Дмитрий Липскеров - Всякий капитан - примадонна
Перед тем как заснуть, она подумала о детях, которые сейчас с теткой, порадовалась, что они счастливы, что все счастливы, и как это хорошо, когда всем хорошо!.. На том и провалилась в глубокий, без сновидений сон.
Она позвонила Нестору во время эпиляции. Ответил незнакомый голос:
— Нестор не может подойти.
— А кто это?
— Его друг.
— У Нестора нет друзей, — почему-то разозлилась она. — В общем, не важно. Это мать его детей! Если вы друг, передайте ему, чтобы перевел мне на карту денег. И скажите, чтобы срочно это сделал, а не тянул, как обычно!
— Он умирает, — сообщил незнакомый голос.
— Ничего, не умрет! Половина мира живет с межпозвоночными грыжами!.. Я в роуминге, звонок стоит дорого! Так передадите?
— У Нестора рак легких четвертой стадии, — продолжил друг. — Ему осталось жить несколько недель.
— Это что, такая шутка?! — еще больше разозлилась она. — Глупейшая, надо сказать, шутка!
Голос из Москвы стал недобрым.
— Дорогая моя, если вы плохо понимаете, то еще раз повторяю: Нестор смертельно болен, у него рак легких, и, вероятно, к ноябрю он умрет. Это не межпозвоночная грыжа. Просто симптом как при остеохондрозе. Вряд ли он будет заниматься сейчас тем, чтобы переводить вам деньги. Пришлите эсэмэс с номером счета, банк и сколько вам нужно, я сам вам переведу.
Она вдруг поверила и от страха отключила телефон.
Нервически дернула ногами, отчего косметолог рванул волоски вместе с кожей. Впрочем, боли она не почувствовала, только волну ужаса, накатывающую на душу.
«Вот тебе и поэзия, — подумала. — Вот тебе и Шекспир!»
Она дошла до номера, улеглась в постель и сквозь огромные окна засмотрелась в морскую даль, где плыла одинокая маленькая лодочка с белым парусом. Она не услышала, как из душа вышел Хабиб, лишь когда он залез в нее своим мощным орудием труда, она застонала протяжно, и был похож ее стон не на сладострастия музыку, а на страдания песнь!
Она вынуждена была собрать вещи и до срока отбыть в Москву, чтобы сохранить приличия. Перед отлетом, прощаясь с Хабибом, она не выдержала и заплакала. Ей так не хотелось оставлять его, единственного, дорогого, любимого. Целуя своего любовника в губы, она шептала ему слова любви, совершенно правдивые и искренние. А он улыбался неповторимой улыбкой шоколадного бога, шепча ей в ответ: «Да, мой богинь, да…», и она от счастья взаимности пыталась выпить его улыбку до самого дна. Но объявили о заканчивающейся посадке, и она побежала к самолету, совсем как девочка, легко, почти взлетая воздушным шариком.
Отгородившись от пассажиров салона бизнес-класса наушниками, уложив зеленоволосую голову на подушечку, она непрерывно думала о Хабибе. Именно сейчас, экстренно возвращаясь в Москву, она поняла, что любит Хабиба самым сильным образом. Эта ее любовь, в отличие от любви к Нестору, куда как сильнее и полнее по-женски. Она была полномерно счастлива и даже хотела от Хабиба ребенка… И только Нестор, который решил умереть именно в расцвете ее счастья, омрачал всю картину жизни. И конечно, она понимала, что нехорошо испытывать чувство отвращения к смертельно больному человеку, тем более к отцу ее детей, но поделать с собой ничего не могла. Решила по прилете сходить в церковь и попросить Богородицу послать ей полного душевного равновесия…
Она встретилась с его другом. Он ей понравился. Оба старались быть вежливыми.
— Сейчас вы понимаете, что он умирает?
— Да… Простите, что я так разговаривала с вами по телефону! Тогда был не совсем удачный для меня день!
— Ничего… Мы сейчас должны сосредоточиться на том, чтобы после смерти Нестора ваши с ним дети как можно меньше потеряли в качестве жизни.
— Конечно…
Ей вдруг сделалось нехорошо. Она совладала с собой, но слезы сдержать не получилось.
Он дал ей платок и подумал, что вроде нормальная баба, даже симпатичная, с отличной задницей! А по рассказам Нестора, он нафантазировал себе монстра с огромной, во всю Тверскую улицу, жопой!.. Сосредоточившись, он продолжил:
— Естественно, вы становитесь опекуном детей как их мать… Всеми деньгами Нестора распоряжаетесь вы до совершеннолетия детей.
— И много ли денег? — поинтересовалась равнодушно.
— Если относиться к деньгам с умом, то достаточно!
— А можно цифру?
— Что-то около пяти миллионов.
— Евро?
— Долларов.
— Ага… — Она что-то прикинула в уме. — А девке этой своей альбиноской он что-то оставил?
«Все же сука, — подумал друг. — Прав был Нестор. Завуалированная сука!» Решил с ней разговаривать дальше осторожнее:
— Вы имеете в виду — Алине?
— Алине-малине! Какая разница!
— Оставил, — подтвердил друг.
— Сколько?
— Это не разглашается.
— Как это?! — возмутилась она. — Все равно, когда будут зачитывать завещание, я узнаю!
«Суперсука!» — удостоверился друг.
— Он предпочел выплатить Алине наличными.
Друг не дал ей сказать гадость, готовую сорваться с ее губ, а продолжил формальную часть: — Из этих пяти миллионов Нестор зарезервировал два миллиона на учебу в специально созданном для своих детей фонде. Этот фонд находится в швейцарском банке и будет открыт для использования детьми по достижении ими восемнадцатилетнего возраста. Также в фонде находится реестр учебных заведений, при поступлении в которые средства активизируются. Если дети не поступают в эти учебные заведения, то средства становятся доступными по достижении ими двадцатипятилетнего возраста.
— Тогда я буду совершенно старая! — Она побледнела и сделалась злой.
— А вы здесь при чем?
— Почему я сама не могу определять, где учиться моим детям?
— Потому что деньги не ваши! — с удовлетворением ответил ей друг.
— Я с ним поговорю! — пригрозила она. — У вас все?
— Пожалуй, да…
Она быстро встала, чуть было не опрокинув кофейную чашку, и вышла из кафе под осенний моросящий дождь.
«Нет, — подумал друг, глядя вслед. — Жопа у нее чудовищно огромная!»
— Мне страшно умирать! — признался Нестор другу. Его лицо было похоже на лицо обиженного ребенка, который не понимает, на кого обиделся. — Правда страшно…
— Я верю, — ответил друг. — Прости, что я ничем не могу тебе помочь.
— Прощаю… Мне не хочется умирать… — Нестор сидел на кровати в одноместной палате в очень хорошем хосписе. — Я еще молодой… И вот как-то вот так прощаться с собой… Ну ладно хотя бы год проболел. А тут всего полтора месяца!.. И осень еще, совсем противно! Я как скукоженный осенний лист сорвусь с ветки жизни и полечу, сам не знаю куда!
Другу было очень тяжело продолжать этот разговор. Но он держался, исполняя свой дружеский долг до конца.
— Никто не знает, близок ли, далек ли твой конец!
— Я никогда не курил… Так только, в детстве, лет семь мне было. Купили вскладчину пачку «Дымка» за шестнадцать копеек, попробовали. Помню, я палец себе горящей спичкой обжег, а потом все кашляли…
— И у меня что-то подобное было, — вспомнил друг. — Только мы, по-моему, «Беломор» тянули! Меня даже стошнило!
— Вероятно, я сделал что-то такое ужасное, за что мне Господь вот такой вот конец…
Друг молчал.
— Как ты думаешь? Может, на мне какой великий грех?
— Кто знает…
— Мучаю память, но ничего такого вспомнить не могу!
— У Господа другой замысел, может быть, — пытался утешить друг. — Мы не в силах его разгадать! Отчего в младенчестве умирают, безгрешные и чистые? Почему убийцы и всякая шваль доживают до глубокой старости?..
— Да-да, ты прав… Наверное, каждый умирающий размышляет на эти темы… Но не думать об этом невозможно. Что мне, в шашки играть?.. — Нестор поправил катетер, входящий в вену на внешней стороне ладони. Появилась капля крови. — Видишь, они меня приготовили уже, все вставили, это вот пистолетик так называемый, на кнопочку нажимаешь — и наркота пошла по всему телу!.. Кстати, ты сделал то, о чем я тебя просил?
— Что именно?
— Ты достал это? Ну, чтобы у меня не сильно болело? — Нестор поглядел на потолок, намекая выпученными глазами на возможную прослушку.
— Да-да, все хорошо, — подтвердил друг. — Всего в достатке.
— Спасибо тебе!
— Да ну что ты! Они помолчали.
— Трудно поверить, что это моя последняя комната в жизни!
— Слушай, — рассердился друг, — перестань причитать!
— Хорошо, не буду… — чуть не заплакал. — Алина пришла?
— Сидит ждет…
— Может, в ресторан пойдем? Винца грузинского? Я знаю тут одно местечко прехорошее!.. Тбилисец один держит! Арчил. — Нестор заставил себя улыбнуться. — Выпьем, лобио поедим, сациви?
— Тебе нельзя.
— Я знаю.
Нестора в хоспис перевезли накануне, после выпитого им бокала красного вина. Вернее, сначала он попал в реанимацию, где его насилу откачали. Когда он пришел в себя, боль чуть было не разорвала его тело и не сожгла мозги. Врач, который его реанимировал полночи, узнав о том, что это онкологический пациент «на выписке», смешавший алкоголь с химией, долго матерился, что приходится тратить время на всяких дегенератов, которые таким странным образом пытаются покончить с собой…
