Олег Лукошин - Коммунизм
Не больше пяти минут стрелялись, одного вроде завалили — его, недвижимого, стали оттаскивать по асфальту куда-то вдаль — а затем Гарибальди скомандовал отбой.
— Отходим! — махал он рукой и кричал в рацию. — Хватит.
Прикрывать остался сам. Я отъехал за угол ближайшего дома, дождался, пока он запрыгнет в фургон и вдарил по газам. Нас никто не преследовал.
Дорогу особенно не выбирал, петляя, а потому несколько удивился, когда заметил впереди, через Москва-реку, очертания Кремля.
— Прямо в гости к президенту катим, — сообщил я корешам по рации.
— Он нам не нужен, — отозвался Гарибальди. — Не сегодня.
— Слушай, а давай по Красной площади прокатимся!
— Не стоит.
— Ну давай! Там нас никто не ждёт. Проедем разик, и всё.
Гарибальди помолчал.
— Ну попробуй.
Я въехал на мост, а ещё спустя несколько секунд, пролетев мимо заставленного ремонтными лесами собора Василия Блаженного, затрясся по брусчатке Красной площади. Немногочисленный народ, чего-то забывший здесь, торопливо разбегался в стороны.
К горлу подкатил восторг. Даже кричать захотелось. Слева по борту проплывал опростанный капиталюгами мавзолей, уже без гордой надписи «Ленин» и без Владимира Ильича внутри, выше него, над резиденцией президента, верного слуги мирового капитала, вяло трепыхался на ветру этот ужасный триколор, который всем своим видом, в отличие от единого красного советского полотнища, намекал, что Россия неизбежно распадётся как минимум на три части, — и момент возвышения над всем этим дерьмом был прекрасен. Кто в эти мгновения управлял Россией? Кащей Бессмертный Путин? Да нет же, нет! Мы ей рулили, мы над ней властвовали. Свободные предвестники светлого будущего, которое рано или поздно наступит.
От избытка чувств я высунул автомат в окно и стал палить в воздух.
— Это наша страна! — заорал я. — Мы в ней хозяева!
Кислая, которой то ли передалось моё настроение, то ли оно снизошло на неё само по себе, принялась стрелять со своей стороны кабины.
— Смерть капитализму! — смеялась она. — Свобода, равенство, братство!
Краем глаза я заметил, что нас снимали на камеру. Парень в красно-синей куртке вёл её вслед движению «Газели». Снимай, чувак, снимай! Друзьям показывай, в интернет выкладывай, не весь его ещё покорили капиталюги. А потом и к нам присоединяйся.
— Что за стрельба? — раздался в ухе обеспокоенный окрик Антона. — Кто атакует?
— Да никто, — ответил я. — Сами. В воздух.
— Прекратить! — сурово отдал он приказ.
Да мы и так уже прекратили.
Секунды какие-то проезжали мы по ней, Красной нашей распрекрасной несмотря ни на что площади, а вместилось в них столько воспоминаний, мечтаний и ощущений, что аж в сердце защемило и что-то горячее, разливаясь, потекло от него по всему телу. Банальные, вроде бы успевшие набить оскомину, но такие искренние и верные мысли о правильности избранной дороги, о необходимости изменения окружающего мира любой ценой, о счастье быть лично причастным к этой борьбе лихорадочно вертелись в голове.
И вряд ли ещё когда я испытывал такую сакральную, абсолютно мистическую уверенность в Коммунизме.
Мы проехали мимо бывшего исторического музея, отданного в прошлом году ГУМу под расширение торговых площадей, потом я повернул налево, чуть проехался вдоль Александровского сада, где над могилой Неизвестного солдата красовался огромный баннер с надписью «Достойное жильё ветеранам к 80-летию Победы!» и лейблом какого-то спонсора предстоящего празднования, свернул направо на Большую Никитскую и погнал вдаль от центра.
— Как там обстановка? — раздался в ухе голос Гарибальди. — Нет хвоста?
Я на всякий случай ещё раз бросил взгляд в зеркало заднего обзора, хотя смотрел в него не далее как три секунды назад. Всё чисто.
— Не. Чистоган.
— Ещё в одном месте тормознём, и всё.
— Где именно?
— Сам подбери. Не принципиально. Но чтобы буржуйское логово было.
— Понятно.
Мы с Натальей принялись вглядываться по сторонам, выбирая места побуржуистей.
— Может, здесь? — предложила она. — Торговый центр какой-то.
— Не, — ответил я. — Людей слишком много.
— Везде людей хватает, — типа огрызнулась она. — Москва, ёпэрэсэтэ!
— Да поинтересней что-нибудь надо.
Мы ехали, ехали, а ничего интереснее не встречалось. Я уже было решил, что у следующего же торгового центра обязательно торможу, и плевать на всё, как вдруг словно залпом лазера очи мои пронзило слово, которое я, быть может, и не вполне подозревая об этом, всем сердцем жаждал увидеть. Слово это было «Солярий», и оно, в одном ряду с двумя другими, «Сауна» и «Тренажёры», значилось под более крупной вывеской «Фитнес-центр «Надежда».
Ну как ещё назвать это, если не знаком судьбы! Когда ещё можно будет разжиться новым агрегатом для опытов, если не сейчас? Я вдруг с радостью осознал, что и «Газель» этим утром мне сам коммунистический ангел подсунул. В иномарку-то эту гробину хер бы засунули, а в «Газель» — пожалуйста.
— Вижу! — завопил во всё горло, ударяя по тормозам. — Вот оно, буржуйское логово!
Мы спешно высыпали из автомобиля. Гарибальди осмотрелся и как-то интересно прищурился, вглядываясь в это же самое слово — «Солярий». С усмешкой взглянул на меня.
— Ты думаешь возместить здесь потерю оборудования?
— А почему нет?
— Ну, как знаешь, — улыбнулся он.
Как знаешь… Чёрт, да я же вижу, что ты рад до жопы! Сам, небось, предложить хотел, да постеснялся.
Пару секунд спустя всей развесёлой кодлой мы вломились внутрь фитнес-центра. Охранника в строгом костюме и с галстуком я вырубил ударом приклада в голову — он, кстати, здоровый бугай был, — девке на ресепшене, собиравшейся заорать благим матом, сделать это запретила Кислая, пригрозив движением ствола, а пожилая уборщица, водившая по полу шваброй, в силу преклонного возраста и пришедшего с ним жизненного опыта лишь негромко охнула и присела на топчан, явно не пытаясь испортить нам праздник.
Гарибальди оставил девок у входа, а мы втроём рассредоточились по зданию.
Я вбежал по лестнице на второй этаж и стал пробираться по кривому и витиеватому коридору к тому помещению, где согласно указателям, должны были размещаться камеры для загара. Время от времени постреливал в потолок — всё же мы сюда выбрались не только за оборудованием, но и для того, чтобы сеять панику.
Помещение вскоре обнаружилось: деваха в голубом халатике, видимо работница заведения, принялась что-то панически бормотать, про тяжёлые времена, нехватку клиентов и отсутствие денег в кассе. Я рыкнул на неё, она забилась в угол.
В комнате стояли три солярия, и все, как я понял, были включены. Вот вам и отсутствие клиентов — начало дня, а у них уже свободных мест нет.
Все три были абсолютно одинаковыми, так что над выбором особо думать не приходилось. Я подошёл к крайнему и приподнял крышку.
Первым делом в глаза бросились сиськи. А вот то, что посередине, и по идее вроде бы интереснее, в глаза почти не бросилось — лобок был начисто выбрит и лишён таким образом заметности и привлекательности. Обнажённая девушка, блондинка, лёжа на спине вот как есть, даже без стрингов, принимала солнечные ванны. Видимо, она задремала, потому что на моё появление никак не отреагировала. Ввалившиеся вслед за мной в комнату Гарибальди с Пятачком тоже с интересом стали рассматривать неожиданное ню.
— А она ничё! — повернулся я к ним. — Зацените, какие формы! Грудь не меньше третьего размера.
Деваха наконец очухалась, встрепенулась, завизжала и, махом вскочив, перемахнула через борт. Из двух других камер с разницей в три секунды тоже повыскакивали девушки. Одна из них так же оказалась голой, вторая была в трусиках. Уже ради этого зрелища стоило сюда заглянуть.
Все три голосили.
— Ой, не надо, не насилуйте нас! — громче других звучал голос моей блондинки. — Я чеченцев всегда любила, у меня мама в Чечне жила. У меня СПИД к тому же.
Вот тупая! Чеченцы сейчас самые крутые да борзые в России, какой им резон теракты устраивать. Они тебя и так купят.
— Эй, ты! — выглянув в коридор, позвал я работницу центра. Она всё ещё тряслась от страха в углу. — Иди, отключи солярии.
Засуетившись, баба принялась нажимать на кнопки.
Голые девки бочком выбрались в коридор и дали дёру.
— Его поднять можно? — спрашивал я у сотрудницы центра. — Он не закреплён там, снизу?
— Чего? Чего? — бледная, покрывшаяся испариной переспрашивала она раз за разом.
Я махнул на неё рукой. Мы с Пятачком проверили — солярий с места двигался. Ну вот и славно.
— Ну чё, — кивнул я ему, — дрогнули!
— Надо бы местных заставить, — буркнул тот, хватаясь за край. — А то чё мы как батраки последние.
— Да ладно, они и так обосрались все.
