Олег Лукошин - Коммунизм
Обзор книги Олег Лукошин - Коммунизм
Олег Лукошин
«Коммунизм»
Роман
Спасибо, что вы выбрали сайт ThankYou.ru для загрузки лицензионного контента. Спасибо, что вы используете наш способ поддержки людей, которые вас вдохновляют. Не забывайте: чем чаще вы нажимаете кнопку «Спасибо», тем больше прекрасных произведений появляется на свет!
Глава первая: Звёздочка Ильича
Всё, что я делал, делаю или буду делать в этой проклятой жизни — всё это ради тебя, далёкая и счастливая страна всеобщей справедливости. Всё ради тебя, мой Советский Союз!
— Да, — схватил я валявшуюся на полу трубку. Веки отяжелели, в голове разливался гул — всё же я задремал. Это плохо. Звонил Гарибальди. Звонок этот я ждал весь день.
— Хы, салют! — раздался сиплый голос на том конце. — Эта, кароче… Ну чё, пацаны согласны в принципе. Думали там, кумекали, но типа третий вариант лучше.
Третий… Значит, «Альфа-банк».
— Ну хорэн, — отозвался. — Это радует. Чуток прикольнёмся хоть. Давно душа томилась.
— Ага, вот и я о том же.
— Чё, за бухлом смотаться?
— Не, не суетись. Крупняк сами доставим.
Ага. Значит, автоматы сам привезёт.
— Но там как бы культурно надо, хы. Без зихеров.
— Ну, как получится.
— Хорошо надо чтоб получилось. Праздник таки.
— Да ладно, ладно. Дети что ли… Чё, как мне добираться?
Антон прокашлялся. В трубке слышались завывания ветра. Видимо, звонил прямо с улицы.
— Ты девок выцепляй. Мелкая пусть мотор хватает и до меня гонит. Я порося толкану, он сам доползёт. У почты на точке заберём вас. Минут через сорок чтобы собраться, а?
— Успеем. Чё ещё?
— Всё пока. Ну давай.
— Давай.
Ну слава богу! Всё же в Политбюро очухались от предновогоднего расслабона. Решили и Родине чуток послужить. Санкционировали экспроприацию.
Я набирал номер Белоснежки.
— Сестрёнка?
— Ага! — откликнулась она радостно.
— Собирайся. Гуляем.
— Какой план?
— Намбер фри. Колёса на ходу у тебя?
— Да, без проблем.
— Ну, гони до бугра. Он там сам потом объяснит.
Просунул ноги в ботинки. Куртка тоже валялась под боком, рядом гандончик. Это, в общем, хорошо, что свой ствол брать не придётся. Он что-то не держится у меня за ремнём. Разживусь деньгами — кобуру возьму. Один чувак предлагал. А то как-то раз почти выпал в метро. А рядом, само собой, какой-то чёрт в военной форме. Может, и пожарник, я не вглядывался, но всё равно стрёмно.
Прежде чем надеть куртку, нацепил на толстовку октябрятский значок. Наш символ.
— Сладенькая?
Кислой всегда волнуюсь звонить. Почему-то. Да понятно почему, всем понятно. Мне тоже… Наташа хорошая, добрая. И верной бы стала как талисман, не сомневаюсь, но всё это — оно как бы в экстремальных условиях. От безнадёги что ли. Разве правильно так?
— Да, лопушок.
— Время. Ты готова?
— Всегда готова.
Вот это зря. Не надо так отвечать. Те, кто может нас слушать, ребята сообразительные… Хотя, пусть. Что стремаюсь, как лох последний. Проще надо быть. Так все отвечают. До сих пор.
— Топай до почты сейчас. Я там буду. Нас заберут.
— Штырь?
— Не, бухло бугор выставляет.
Она что-то ещё хотела сказать, я чувствовал. И голос дрогнул, и дышала выразительно.
— Виталик…
О-о, вот и имена пошли! Дура, ты чего творишь?
— Отбой, солнышко, отбой! Жду тебя.
Застегнул наконец куртку, натянул гандончик. Моё счастье, что матуха по магазинам лазает. А то бы и с ней перетирать пришлось полчаса, что да куда. Очередного трахаря в дом притащила, овца, да ещё и хочет, чтобы я к нему как к отцу относился. Эдуард… Терпеть не могу Эдуардов. Я поначалу действительно старался с ними со всеми знакомиться, как-то влиять, отсеивать. Потом понял: бесполезное занятие. Такие же потерянные люди, как она. Тоже все какие-то инвалиды, на голову пришибленные. Самое мерзкое, что про Союз базарят с ней постоянно. А я до ужаса не люблю, когда про Союз всякие уроды вот так просто рассуждают, словно он их собственный. Словно у меня отобрать его хотят. Сидят с красными рожами и заплетающимися языками: вот бы свалить туда, вот бы кто разрешение выдал. Ага, выдадут вам разрешение, пролетарии задроченные! Вы и здесь нужны, кто ещё будет капиталюгам унитазы чистить да жопы подтирать. Вы полезное мясо. Они в вас заинтересованы.
Эмигрирует ли вообще туда кто-нибудь? Они, правители наши, не заинтересованы, чтоб ломанулись все разом. А ломанутся все. Ну, девяносто процентов — только дай волю. Эта Рашка всем уже колом в жопе сидит.
Тридцать первое декабря, мать его через колено. Везде народищу, везде копошение. В метро уже все стены завесили люминесцирующими экранами. На каждом краски стремительными струями свиваются в дрожащую психоделику — то ли реклама, то ли цветовая терапия. Она везде сейчас, кто-то решил, что успокаивает. Специальная программа правительства Москвы. На дворников у них денег нет, а на эту дрянь — пожалуйста. Каждый спуск под землю — как погружение в бред. На выходе всегда подташнивает. О зомбировании уже никто не говорит, и так понятно. Чего лишнюю энергию на доказательство очевидного расходовать, сейчас все в себе живут, редко увидишь на лице прохожего мимолётную эмоцию. Маски. Да и хочется уже зомбирования, даже мне хочется, потому что существовать сейчас можно только в наркотическом забытье. Родился — ширнулся — откинулся. Никаких фиксаций действительности, никаких верстовых столбов, никаких попыток осмысления. Мне потому и плохо всё время, что я постоянно всё фиксирую. И самое удивительное, что капиталюги даже не ищут способ найти эликсир исцеления для меня и таких, как я. Потому что считают нас расходным материалом. В этом их ошибка… если, конечно, они не знают чего-то большего, чем мы.
В метро проскочил всех этих подземных шизиков почти без соприкосновений. Только один едва не прицепился с лекцией о влиянии раннего эйсид-джаза на половое бессилие народов Крайнего Севера. Подумать только: слушал его секунды какие-то, максимум пять, а успел загрузиться так, что чуть котелок не вскипел. Хорошо, что электричка быстро подлетела, такое редко бывает — старые, перелатанные, свой срок, скрипя, дорабатывают. Они потому в метро так вольготно себя и чувствуют, все эти эксцентричные параноики, что некому их здесь больше гонять. Это не просто мода уже, это массовое явление. В нулевых-десятых ещё в интернете прикалывались, а в двадцатых полезли на улицы, в метро. Парадоксальность — вот главный принцип Утряски. Задать неожиданный вопрос, изложить за считанные минуты, а предпочтительнее секунды свою чиканутую теорию, проследить за реакцией случайного собеседника и по каким-то параметрам определить, удалась Утряска или нет. Даже баллы себе выставляют, рейтинги формируют, на каждом сайте они, эти рейтинги. Свои звёзды у них. Я до конца так и не понял, в чём тут прикол и где интерес кроется, а вот Пятачок до того, как в журналисты податься, ну и, соответственно, к нам в КОРКИ, тоже этой дурью увлекался. Даже сейчас огрызается, когда напомнишь ему. «Помолчи, если не понимаешь!» Я от кого-то слышал версию, что эта Утряска — один из элементов всеобщей программы по подчинению человеческого сознания Системе, но не разделяю эту точку зрения. Она, быть может, ей и выгодна, потому что ей всё выгодно на самом деле, она всё к себе адаптирует, даже мы ей выгодны — как наглядный пример уличного зла — потому она и гениальна по-своему, эта капиталистическая система равнодушного перемалывания всего и всех, но создалась Утряска уж не по велению Хунты. Это лишь экзотическая реакция на Время, природу его гнусную. Власть гротеска, вот как я для себя это определяю. Только гротеск ещё оставляет хоть какую-то иллюзию жизни, даже половые извращения её потеряли.
— А в среде эвенков, — кричал мне в спину параноик, — коллективы эйсид-джаза стали выполнять шаманские функции и вычурно-изощрёнными композициями сопровождали все обрядовые ритуалы своего народа.
Двери закрылись, состав тронулся. Радостный, возбуждённый, он продолжал смотреть на меня.
— Ты повёлся, повёлся! — успел услышать я его крик. — Утряска состоялась! Два балла как минимум.
Кислая уже топталась у почты. У нашей почты — мы всегда здесь собирались. Ну да она рядышком живёт. Пятачок — вот тот дальше всех, он наверняка опоздает. Она потянулась ко мне губами, я чмокнул её в ответ в щёку. Ладно, пусть. Пока нет никого.
Взбудораженная будто.
— Виталя… — и голос дрожит. — Не надо бы сегодня.
Я поморщился.
— Сегодня — в самый раз. Громче прозвучит. И бабла больше поднимем.
— Ты такой безбашенный последнее время, я волнуюсь за тебя.
— Напрасно, — выдал выразительно и взглянул ей в самые очи.
