Владислав Дорофеев - Выкидыш
Напротив осталась сидеть молодая немка. Сочетание не сочетаемого, но обычного для Германии – миловидное лицо, выпуклая зовущая задница и мужские крупные руки. Добротная, молодая и крепкая немецкая тёлка в трамвай. Превращается в спину. Из приспущенных черных брюк виднеется край кружевных трусов. Ноги и задница привлекательны, упруги. А ведь к вечеру всего около плюс двух. Зябко. Но немцы и немки словно бы и не чувствуют этот холод. На вид. Ходят в пиджачках и кружевных трусиках.
Дождливая погода собирает мысли и чувства в кулак.
Вечером поехали омыть тело в бассейне. Старое учреждение. Замызганное изрядно. Людей много. Собственно, как и в России сегодня, люди ищут здоровья и возможностей для продления активной жизни. Есть небольшая разница. В Германии здоровье всегда было целью нации. В России всего как лет десять.
В бассейне забавная история случилась. При бассейне сауна. Дважды в неделю сауна чисто женская. Остальное время общая. В понедельник как раз женская.
Я этого не знал. Я пошел в сауну. А поскольку я уже ходил в немецкую народную общую баню, то я вовсе не удивился виду немецкого гарема: несколько десятков голых женщин, заполнивших все видимое пространство. Их много, они повсюду, на лавках в сауне, стоят у входа, пьют воду, моются в душе. На мое появление нет никакой особенной реакции, истерик, крика, шума и визга, возмущения. Ничего. Одна барышня что-то недоуменно говорит. Я переспрашиваю. Она отвечает. Я вновь ничего не понимаю. Но все же ретируюсь. Выражение ее лица и тональность слов достаточно красноречивы.
Сцена в сауне похожа на розыгрыш в стиле обложки альбома «Electric Ladyland» Jimi Hendrix’а.
Эдакая гримуборная перед выходом на сцену или вылетом на шабаш в Вальпургиевую ночь.
Жизнь здесь совершенно не духовна. Духовность здесь почти не видна, ей оставлено мало места, небольшой плацдарм, солея в виде храмов. Но, видимо, больше и не надо.
А может быть, и ладно! С людьми! Работали бы и не бунтовали! И не убивали, не грабили, не пили и жен своих любили! Вот и добротная страна получится, каковой и стала Германия.
032199. Сегодня, в воскресный день были в греческом храме. Торгашеский храм. Опрятные, почти состоятельные греки и гречанки (просится, просится – гречки!).
Войдя в храм, греки, расставшись со своими гречками/гречанками, чинно отходят на мужскую правую половину, привычно здороваются с окружающими греками, выпячивают свои аккуратные задницы над светлыми деревянными креслами, не торопясь и неспешно крестятся. Садятся благостно, совсем как дети, прежде чем сесть, на мгновение застывают, уже склонившись задницей над скамьей. Благостный, сытый храм. Опрятный храм. Такой чистенький и понятный, как и греческий Христос, на которого они молятся, перед которым они молят, за которого они молятся. Немного визгливые греческие голоса хора.
В храме благодать. Я ничего не понимаю, ни слова, разве что иногда разбираю – Христос. Но раз, когда все встали, как-то взмыли разом, и страстно перекрестились, я почувствовал, как истома подступила к сердцу. Тепло и сладко защемило сердце. Благодать.
Спасибо.
Сегодня в Германии началась весна. Весна в Германии начинается всегда 21 марта. И сразу же прекратилась реклама зимних курортов в Альпах. Здесь и весна наступает по распорядку, логично и правильно.
Все времена года в Германии начинаются 21 числа первого месяца традиционных времен года: лето – 21 июня, осень – 21 сентября, зима – 21 декабря и т. д.
Сегодня моя старшая дочь Хана уехала из Москвы во Францию. Эта поездка – моя гордость. Это новое качество жизни, которое прежде не было доступно ни одному человеку ни в моём роду, ни в роду ее матери. Это – одно из самых значительных событий моей жизни последнего времени.
Лучший день в Германии – это всегда воскресный. Этот день здесь самый человечный.
И в этот воскресный день, после целования креста по окончании литургии в греческом храме, мы пошли гулять, и в одной галерее в центре города мы набрели на выставку литографий Марка Шагала, великого, ясного и чистого, целомудренного всегда (правда, как быть с брошенной им в России дочери, которую он оставил, убежав из страны в двадцатых годах двадцатого столетия), художника, гордость еврейского народа, гордость человечества. Иллюстрации к Библии. Авторские литографии пятидесятых-шестидесятых годов. Собственность галереи. И по сходным ценам: 150-4000 марок. Каждый поклонник может купить.
Особенная теплота еврейской музыки вечности. Шагал обвораживает и завлекает в своё беззащитное детство глубокое, как сон и ясное, как нежность матери. В свой мир, обволакивающий простотой и теплотой, мудростью и истиной чувств.
Мы подарили галерейщикам розу одну, розовую, как свет осеннего нежного заката. Свет, под звон которого вплыл в мир маленький еврейский гений Шагал.
Смешно! В Москве эта выставка превратилась бы в событие вселенского масштаба! Москва – стала провинцией культурной.
А недалеко от того места, где галерейная выставка Шагала, произошел слепой случай.
Недалеко от Шагала остатки средневековой стены Кёльна, ворота с двумя башенками. Ворота стоят у изголовья брусчатой площади, которую окаймляют ресторанчики и магазины. Мы остановились у ворот, Сарра пошла в ресторанчик. Она прошла некоторое расстояние, метров двадцать-тридцать. И я почувствовал желание ее окликнуть, просто желание, без всякого определенного основания, связанного с какой-нибудь ясной целью.
«Сарра!» – Я не очень громко крикнул, не будучи даже уверенным, что она меня услышит. Она услышала, обернулась, остановилась с веселым вопросом на лице. Я поднял руку, помахал. Она улыбнулась и повернулась по ходу, чтобы направиться дальше. В тот же миг, а точнее, чуть раньше, мимо неё промчался велосипедист на бешеной скорости. Сарра была задумчива, она не видела велосипедиста. И я был задумчив. И велосипедист увлекся. Мы одинаково ничего не видели перед собой и вокруг себя, кроме друг друга. Что-нибудь случилось бы, если бы я не окликнул Сарру. Или с велосипедистом она столкнулась бы, или велосипедист, уворачиваясь, воткнулся бы куда-то.
Часто думаю о телепатическом языке. Довольно часто ловлю мысли людей. Не могу управлять этим процессом, или читать чужие мысли по желанию. Неожиданно и неясным способом касаешься человеческих мыслей и не слишком понимаешь, отчего это вдруг ты думаешь об этом предмете, или как-то странно об этом человеке, или уже вовсе необъяснимо, слышишь обрывки каких-то мыслей и чувств, доселе тебе неизведанных и чуждых.
Но как объяснить такое неведомое предчувствие? Каким способом возникло внутреннее желание, источник мысли, толкнувшие меня окрикнуть Сарру?
Затем мы купили пасхальный немецкий венок. Немецкая фантазия (или немецкий традиционный черный юмор): коричневато-розовый зайчик-кролик высиживает беленькое яичко. Ведь сейчас Великий пост. Венок пахнет стогом сена на лугу. Немного прелого сена после первых осенних дождей – на ладони.
Венок повесим на дверь с обратной стороны. Радость.
Мы купили этот венок в городе Брюле (Brühl). В двадцати минутах от Кёльна. В Брюле буквально воспроизведена одна из частей королевского дворца в Версале. Правда, мало похожего на французский Версаль с его атмосферой скупердяйства и красоты, блядства и величия. Хотя парк в Брюле вполне версальский, напоминающий версальский со стороны внутренней галереи версальского дворца.
Но в Брюле есть своя прелесть, которой никогда не будет в Версале. Мрачноватость, основательность и некоторая печаль. Был дождь, сумрачно, пустынно, темная вода в каменном угловатом рву вокруг дворца, графические деревья насильственно постриженные кубами, служитель на велосипеде в немецкой традиционной фуражке с высокой тульей и пуговицами над козырьком. И тишина, и пустые бассейны, и мертвые фонтаны с цветными аляповатыми вазами. Такими размытыми на фотографии.
В Брюле мы зашли в кафе покормить Двойру. И выпить чаю. Рядом села парочка жирных немцев – он и она. И начали есть. Правильнее сказать – жрать.
Они съели по огромной тарелке салата, который заели котлетами и блюдом спагетти с огромными кучами мяса.
Оба розовые и довольные жизнью. В основе этой картины – еда, не люди.
У этих людей нет в голове ни одной самостоятельной мысли и никогда не будет. Они живут исключительно заимствованными мыслями.
Собственно, это еще (или уже!) не люди – это функции, занимающие свое определенное местоположение в общественной строго иерархической системе. Эти еще в пути. Свобода выбора. Можешь быть человеком, можешь только еще превращаться в человека. Займи свое место.
Германия – это чрезвычайно структурированная страна. У каждого человека есть свое место. Есть люди, которые только исполняют, есть люди, которые только разрабатывают новые идеи.
И так до того момента, когда они обратятся к Богу. Тогда у них появляется возможность стать богочеловеком, то есть стать выше и быть в стороне от всех человеческих ухищрений.
