Иэн Бэнкс - Чистый продукт. В поисках идеального виски
И после этой тирады скажу, что у M5 есть тягово-сцепное устройство.
Правда, оно служит не для того, чтобы цеплять дом на колеса, а для того, чтобы цеплять лодки. Для прохождения нового этапа путешествия по дистиллериям я хотел заручиться помощью моих друзей из Гленфиннана – Лэса и Айлин. Поскольку уже наступил апрель, зимовка в огромном амбаре, полном ее сородичей, все равно заканчивается, и лодку нужно отвезти на Лох-Шил, где она всегда проводит лето, так что я совмещаю решение двух задач.
У нас лодка «Оркни 520». Каюта небольшая, и в случае дождя (смотри выше) в нее с трудом втиснутся четыре человека, палуба намного просторнее, мощность движка лошадей тридцать, есть даже эхолот. Большинство, наверное, на подобной лодке рыбачит, но мы не из таких. Мы зовем ее Лодка. Какое-то время она была Новой Лодкой, а та, что сейчас обозначается как Старая Лодка, была просто Лодкой, но теперь та, что была Лодкой, стала Старой Лодкой, а та, что была Новой Лодкой – просто Лодкой. Надеюсь, это понятно.
Старая Лодка – это «Дрэском Логгер», которую я давным-давно купил у одного полицейского в Глазго. Суденышко было более маневренным и темпераментным, но уже немолодым; в итоге несколько лет назад, когда мы купили «Оркни», старый «Логгер» вышел на пенсию, а прошлым летом я отвез его в Корнуолл своему двоюродному брату, с которым, надеюсь, у «Логгера» в очередной раз началась новая жизнь.
Самым прекрасным в «Логгере» было то, что при маленьком (ну очень маленьком) двигателе на ней можно было передвигаться на весельной тяге (хотя таким способом далеко не уплывешь), а еще у нее есть две мачты и три паруса. И не какие-нибудь хиленькие, жиденькие беленькие паруса – нет, мужественные паруса из дубленой кожи; они выглядели так, будто их сначала вымочили в краске, которую использовали на Форт-Бридж, и только потом подставили ветрам.
Ни паруса, ни весла, ни мотор не позволяют судну сильно разогнаться, но зато в нем чувствуется прочность и надежность, ходить на нем интересно просто потому, что лодки – это интересно. На нем даже можно без особого риска отправляться в море в одиночку, потому что у него незакрепленная шкаторина. Это значит, что внизу главного паруса нет огромного куска дерева, так что сбить себя с палубы немного сложнее, чем на обычной парусной лодке.
Под этими мужественными парусами мы провели много замечательных сезонов на Лох-Шил (Loch Shiel), но «Оркни» намного практичнее и быстрее добирается до нужной точки. Мы с Лэсом много лет ждали, пока моторчик «Логгера» раскочегаривался и начинал двигать лодку, так что «Оркни» для нас вообще как скоростной катер, правда, кататься на водных лыжах мы пока не пробовали. А еще мы пока не говорили о «Доходчивом мореходстве от Лэса и Иэна» – видеопособии, которое разрушает миф о сложности морской терминологии.
* * *Доходчивое мореходство от Лэса и Иэна
(Пример диалога)
ЛЭС. Скажи-ка, Иэн, как это называется? Шкот, верно?
ИЭН. Да, верно, Лэс, можно и так. Однако сдается мне, что правильным техническим термином для обозначения того, что ты держишь в руках, будет «канат». А «шкот»… ну, таким словом тебя может, например, обозвать кто-нибудь шепелявый.
ЛЭС. Ясно. И этот канат можно смотать… как это… в бухту и положить на бак?
ИЭН. Нет, ты все перепутал. Бак – это емкость, а тут – передняя часть верхней палубы. Бухта – это порт. Кстати, иногда «порт» – это сокращенно «портвейн». Который, кстати, делают в Португалии – запомнить довольно легко.
…Ну вы поняли. Конечно, мы зашли слишком далеко. Мачты стали у нас «палками», а паруса – «простынями». Серьезно.
Очередной великолепный день. Из-за прицепа с лодкой приходится тащиться не быстрее пятидесяти миль в час, но это компенсируется, в частности, возможностью полюбоваться пейзажем. Я много езжу через Лохэ́рнхед (Lochearnhead) и Глéнко (Glencoe) и не устаю восхищаться их красотой. Воздух так прозрачен, и солнце светит так ярко, словно уже середина лета, но по календарю только начало апреля, так что горные вершины еще укрыты сверкающим, как глазурь, снегом. Разбросанные по равнине Рáннох-Мур (Rannoch Moor) лохи с одной стороны дороги манят глубокой синевой, а с другой – поблескивают голубизной; они уже окружены свежей травой, камышами и ковром мелких цветков.
Сам по себе такой денек не редкость, но он всего лишь один из многих сухих и теплых дней, которые регулярно выдавались на протяжении этой удивительно сухой зимы и приятно солнечной благоуханной ранней весны. Погода в этом году слегка чудит. В конце февраля мы с Энн и ее родителями поехали на Кипр и там остановились на вилле неподалеку от Писсури. С одной стороны открывался вид на британскую базу Акротири, а с другой – на горы Троодос. Мы, конечно, не ожидали, что в феврале там будет жара, достойная Долины Смерти, но и снег тоже был в диковинку: местные бегали с фотокамерами, потому что снег выпал в Писсури впервые за тридцать лет.
Добираюсь до Гленфиннана: на небе ни облачка, Лох-Шил спокоен, и только иногда бриз гонит по нему легкую рябь, которая исчезает в бледной дали между гор.
Лох-Шил: похвала с оговорками
Лох-Шил – прекрасный лох. Ну, мне, по крайней мере, нравится. Шириной не больше мили, зато в длину – девятнадцать. К тому же довольно глубокий – до ста двадцати метров. На северном берегу стоит деревня Гленфиннан, где живут наши друзья Макфарланы. Из их дома видно воду, бухту, где мы пришвартовались, местную гостиницу (именуемую «отель «Гленфиннан-Хаус» и, по сути, служащую местным пабом) и каменную башню – это на самом деле памятник восстанию 1745 года. Все почему-то считают, что скульптуру венчает фигура Красавчика принца Чарли [30], но нет, это просто образ местного вождя. В ясный день можно увидеть и Бен-Невис. Памятник охраняется «Национальным фондом», равно как и гленфиннанский виадук, изображенный на открытках, на пачках печенья и в фильмах про Гарри Поттера. Есть еще гостиница под названием «Усадьба принца», милая католическая церковь, где можно самому позвонить в колокол, пирс и местный вокзал – на этом всё. Никаких торговых точек, кроме сувенирной лавки и одного небольшого кафе. Еще есть сарай, играет роль почтового отделения, когда на него вешают небольшую съемную вывеску.
На другом берегу лоха стоит деревушка еще меньше – Акаракл (Acharacle). А между ними – ничего, только природа. Только лох и горы, которые ближе к юго-западу становятся все ниже. С юго-восточной стороны проходит лесная дорога, но она перекрыта, а ключи от шлагбаумов имеются только у лесничих. Северо-западная сторона совсем дикая.
Еще есть пляжи, рыбоводческие хозяйства и платформы, на которые взгромождены нелепые деревянные сараи. На озере – множество островков и подводных рифов, которых лучше избегать; в него впадают мелкие речушки. На юге лоха можно преодолеть пороги – к примеру, на байдарке – и оказаться в море (еще несколько веков глобального потепления вполне могут превратить Лох-Шил в морскую бухту).
Каждый год мы с Лэсом говорим, что вытащим лодку из лоха, поставим на прицеп и съездим на другой лох или даже на море, но каждый год оказывается, что и на Лох-Шил есть чем заняться. Правда, это означает, что ни один из нас не может сказать о себе «старый морской волк». Вместо этого мы соглашаемся быть озерными волчатами.
В начале двадцатого века, когда местные дороги либо отсутствовали вовсе, либо были не лучше лесных троп, между южным берегом лоха и вокзалом в Гленфиннане ходил пароход. Сейчас озерные воды бороздит добрый пароходик под названием «Силеас», и на нем можно расслабиться. На воде и так обычно немного кровососущих насекомых, да и «Силеас», с виду сонный тихоход, обгонит любого комара.
Хотя я все равно испытываю к Лох-Шил смешанные чувства. Спустив на воду «Логгер», мы обнаружили, что тут гуляют капризные ветра. Капризными нарек их Лэс. А я, по-моему, употребил фразу «охеренно злые». Плывешь себе спокойно, поймав хороший сильный воздушный поток, как вдруг он исчезает, чтобы тут же появиться снова, как только ты примешься заводить мотор. Причем появляется он с противополжной стороны, что требует мгновенной настройки парусов. Мы объясняли эти метеорологические чудеса тем, что со стороны Гленфиннана лох окружен множеством высоких гор, которые встают на пути ветра и закручивают его вихревыми потоками.
Иногда ветер не возвращается вовсе, и мы в итоге сидим на гладкой воде, как на самом большом в мире зеркале. И это привело к появлению феномена, который Лэс назвал – думаю, в пику мне – созерцательным судоходством.
Созерцательное судоходство заключается в том, что ты сидишь в лодке в условиях полного штиля – движения никакого, кроме естественного хода воды от берегов к истекающим вдали рекам (со скоростью миллиметр в сутки или около того), – и любуешься небом, где либо нет ни облачка, либо есть, но поразительно неподвижные. А потом, приблизительно после часа вялого сидения на месте, когда твой приятель (в данном случае его роль играет мистер Лэсли Макфарлан) начинает, что вполне объяснимо, скучать и предлагает уже завести мотор, ты должен подпрыгнуть, указать на точку в трех-четырех милях и сказать что-нибудь вроде:
