Александр Житинский - Фигня (сборник)
– Прошу прощения, капитан. Мы не знали… – подобострастно проговорил полицейский офицер. – Сорри. Экскьюз ми.
Обернувшись к Вадиму, полицейский прошипел тихо:
– Это капитан Маккензи из Интерпола! Предупреждать надо!
После чего полицейские хотели быстро ретироваться, но Маккензи остановил их жестом.
– Стойте, парни. Сдается мне, что вам придется прихватить с собою эту дамочку. – Он указал на донью. – Только я сначала перекинусь с нею парой фраз.
Капитан встал, оказавшись ростом за шесть футов и косой сажени в плечах. В сантиметрах тоже довольно много. Он не спеша закурил, явно подражая Шварценеггеру в каком-то кинофильме (потом оказалось, что это Шварценеггер подражал ему, ибо Маккензи был консультантом на том фильме), и подошел к русским.
– Капитан Джеральд Маккензи. – Он протянул руку Вадиму, потом Ивану и Алексею. – Мне поручено руководить вашей стажировкой.
Он сделал паузу, видимо, вспоминая что-то, потом добавил по-русски с акцентом:
– Ебена мать.
Французские полицейские расплылись в улыбке. Им явно нравилась эта холодная бесстрастная манера супермена.
Маккензи хлопнул Ивана по плечу.
– Ты здорово работал на ринге. Поздравляю. Много денег, ебена мать. Надеюсь, ты положил чек в банковский сейф?
Иван понял по интонации, что его о чем-то спрашивают и вопросительно взглянул на друзей.
Заблудский перевел.
– Нет, чек при мне, – ответил Иван.
– Он не при тебе. Ты ошибаешься, парень. – Маккензи помахал перед носом Ивана пальцем. – Если ты шатался с ним по Парижу больше часа, он уже не может быть при тебе. Или ты не можешь быть жив. Одно из двух, ебена мать.
Иван выслушал перевод и полез в карман.
– Да вот же… – и осекся.
Чека не было!
– И вправду… – пробормотал он.
– Не финти, лейтенант! – взвился Вадим. – Куда дел миллион?! Не хочешь делиться?!
Маккензи уже все понял. Он подошел к Исидоре, указательным пальцем приподнял ее подбородок. Исидора взглянула на него томно, как кролик на удава.
– Капитан, это наша подруга, – сказал Вадим, не привыкший к такому обращению с дамами.
– Смирно стоять! – сквозь зубы приказал капитан. – Я сделаю из вас настоящих полицейских. Распустились там, в России.
И снова добавил те же два слова по-русски.
Русские офицеры и Заблудский вытянули руки по швам. Маккензи продолжил разговор с доньей.
– Исидора, ты знаешь меня двадцать лет, с тех пор как ты занималась проституцией в пуэрториканских кварталах Нью-Йорка. Меня когда-нибудь подводил нюх? Зачем ты вертишься вокруг наших стажеров? И где миллион этого парня?
– Иван, не верь этот человек! Это был белый квартал! Я не есть брать твой миллион! – пылко воскликнула донья, и совершенно зря, потому что Иван не понял ни слова из английской речи Маккензи. – Я уже другая, – добавила она по-английски.
– Чепуха! Человек таков, каким создал его Бог. А тебя он создал проституткой, – возразил капитан.
– Что они говорят? – тихо спросил Иван.
– О Боге разговаривают, – пояснил Заблудский.
– За что вы хотите арестовать меня сейчас? – вызывающе спросила Исидора.
– Пока что – за оскорбление общественной нравственности, – указал капитан на одеяние Исидоры. – Если за тобой ничего нет и ты не брала миллион у этого парня, через три часа тебя отпустят. Увести! – сделал он знак полицейским.
Исидору увели.
– Вания, я найду тебя! – донесся из коридора ее крик.
– Ты лучше миллион найди, – процедил сквозь зубы Вадим.
Потеря миллиона оглушила всех. Каждый уже успел построить какие-то планы, мысленно истратил хотя бы пару сотен долларов… И вот все рухнуло.
Капитан обернулся к своим подопечным. В этот момент Ольга ослепила его вспышкой. Маккензи поморщился.
– Фотографирование агентов Интерпола запрещено. Негатив сдашь мне, – сказал он Ольге и, оглядев парней, продолжил с расстановкой: – А теперь ровно на две недели вы забудете маму, папу, Россию и вашу Коммунистическую партию. Я один буду вам папой, мамой, Россией и Коммунистической партией. Ебена мать!
Глава 28
Сукин кот
Донья вернулась в кабаре под утро, – продрогшая, поникшая, осипшая. На ней была пижама, выданная ей под расписку в полиции. «Сукины дети! – думала она обо всех сразу. – Надо же так ловко упереть миллион. Кто это сделал?»
Она вошла в кабаре. Портье спал на рабочем месте. На танцплощадке два пьяных в стельку негра продолжали вяло мутузить друг друга. В углу ресторана догуливало мексиканское трио Фриш, Левинский и Семенов.
Донья подошла к музыкантам. Они попытались встать, но смог это сделать только интеллигентный Фриш.
– Мадам, примите наши соболезнования… – сказал он и жестом пригласил донью к столу.
– А что случилось? – спросила Исидора, садясь и наливая себе мартини.
– Дон Перес взорван, мадам. Вы не знали?
– А-а, это… И серьезно?
– Он в реанимации, в частной клинике своего друга.
– Я знаю эту клинику. Дон Перес часто там лечится от алкоголизма.
Она выпила, закурила.
«Кто? Кто?» – вертелось у нее в голове.
Перес отпадал. Он не стал бы красть, скорее бы убил Ивана, если бы узнал о миллионе. Бранко… Тоже не вор, взрывник… Но в зале была еще куча людей, многие из которых смотрели форум по телевизору и видели награждение Ивана. Каждый из них мог похитить чек. Исидора знала эту публику.
Где он держал чек? Исидора вспомнила, как был одет Иван. Футболка с короткими рукавами и надписью «Динамо», джинсы, кроссовки. Чек мог быть в одном из карманов джинсов. Но у этих брюк, как известно, очень узкие обтягивающие карманы. Так просто из них ничего не вынешь. Снимал ли Иван брюки?.. И вдруг в памяти ее всплыла картина: Максим в бархатной куртке и в берете, прижимая к груди одежду Ивана, пятится из кабинета…
– У-у, сукин кот! – воскликнула донья, отчего Фриш побледнел, а остальные протрезвели.
– Вы нам, мадам? – пролепетал Фриш.
Исидора не ответила, она ткнула сигарету в пепельницу и решительным шагом направилась в апартаменты Переса.
При кабаре были жилые помещения: квартира Переса, где он жил с Исидорой, и еще несколько гостевых комнат, где принимали партнеров из разных стран мира. Две из них сейчас занимали Максим и Федор.
Исидора нашла комнату Максима и попыталась открыть дверь. Она была заперта.
– Максим… – тихо позвала она.
За дверь послышалось шевеление, потом сонный голос Максима спросил:
– Кто там?
– Это я, Исидора…
Дверь приотворилась, Максим выглянул. Был он в башмаках, брюках, бархатной куртке и берете.
– Ты не спишь? – удивилась она.
– Сплю. Что надо, донья?
– Почему ты есть одет?
– Привычка спать одетым. С детства… Я вас слушаю.
– Может быть, ты приглашать даму в комната? – возмутилась Исидора.
Максим нехотя посторонился и пропустил Исидору к себе. Донья поняла, что у нее есть только один шанс, и нужно немедленно ошеломить партнера.
Она повернулась к Максиму и бросилась ему на шею.
– Я не любить Иван. Я любить Максим! Ты снимать с меня платье, твоя рука настоящий тореро. О, как я хотеть тебя!
– Ну, вы даете, донья… – оторопел Максим.
– Да! Да! Даю! Тебе – даю! – жарко зашептала она.
Она профессиональным движением запустила ему руку под ремень брюк. Максим вскрикнул от неожиданности.
– Тихо, мальчик… – проворковала Исидора. – Ты разбудишь стража…
– Какую, на хуй, стражу… Сколько времени? – пытался сопротивляться он.
– Время – ночь. Наша ночь. – Она засмеялась грудным смехом, увлекая Максима на кровать.
– А Перес? – выложил последний козырь Максим.
– Перес – реанимация. Доктор сказать: Перес оторвать член. Орган мужеский пол, – безбожно врала она, а может, говорила правду, поскольку не обладала решительно никакой информацией – что именно было оторвано у Переса.
Она зря это сказала. Это был явный перебор. На мужчину с воображением такое сообщение действует угнетающе. А Максим в прошлом был литературоведом.
– У Хемингуэя есть такая история. Называется «Фиеста», – попытался он повернуть разговор в литературное русло.
– Да! Да! Фиеста! Нас с тобой – фиеста! Ты мой замена Перес. Мы не оставлять его, кормить, поить, одевать. Но он не есть больше мужчина. А ты… О-о… Твой рука… – Исидора что-то расстегивала, отвинчивала, развязывала. Короче говоря, демонтировала одежду Максима.
Он нехотя, скорее механически стал снимать с нее пижаму.
Это возбудило донью до такой степени, что она стала срывать одеяние Максима с нечеловеческой силой. Бархатная куртка и брюки трещали по швам, кровать угрожающе скрипела.
Через минуту на Максиме остался один берет, а на донье – перстень и серьги.
Исидора попыталась сорвать берет с Максима, но он уцепился за него обеими руками и натянул до ушей.
– Я привык в берете, – сказал он.
«Чек там», – отметила донья про себя.
– Где твой кондом? – спросила она.
