Юрий Медведь - Исповедь добровольного импотента
На нас надвигался Коля – разбегающийся взгляд, полуоткрый рот с белой пенкой в уголках губ.
– Я тебе позвоню?
– Позвони.
– До вечера?
– Ага.
«Нельзя ли дважды войти в одну и ту же реку?!» – беззвучно вопрошал я в след, просвечивающим сквозь платьице, трусикам. Псы взрычали, поводок натянулся, я рявкнул на оголтелых и отвернулся.
– Ты чего такой необычайно-черезвычайный, Николай?! – с надеждой пожал я руку своему потенциальному кредитору и повел его к озерам.
Там за тихими водоемами, на тихой березовой улице жил тихушник Михалыч. В иную бытность я снимал у Михалыча светлую комнату во втором этаже. Сейчас она освободилась, а у Коли, как существа иногороднего, была хроническая проблема с жильем. Николай мог решить свою проблему, а я рассчитывал на комиссионные. Нет, я настаивал на них, ведь меня ждала Оля, а с ней и… Фу! Лежать!
– Я действительно в плохом настроении, подмечено верно, – размеренно заговорил Николай. – Это остаточные явления. Недавно я пережил мысленную бурю.
Коля адепт Абсолютного Знания. Утром и вечером он посещает духовные тренинги, которые проводит некая сестра Дизи из Индии. В будущем Коля надеется преодалеть в себе человека и стать седьмым Богом. А пока Коля отстранился от:
– никотина,
– алкоголя,
– мяса,
– женщин,
– и хулы.
Со всеми небратьями и несестрами (теми, кто покуривает, попивает, жрет плоть, сквернословит и вожделеет) он разговаривает снисходительно-наставническим тоном.
– Типа психоза, что-ли? – принимаю я новые правила игры.
– Это у вас бывают психозы, – разъясняет Коля. – У людей не принимающих учение бывают психозы, и они неизбежны. Потому что мир наш полон грязи. В принципе, нынешний мир весь состоит из грязи. Куда ни ткни, всюду мирская мерзость и гнусность.
Коля пускает фразы, как любовно отлитые пули. Эти пули должны продырявливать сердца непосвященных, сливать с них дурную кровь и готовить резервуар под Чистоту.
Пока Коля выпускает первую обойму, мы выхоим к берегу озера. В зеленой траве лежат девушки, предоставив солнцу свои спелые грозди, изнывающие на гибких лозах.
– И вот вы переполняетесь этой гадостью, и у вас начинается обыкновенный психоз. И это неизбежно, покуда идет царство Ра. А сейчас именно такое время, когда царствует Ра.
Мы форсируем двух подружек, окопавшихся в горячем придорожном песке. Верхние лоскутки мини-бикини вертихвосткам осточертели, напрочь, и хохотушки выпустили пощеголять на солнышко свои розовые пятачки.
– Действительно, есть от чего свихнуться, – поддакнул я, тайно соорудив и молниеносно отведал коктейль из обеих ягодок(псы самозабвенно зачавкали).
– А чем мысленная буря отличается от психоза?
Я должен был заполучить деньги (О, Оля – глория моей темной псарни!), и поэтому старательно разыгрывал роль погрязшего в нечистотах психопата, нуждающегося в спасении.
– Мысленные бури возникают не от соприкосновения с грязью, а от общения с Богом, когда Бог говорит с тобой напрямую. Ты и Бог. Прямой контакт. Мысли не справляются и взрываются. Разлетаются в клочья все жалкие мыслишки! Потому что, когда говорит Бог, все должно молчать! Все земное должно заткнуться и помалкивать, или убираться прочь! Богу нужна Чистота!
– Потише, Коль. Мы еще не в приемной у Господа.
Николай встряхивает головой – на его лице вспыхивает демоническая улыбка:
– Это у меня остаточные явления.
По тропинке мы углубляемся в лесок. До Михалыча еще далеко, я решаю задать последний наводящий вопрос и переходить к делу:
– А ты запомнил, что он тебе говорил?
– Ты имеешь в виду Бога?
– Ну, естественно!
– Бог сказал, что мы все сейчас, как деревенские мальчики.
Моя физиономия – мим-вертуоз – откаблучила пантомиму: «Ну, ни хуя себе!».
– В смысле манер, – сладострастно пояснил Коля. – Нет сейчас высоких манер у людей.
– Да измельчал народишко, – сокрушенно отозвался я.
– Ну, это и не удивительно, век-то не Золотой! Грязи слишком много вокруг человека, и в нем самом она…
– О грязи ты уже говорил.
– Я помню… А еще Бог говорит, как бы поясняя: «Вот вы держите в своих жилищах всяких животных. Кормите их, убираете за ними дерьмо, потом снова кормите. В раю же, будут такие дворцы, где воссоздастся идеальная Чистота, и в них будут обитать ваши совершенные тела.» – Тех, кто спасется, естественно, – добавил от себя Коля и ехидно посмотрел на меня.
Я промолчал. Снова загремел глас Божий: «И охраняться эти дворцы будут тщательнейшим образом, чтобы даже маленькая птичка не смогла пролететь.»
– Подожди, – не совладал я с обидой. – Я что-то не понял насчет птички?
– Ну, в том смысле, она может нагадить. Они же прямо на лету опорожняются!
– А ну, теперь все ясно! Послушай, Коля… Одолжи мне пару сотен на неделю. Я сейчас работу подыскиваю, ну, и сам понимаешь…
Коля внешне никак не изменился, но чувствовалось, что ему стало трудно. Я ждал. Упорно… Настойчиво… Упрямо… Неотступчиво!
– Дело в том, – наконец лопнул Коля, и я скрипнул зубами. – Дело в том, что мы не можем вступать в отношения такого рода с людьми не принимающими учение…
– Как не можете?! – весь округлился я от удивления. – Ты же у меня занимал?!
– Понимаешь, я был тогда на такой стадии, ну, условно ее можно назвать – «Пробуждение». Голос Бога был еще так не разборчив. Я жил как бы на два дома. Помнишь, я тоже ругался грязными словами…
Я то помнил. Все в деталях и подробностях. Я вообще, ничего не забываю, в особенности всякие гадости. Помнил, как будучи еще студентом, он и его сосед по комнате Вася каждую субботу одевали свои коричневые костюмы-тройки, покупали четыре бутылки портвейна, полкило колбасы и кило яблок. Две бутылки выпивали двухсотграммовыми дозами под колбасу. Затем, организовав на столе интимный интерьер из ароматичной свечи, вазы с яблоками, резервными бутылочками вина и надушившись одеколоном «Тет-а-тет», страстотерпцы выходили на охоту. Они бродили по закоулкам Дома студентов с прицелом заманить в свою комнату фривольных студенток с хореографического факультета. Но… не были старатели фартовыми парнями, ну, не вписывались! Есть множество причин, по которым женщины отвергают нас, самцов, так вот Коля обладал полным набором, которого хватало даже и на Васю. И очередная суббота заканчивалась шумной дракой между отверженными.
Мы разнимали их и раскладывали по кроватям. Однажды, уже лежа в постели Коля открылся мне, что имел женщину единожды.
Произошло это во Владивостоке. Трое морячков с эсминца «Отважный» опоили повариху с плавбазы и спешно отметились по очереди. Коля оказался крайним.
– Она была такая грязная, хлюпала и пахла, но я не мог от нее оторваться… – хныкал Коля, впадая в пьяную апатию.
Мне было его жалко. Жалость перекидывала мостик, шагать по которому, было и горько, и сладко. А теперь, он свалил всех нас в клоаку и, возгордившись, обрел свой стерильный мир. И даже птичек не пускает! На лету они, видите ли, гадят! А что же им приземляться всякий раз, как приспичит?! Гаденыш! (Оля, Оля! Прощай моя Оля, а с ней и… Пусть сдохнет вся свора!)
– Лучше бы ты мне соврал, что у тебя нету, – сказал я, в очередной раз раздумывая, как же мне теперь относиться к Коле: послать его раз и навсегда, или утопить?
– Если ты находишься на стадии «Становления», нельзя говорить неправду, иначе не попадешь в стадию «Озарения».
– Ладно, озаряйся! – отрезал я и грубо толкнул калитку, на соплях подвешенную к эклектичному забору. Мы входили в царство Великого Хлама.
Михалыч вывозил мусор со двора с промежутками в пять лет. На то была одна причина – бескомпромиссная экономия. За неполные 70 лет Михалыч, несмотря на свой природный маленький рост, поимел пять жен и сейчас жил гражданским браком с сорокалетней стрелочницей с Северо-Западной железной дороги.
От каждой зарегистрированной жены Михалыч прижил по дочке, от каждой дочке по внучке, стрелочнице регулярно требовались аборты, а пенсия у Михалыча была, как у всех – чуть меньше прожиточного минимума.
– Здравствуйте, Михал Евгеньевич. Знакомьтесь – Николай. Имеет намерения снять у вас комнату.
Михалыч в рукодельных шортах (стрелочница соорудила из своих джинсов) нанизывает на нить грибные кусочки.
– Цену знаете? – басовито спрашивает Михалыч, хмуря пушистые брови.
– Цена в общих чертах устраивает, хотелось бы посмотреть, – брезгливо озираясь, изрекает божий гигиенист.
Михалыч не суетится – присматривается к клиенту. У него свой метод идентификации личности. Поболтав с человеком на вольные темы, Михалыч точно определяется, кто перед ним – деляга, гомосексуалист или наркоман. Я у него числился в наркоманах.
– Невозможно грибы собирать в этом году. Озоновая дыра над городом, читали? – приступает Михалыч.
– Я газет не читаю, – ляпнул Коля.
