Макар Троичанин - Вот мы и встретились
Перед репетицией она объяснила Аркадию, как мыслит роль служанки. Он, то и дело отвлекаясь, нетерпеливо выслушал её, уловил идею и одобрил, строго наказав не очень-то вольничать с текстом, оставить эту прерогативу ему. Уже по первому скомканному прогону, часто прерываемому замечаниями режиссёра и повторениями отдельных сцен, стало понятно, что спектакль состоится. Это ощутили все, кроме авторши, и старались выполнять указания лидера добросовестно, без огрызок и ненужных реплик. Даже Мария Сергеевна воздерживалась от обычных выпадов, шлифуя домашнюю задумку. Особенно удачно подобралась главная пара. Анна старалась вовсю, и, надо признать, дочь у неё получалась что надо – послушная и хитрая. По мере усвоения текста и ролей менялась сама собой концепция спектакля, и виной тому была служанка Марии Сергеевны. Если по задумке драматургини, тихо исчезнувшей где-то в середине репетиции, идеологией пьесы были сексуальные переживания двух одиноких женщин, глубоко погружённых в мещанское болото и готовых выбраться из него даже ценой родственного предательства, то с появлением агрессивной и предприимчивой служанки основой будущей гениальной драмы стала старая как мир идея о том, что человек – а женщина, как неоднократно доказывали знающие философы, тоже человек – сам кузнец своего счастья. Оказалось, что две преуспевающие матроны – молодая и совсем не очень – после безвременной кончины от белых чёртиков отца и мужа посменно трудящиеся в доходном винном отделе супермаркета и обеспеченные всем, чего хотелось, кроме безобманного мужского внимания, с треском проиграли прозрачный аукцион наглой и неустроенной беднячке, предпочитающей не ждать, когда счастье с бухты-барахты свалится в подол, а добывать его самой. В общем, как определил талантливый постановщик, девизом их будущего лауреата «Золотой маски» является: «Хочешь залезть в чужой карман, не разевай свою варежку!».
Нетерпеливый и самоуверенный режиссёр разрешил только пять репетиций: четыре рядовых и одну генеральную, но без прессы, хотя её и так не приглашали. Мария Сергеевна любила репетиции. На них можно было опробовать множество перевоплощений и получить мгновенную эксклюзивную оценку коллег в режиме онлайн, а то и похуже. На спектаклях – не то, там каждой клеточкой напряжённой шкуры чувствуешь ответное напряжённое внимание зрителей, усиленное кашлем, чиханием, сморканием и мобильными мелодиями. Она бы таких ставила к декорационной стенке, особенно этих, из первых рядов, со стеклянным взглядом и щеками, видными со спины, и лично бы расстреливала из пейнтбольного оружия. И будьте уверены, гадёныши, ни разу бы не промазала.
На генеральную припёрлась незваная очкастая драм-дама, и Аркадию Михайловичу пришлось сконцентрировать весь свой еврейский дипломатический дар, чтобы выдворить не нужную теперь соучастницу будущего успеха за дверь и подалее, объяснив, что генеральная всегда идёт в закрытом виде. И это было правдой. Исключение было сделано только для актива театра в лице уборщицы, плотников и пожарных, а также для генерального директора с подчинёнными топ- и топ-топ-менеджерами местного масложиркомбината, изготавливающего настоящее новозеландское масло и вонючие швейцарские сыры и являющегося генеральным и единственным спонсором театра. Тем более что Аркадий Михайлович был акционером преуспевающего нано-предприятия. После репетиции устроили небольшой брифинг, на котором генеральный акционер поинтересовался у генерального спонсора, как тот воспринял житейскую драму. Тот похвалил коллектив в лице талантливого режиссёра и высказал весомое мнение, что халатик у служанки надо бы укоротить, особенно когда она впервые появляется на сцене. «Зрители должны видеть её обратное негативное лицо», - авторитетно пояснил масленый театровед, - «ведь, как я усёк, это главная идея спектакля?». Мария Сергеевна не стала дыбиться, поскольку не сомневалась, что её обратное лицо нисколько не хуже лицевого. «Может, вообще халатик снять?» - угодливо спросил Аркаша, пустив слюну из уголка губ. «Нет, нет! Что ты!» - не разрешил генспонсор. – «Никакой похабщины! Всё должно быть пристойно. Не исключено, что на спектакль придут молодые люди, которых нам надо воспитывать высоким искусством». И сразу же решили, что половину билетов с 50-процентной скидкой распределят среди мастеров масло-сыро-жироделов. «Чтобы все пришли», - приказал хозяин менеджеру по кадрам, - «как на выборы в Думу. Для отчётности пусть на следующий день предъявят корешки от билетов». Таким образом, зрительская явка была обеспечена, что окончательно вдохновило лицедеев на актёрский подвиг.
И никто не сомневался в триумфе. Марию Сергеевну, правда, смущала предельная лаконичность декораций. Так, кресло посреди сцены изображало гостиную, кровать – спальню, стол – трапезную, а дверь, открывающаяся в раме туда и сюда, разделяла будто бы комнаты. «Ничто не должно отвлекать зрителя от игры актёров», - поучал отсталую актрису далеко продвинутый в ХХI век режиссёр, не добавляя при этом, что скаредность выгодна театру. Мария Сергеевна вспомнила, как недавно один совсем отсталый народный артист из числа театральных одуванчиков, привыкший к реальному реквизиту, вздумал было приносить себе и сценическому чаепитию настоящий чай и настоящие глазированные пряники. Но быстро раскаялся, потому что остальные ненародные, что помоложе, игнорируя текст и действие, подсаживались к нему и несли всякую чушь, пока не уничтожали чужой реквизит. «Хорошо», - подумала, - «что Аркадий разрешил использовать настоящие уборщицкие причиндалы».
На премьере зал был набит до отказа наполовину или, может быть, на две трети. Пустовали лишь передние дорогие ряды, предназначенные для искушённых театралов с толстыми кошельками. Зато на следующий день зал заполнился под завязку. Заглянув в дырку занавеса, Мария Сергеевна увидела на элитных местах полный комплект внушительных фигур с круглыми луноподобными рожами, короткими стрижками «а-ля-Зопа» и неподвижными взглядами, упёртыми прямо в её дырку. И около каждого прохиндея – бывшая служанка, бойко разглядывающая себе подобных. Спектакль пошёл. И в первый, и во второй вечер было много смеха, аплодисментов и поощряющего свиста. В общем, всё как во МХАТе.
На третий спектакль билеты спрашивали далеко на подходе к театру, а спекулянты взвинтили цены втрое. Зал был переполнен. Некоторые блатные сидели даже на стульях в проходе. Артисты были в ударе, зрители в приятном расслаблении, и никто не сомневался, что это лучший спектакль в городе, и «Золотая маска» нашла достойного претендента. Особенно нравилось представление мелким и полусредним бизнесменам, поскольку в лице главного мужского героя они видели своего братка, причём в положительном, по их понятиям, образе. Такого не было в репертуарах ни одного театра. Вначале сидевшие как тумбы с привязанными к ним бойкими собачками ушлые ребята к первому антракту оживлялись до того, что начинали искренне подсказывать «своему» на сцене. Даже щепетильной Марии Сергеевне эти по-настоящему искренние зрители нравились больше снобов из средних рядов, снисходительно похлопывавших в вялые ладони, кисло улыбавшихся, оглядываясь друг на друга и одаривая – нет, не даря, а именно одаривая – одной-двумя розами, еле видными в целлофановой обёртке, тогда как передние шумно и восторженно ревели и кидали на сцену тугие бумажники. Нравилось и то, что если поначалу они симпатизировали пухлым респектабельным дамам и тоже советовали «своему» брать дом и впридачу обеих, то после появления разбитной и предприимчивой служанки, быстро разобравшись в характерах, их симпатии перешли к ней, и они, узнавая в ней свой второй сапог, уже авторитетно требовали наплевать на дом и придачу, а брать помощницу без приданого. В общем, вырисовывался полный ярмарочный балаган. Плохо то, что после каждого буфетного антракта помощники всё больше краснели и всё больше впадали в действие, а по окончании пытались буром прорваться в запертые гримёрки, чтобы лично отблагодарить актрис и пригласить их кое-куда и кое-зачем.
Сидя в самом углу общей гримёрки, отгороженном ширмой, Мария Сергеевна пила холодный кофе и подправляла грим, с беспокойством прислушиваясь к дёргающейся двери и грубым мужским голосам за ней. Открыла сумочку, чтобы достать платок, и вдруг увидела письмо, которое обнаружила утром в почтовом ящике. Обычно она редко проверяла его содержимое, а сегодня почему-то решила освободить от рекламной лапши и выбросить её по дороге в мусорный бак. Когда же ухватила рукой всю пачку, то из неё выскользнул, упав, тонкий конверт, подписанный незнакомым размашистым почерком и без обратного адреса. Она и не помнила, когда последний раз получала письма, зато хорошо помнила, что сама не отсылала ни одного за всю свою жизнь. Повертев в руках неожиданную депешу, Мария Сергеевна сунула её в сумочку, решив прочесть позже, и забыла.
