Ирина Потанина - Русская красавица. Антология смерти
Вошла я в это «Тет на Тет» и не понравилось оно мне. Настолько не понравилось, что вся утренняя бравада мигом оказалась аннулированной. Расстрелянной, изодранной вклочья у корявой стенки моей подсознательной жалости к себе.
Ой, ну что меня вечно в бордели заносит? Только настроюсь на что-то солидное, глядь — разврат и бухалово. Впрочем, опыт вчерашнего вечера показывает, что, когда не бордель, когда со мной на «вы» и с придыханием, тогда я сама всё порчу, выворачивая события знакомым мне образом. В общем, я была недовольна и ругалась:
«По поэтическому поводу!» — купилась, дура, на красивые словечки. Поверила, простушечка, доверилась… Разгребайся теперь.
Когда я уверенно толкнула дверь внутреннего зала, стрелки больших старинных часов, висящих между пустыми глазницами неразожжённых каминов, показывали девять. Несмотря на это, в прокуренном помещении сновали официанты и тоскливо играла музыка. Посредине зала пестрил обглоданной сервировкой стол. За ним лениво пританцовывала не вполне владеющая собой особа в широкополой шляпе и дорогом нижнем белье. Официанты, убирающие со стола, обходили её, не замечая, словно привычное препятствие. Так же обходили они хаотично разбросанные по пуфикам тела уснувших.
Стою, как дура, возле выхода, решаю, что дальше делать.
— О, я тебя знаю! Не прошло и полгода, — подбородок Золотой Рыбки выплывает из сигаретного дыма возле края стола. Геннадий явно пьян, причём ещё с вечера. На коленях его спит, свесив конский хвост на стол, уже знакомая мне Ксень Санна. Золотая Рыбка небрежно придерживает её одной рукой. Глаза же, и всё естество его прикованы к танцующей даме. Меня заметил как-то не слишком активно. Поприветствовал и снова занялся своей слежкой.
Уйти, что ли? Я ещё раз осматриваюсь. М-да… О сборнике с ним сейчас говорить бесполензно…
Утренний разгром после вчерашней попойки не сулит никаких деловых переговоров, ступор оставшихся в строю постояльцев банкета отдаёт чем-то сюрреалистичным и неприятным. Так вот зачем меня хотели видеть здесь вчера! Чей-то праздник пожелали украсить свежатинкой, «которая ещё и — представляете! — стихи пишет. Вот умора».
Бывала я на таких вечеринах. Точнее сказать: «Блевала я на таких вечеринах». Ничего хорошего они не дают. Веселье — наносное, промоушен сомнительный. После первого часа застолья музыкантов прерывают и настойчиво просят сыграть «гоп-стоп», а меня, как поэта, после того, как все гоп-стопы уже отыграны, умоляют почитать «что-нибудь из Высоцкого, желательно вот то, где он рычит вот так…». После второго часа застолья меня уже просят исполнить «гоп-стоп», а музыкантов — почитать Высоцкого. После третьего — всем становится наплевать на творчество и танцы превращаются в пьяную оргию. И всех-то дел!
Впрочем, категорически провозглашать ненужность и гадостность подобных мероприятий я не могу. Хотя бы потому, что именно такая вечеринка познакомила меня когда-то со Свинтусом. Это, если не скрасило, то уж, по крайней мере, разнообразило донельзя шесть последних лет моей жизни.
В тот давний слякотный вечер я должна была читать в некоем претендующем на андеграундовость клубе. Знакомые музыканты собирались там играть и возжелали использовать мои тексты в качестве перебивок между песнями. Этот номер мы проделывали далеко не в первый раз. Эффект на концертах радовал — слушали хорошо, жадно, с удовольствием позволяли погружать себя в любое нужное настроение. Но в тот раз, в клубе, неумелый конферанс всё испортил. Настроение начало портится уже оттого, как нас представили.
— Как прекрасно, как здорово, — трепыхался у микрофона конферансье, щебеча и блея, — как отлично просто, что все мы здесь тут так нормально отдыхаем. Но отвлекитесь на секунду от отдыха! Пришла пора и артистов посмотреть. — Выходило, будто слушать музыкантов, это как бы нагрузка к остальному вечеру. Но самое страшное было то, как он представил меня, — Кроме того, с этой группой выступит девушка, которая… — тут конферансье сделал очень хитрое лицо и тоном, которым в цирке объявляют, что обезьянка сейчас прокатится на велосипедике, продолжил, — Выступит девушка, которая прочтёт нам стишок.
То есть буквально так и сказал. Я не удержалась. Сделала подобающее его объявлению глупое лицо, вышла на сцену, поклонилась и с интонацией недоделанного октябрёнка начала, не слишком следя за достоверностью текста: /в воскресный день,/ с сестрой моей,/ мы вышли со двора,/ я поведу тебя в музей/ сказала мне сестра/. За столиками притихли, всё пытаясь понять, всерьёз я, или шучу. Я же не обращала внимания на их замешательство и с ярым идиотическим патриотизмом в глазах читала про дедушку Ленина. Хотели стишок, — вот, получайте… Кого объявили, того и изображаю! Первыми начали ржать мои музыканты. Потом присоединились посетители. Я дотошно продолжала. По залу прокатился ропот недоумения. Никто не ожидал такого длительного маразма… К счастью для публики, я не помнила текст целиком, поэтому окончила выступление довольно скоро.
— Пошутила и хватит, — одёрнул меня басист. Музыканты быстро выскочили на маленькую сценку, заполняя собой всё пространство, чтобы не дай бог не хватило места для порывающегося что-то добавить конферансье. Выступление мне особо не запомнилось.
Позже мы сидели за столиком и курили — клуб был из тех, где лёгкие наркотики не возбранялись. Моё Мальборо выглядело никчёмным, но для себя я настаивала именно на нём. Не люблю тумана в голове. Спустя тридцать минут я выиграла у басиста бутылку Мартини.
Спор разразился по поводу доступности извивающихся на дэнс-поле девчонок. Танцевали отлично, и я считала, что делают они это сугубо из любви к прекрасному. Их средство самовыражения — танец, вот и выражаются.
— Иногда банан — это просто банан, — спорила я.
— Завлекают! — настаивал басист, — Я те точно говорю, все они здесь на приработках!
Мы решили выставить на кон Мартини, и басист, в качестве аргумента, решил сделать одной из танцовщиц непристойное предложение. Благо, ключи от папиной машины у него всегда были наготове.
— Я в кулуары! — подмигнул он, спустя десять минут, с видом победителя обнимая за узенькую талию высокую блондинку с ничего не выражающим лицом.
— Не поверите, она всё проделала с огромным удовольствием и бесплатно! — обалдело сообщил он, вернувшись, — Потом сказала спасибо и ушла… Ничего не понимаю!
— Проиграл! — констатировала я, — Выходит, не зарабатывают, а просто танцуют. Пойди помойся! А потом тащи должок.
— Ничего себе, просто танцуют, — пробубнил себе под нос мой оппонент и отправился в туалет.
Кроме него, поговорить было не с кем. Ребята пребывали глубоко на своей, в этот раз молчаливой, волне. Я огляделась, и тут… За соседним столиком восседал человек, с которым только сегодня утром мы трагично прощались на неделю — он уезжал в командировку. К тому времени мы, как это было принято говорить тогда, «встречались» уже почти месяц и в целом были весьма довольны друг другом. Возможно, я испытала бы радость от встречи, если бы его рука не возлежала на полуобнажённой спине короткостриженной брюнетки. Терпеть не могу недоговорённостей и вранья, да и человеком этим я не слишком дорожила. В общем, конечно же, пошла разбираться. Общая взвинченность настроения не позволила обойтись обычным разговором. Мне нужна была сцена! Шоу, своим триумфом затмившее бы досаду от проигрыша в отношениях. Я нагло подсела за столик — к нему спиной, к ней глаза в глаза.
— Красивые глаза, — честно констатировала я, потом бросила за спину, — Одобряю твой вкус.
Я вдруг представила, каково сейчас ему — зашёл в случайный, ни разу мною не упоминаемый кабак, и тут же наткнулся на фэйс-контроль. Во, влип, мужик! Даже жаль его немного сделалось.
— Девушка, а у вас это серьёзно? — спросила я.
В ответ девушка растерянно глянула мне за спину. Там сидел мой обидчик и отчего-то не спешил вступать в разговор.
— Имейте в виду, — строго проговорила я, — В случае развода, всех троих детей я оставлю с ним. У нас это даже в брачном контракте оговорено. Запомните, у наших двойняшек слабый желудок и часто бывает жидкий стул… К их питанию нужно подходить очень серьёзно.
— Ну что же ты, — побелевшими губами произнесла девушка. Не мне, конечно, а ему. Имея в виду, что же ты не уберёшь от меня эту сумасшедшую, — Что же ты молчишь?
— А что ему говорить? — продолжила я, — Попался на горячем, теперь вот все слова растерял… Это ж не в первый раз с ним такое. Неделю назад, вот, рыжую бестию так же в кабаке лапал. Я ей потом позвонила, объяснила что к чему. Как она отнекивалась! Не могу, говорит, в свои молодые годы брать на себя ответственность за чужих детей и больную печень чужого мужа! Несознательная оказалась бестия. И прописывать его сразу к себе не захотела! Будто мне лишние деньги за квартиру платить охота…
