухает кровью.
– Свой достал… – прошептал Шульгин. – Вот ведь глупость какая!..
Неверными шагами он спустился по лестнице, одной рукой держась за стены, другой – волоча за собой автомат. Шульгин надеялся, что все не так страшно, что на свежем воздухе ему станет полегче. Но улица закачалась в его глазах, точно пьяная, а солнце над ней показалось ему черным.
Выстрелов Шульгин не услышал. Автоматная очередь прошила его с головы до ног. На этот раз по нему стреляли уже не свои. Чужие.
Шульгин рухнул на асфальт лицом вниз, не успев почувствовать боли.
Он был мертв.
Первым на участкового наткнулся Андрюха Тюменев. Издалека он не узнал Шульгина в лежавшем плашмя мертвом человеке. Андрюху интересовал автомат, валявшийся рядом с трупом.
Тюменев уже протянул к нему руку, когда вдруг понял, что знает убитого. Он осторожно повернул окровавленную голову лицом к себе и замер.
Доставучий мент, показавший себя за последние два дня классным мужиком, умер как герой. В этом Андрюха ничуть не сомневался. И
Тюменев ощутил такую горечь, какой он не знал ни разу в жизни.
Людка Швецова не смогла усидеть в четырех стенах. Телевизор по-прежнему не работал, радио молчало. Плеер она сама пару дней назад расколотила, уронив на пол. И перекинуться словом было не с кем.
Людку неудержимо тянуло на улицу, где, судя по усилившейся стрельбе, происходило самое главное. О том, что там можно нарваться на пулю,
Швецова не думала. Умереть такой молодой и красивой казалось ей полной нелепостью.
Однако она отдавала себе отчет, что просто так пройтись по городу в качестве стороннего наблюдателя ей не удастся. Не то время и не то место. Вот если бы у нее были какие-то неотложные дела. Но какие могут быть дела в такой мясорубке!
И тут Людке вдруг вспомнилось кое-что, напрочь вылетевшее из головы из-за налета моджахедов. Позавчера ее соседку по лестничной площадке, Аньку Засухину, забрали в родилку. Они с Засухиной не были такими уж задушевными подружками, но частенько болтали по-соседски о всякой ерунде. Швецова даже была свидетельницей на Анькиной свадьбе.
Когда ее мужа забрили в армию, несмотря на Анькину беременность,
Швецова взялась из сочувствия опекать солдатку, а когда родители молодоженов собрались на огороды, пообещала навещать Аньку. Но началась эта хреновина с боевиками, и все прочее отъехало на второй план. А ведь Анька, может быть, уже родила. И каково ей там одной с грудничком, посреди начавшихся ужасов?
Добрая Людкина душа не могла с этим смириться. Швецова пошарила по закромам своей квартиры и наскоро собрала какую-никакую передачку для Аньки. Правда, она не была уверена, что пачка вафель, ванночка с плавленым сыром и пол-литровая банка варенья домашнего производства годятся для роженицы. Но более подходящих гостинцев в доме не нашлось. Швецова уложила все это в пластиковый пакет и вышла из подъезда.
То, что улица была совершенно пуста, Людку не удивило. Ясное дело, все, кто остался в городе, попрятались, где смогли, хотя перестрелка шла уже довольно далеко отсюда, поближе к центру. И это Швецовой не понравилось. Больница с родильным отделением находилась именно там.
Людка постояла секундочку, потом упрямо тряхнула головой и пошла на звуки выстрелов.
За это время ситуация в городе сильно переменилась. Благодаря помощи
“Команды” спецназ вышиб боевиков с окраин. Вот тут-то Али-хан и вынужден был пустить в ход свой последний козырь. Уцелевшие моджахеды укрылись в здании больницы.
Швецова ничего этого не знала. Сделав большой круг, чтобы обойти те места, где перестрелка велась наиболее интенсивно, она приблизилась к больнице сзади в тот самый момент, когда спецназовцы замыкали кольцо вокруг здания. Последние метры до дверцы черного хода ей пришлось проползти по-пластунски, и Людка с неудовольствием подумала, что она извозится в пыли, как свинья. Но пути назад уже не было.
Черный ход, на счастье, оказался незапертым. Швецова с облегчением захлопнула за собой железную дверцу и уже собиралась подняться на ноги, когда сильный пинок повалил ее на пол.
– Вы что? Обалдели, что ли? – возмущенно крикнула Людка.
Она подняла голову. Над ней, оскалившись, стоял чернобородый боевик.
Дуло его автомата смотрело ей прямо в лоб.
– Ну ты попала, подруга… – пробормотала Людка, не столько испуганная, сколько удивленная.
Она никак не думала, что внутри больницы могут быть моджахеды. Но пожалеть о своей глупости не успела. Боевик больно заломил ей руку и потащил Швецову за собой…
В больнице находился и Али-хан, вынужденный покинуть дом Куренных.
Он вместе с верным Азретом сел в джип, и водитель на бешеной скорости погнал в больницу. Спецназовцы тут же открыли огонь по движущейся мишени. Али-хан даже не пригнулся. Аллах знает, когда призвать человека к себе. Но, видно, этот час для Али-хана еще не наступил. Пуля, предназначенная ему, нашла Азрета. Молчаливый телохранитель выполнил свой долг до конца, прикрыв собой командира.
Али-хан сам вынес его на руках из джипа, ногой распахнул больничную дверь и крикнул:
– Врача! Быстро!..
Шамиля Каюмова, подталкивая прикладами, подвели к амиру.
– Спаси его, – сказал Али-хан. – Спасешь – проси, что хочешь.
Он осторожно опустил Азрета на пол. Главврач присел рядом на корточки. С первого же взгляда он понял, что помощь его боевику уже не нужна.
– Ну что? – спросил Али-хан. – Что?..
– Он умер, – ответил Касымов и отпустил безжизненную руку Азрета.
Али-хан на своем веку навидался смертей, но эта потрясла его. Он смотрел в остекленевшие глаза Азрета и не чувствовал ничего, кроме глубокой печали, которую нельзя было выразить словами. Когда наконец амир пришел в себя, он удивился стоявшей вокруг тишине. Как будто гибель Азрета положила конец бою.
Но это, конечно, было не так. Просто спецназовцы прекратили огонь, не решаясь обстреливать больницу, где в заложниках оказалось полтора десятка краснокумцев. В этом смысле расчет моджахедов оказался верным. Здесь они чувствовали себя почти в безопасности.
Тем не менее по всему зданию были на всякий случай установлены взрывные устройства со специальными растяжками. Ильяс, не дожидаясь распоряжений командира, приказал вытащить всех больных из подвального помещения и рассадить их на подоконниках в качестве живого щита. Перепуганные медсестры не избежали общей участи.
Молоденький дежурный врач с отчаянной смелостью пытался преградить дорогу моджахедам, тащившим к окну зареванную Аню Засухину, прижимавшую к груди новорожденного сына. Сокрушительный удар прикладом повалил врача на пол. Потеряв сознание, он распластался на паркете. Из разбитой головы толчками вытекала кровь. Касымов сбросил с себя белый халат, разорвал его и сумел кое-как наложить повязку на жуткую рану.
Притащили к окну и Швецову. Людка ругалась, как десять подвыпивших мужиков, пока ей не врезали по губам, заставив замолчать.
Куренного-старшего тоже усадили в распахнутом окне. Сердце у него колотилось с такой силой, словно пыталось изнутри сломать ребра.
Куренной держался из последних сил, а в душу холодной змеей заползал страх. Вдруг случайно убьют свои же?
