Мэтью Квик - Нет худа без добра
Отец Макнами подошел к одному из домов в ряду других таких же и, поднявшись на три ступеньки, позвонил в звонок. Я стоял позади него на тротуаре. Дверь открыла женщина средних лет в розовом пеньюаре, с бигуди в волосах и сигаретой в зубах. Ее голые голени отсвечивали бледно-голубым цветом, как айсберги.
– Отец Макнами! – воскликнула она, просияв. – Какой сюрприз! Куда вы пропали? Мы все чуть с ума не сошли от беспокойства. Отец Хэчетт говорит, что у вас нервное расстройство! Как вы себя чувствуете?
– Хорошо, – ответил он. – Устал, по правде говоря. Но пришли мы по другому поводу.
Женщина бросила на меня беглый взгляд и спросила:
– Может быть, зайдете?
– Вы, должно быть, встречались с Бартоломью Нейлом на мессах, – сказал отец Макнами, игнорируя ее приглашение. – Бартоломью, это Эдна, мать Венди.
Для Эдны он добавил:
– Венди консультирует Бартоломью, это ее аспирантская практика.
Я поднял руку и улыбнулся ей.
Эдна улыбнулась в ответ и сказала:
– Да, я помню вас по субботним мессам. Я обычно сижу в одном из первых рядов слева.
Я кивнул, хотя не помнил ее, мы никогда не разговаривали (в церкви я, как правило, смотрю на витражи в окнах, а не на окружающих).
– Нам нужно узнать адрес, по которому Венди живет сейчас, – сказал отец Макнами.
– Почему? Что случилось?
– Мы пока точно не знаем, – ответил он.
Эдна уставилась на отца Макнами, словно не понимая его, и произнесла:
– Я плохая мать.
– Я уверен, что это не так…
– Нет, правда-правда. Венди переехала к своему приятелю. Он вроде бы доктор, старше ее. – Глаза Эдны покраснели и заблестели. – Я даже ни разу не видела его, и это меня беспокоит, особенно если учесть, что Венди как-то изменилась. Стала жестче. Я чувствую себя виноватой, но как я могла оплатить ее аспирантуру? Я с трудом нахожу деньги, чтобы выплатить ипотечный кредит. Я говорила ей, что хотела бы встретиться с ним, но она сразу меняет тему, как будто наказывает меня. А сама, похоже, все время в плохом настроении – с тех пор, как поселилась у него. Вам кажется, что все это нормально, отец Макнами?
– Нет, не кажется.
– В чем там дело? Может быть, он плохо обращается с ней?
– Мы хотим помочь ей, и для этого нам нужен ее адрес, – сказал отец Макнами.
Женщина покачала головой, посмотрела на свои руки, что-то пробормотала, может быть молитву, и вышла. Она отсутствовала несколько минут, и за все это время отец Макнами ни разу не обернулся ко мне, так что я начал нервничать.
Эдна вернулась и отдала отцу Макнами кусочек картона, оторванный от сигаретной пачки. На обратной стороне был написан адрес.
– Венди хорошая девушка, – сказала Эдна. – У нее доброе сердце, но большие амбиции. Я для нее, похоже, просто одно из окружающих лиц. Неужели действительно все так ужасно и я в этом виновата? – Она вытерла глаза и шмыгнула носом. – Нам никто особенно не помогал. Надеюсь, вы поможете ей.
– Постараюсь, – сказал отец Макнами, кивнув для убедительности, и обнял Эдну.
Она тоже обняла его за шею, и над головой отца Макнами появилось облачко дыма от ее сигареты.
– Я понимаю, что вы больше не священник, – сказала Эдна, когда они высвободились из взаимных объятий, – но, может быть, вы прочтете молитву за меня? Совсем небольшую?
Отец Макнами склонил голову и произнес:
– Отче наш, благослови эту женщину, Твою дочь, и даруй ей мир в ее сердце, который Ты обещал. Не покидай нас сегодня, Иисус. Пойми нас, несмотря на все загадки нашего индивидуального бытия, и помоги нам разглядеть исконную красоту нашей натуры, постоянно находящейся в замешательстве. Аминь.
– Аминь, – торжественно повторила за ним Эдна. Протянув руки, она обняла ладонями красные щеки отца Макнами и произнесла: – Боже, благослови вас.
Отец Макнами прочитал адрес и мысленно наметил маршрут, а вокруг него витал явственный затхлый запах сигаретного дыма. Затем мы быстрым шагом двинулись в путь.
– Вы вправду верите в красоту нашей натуры, находящейся в замешательстве? – спросил я, подумав, что вдруг во мне все-таки есть что-то красивое. Замешательства-то всегда хватало.
– Да, верю, – ответил он.
– Это как яркие лепестки цветов, спрятанные поначалу в стебле?
Отец Макнами остановился, улыбнулся мне сквозь бороду и сказал:
– Красота есть в каждом из нас, Бартоломью. Но иногда она в самом деле прячется.
Мы шли и шли, причем довольно быстро. Я вспотел, несмотря на то что вечер был холодный.
Наконец мы подошли к трехэтажке на пересечении Южной и Третьей улиц. Отец Макнами нажал кнопку звонка и держал ее довольно долго.
– Не обязательно трезвонить беспрерывно, – раздался мужской голос.
– Адам? – произнес отец Макнами в переговорное устройство.
– Кто это? – спросил голос после паузы.
– Друзья Венди. Вы нас не впустите?
Опять наступило молчание.
Отец Макнами позвонил еще раз.
– С кем я разговариваю? – спросил Адам.
– С друзьями Венди.
– А как вас зовут, друг Венди?
– Бартоломью Нейл, – ответил отец Макнами, к моему удивлению.
– Отец Макнами? – спросила Венди.
Это, несомненно, был ее голос. Я мысленно видел ее оранжевые брови и белую, почти прозрачную кожу.
– Я больше не отец, я сложил с себя сан, как вы помните. Но да, это я.
Спустя несколько секунд дверь открылась и перед нами предстала Венди в своих каплевидных темных очках, черных брюках в обтяжку и темно-бордовой футболке университета Темпл, которая была слишком велика ей.
– Заходите, – сказала она.
Я прошел вслед за отцом Макнами в комнату на первом этаже, где были коричневый кожаный диванчик, стеклянный кофейный столик, мохнатый черный ковер, похожий на собаку, большой железный бар с десятками бутылок и огромное кожаное кресло для настоящих мужчин. Сразу было видно, что это дом богатого человека.
– Как вы узнали этот адрес? – спросила Венди.
– Ваша мать дала мне его, – ответил отец Макнами.
– Зачем?
– Я попросил ее.
– Но зачем?
– Мы с Бартоломью тревожились. Вы так быстро покинули нас…
– Прошу прощения. Я в тот момент плохо себя почувствовала.
Отец Макнами вздернул свои кустистые белые брови.
– Почему бы вам не подняться и не познакомиться с Адамом? – сказала Венди.
– Вы говорите, с Адамом? Так зовут этого счастливчика? Адам?
– Не такое уж редкое имя на самом деле, не правда ли? – отозвалась Венди с принужденным смешком. – Давайте поднимемся к нему.
Мы поднялись вслед за ней по винтовой железной лестнице в кухню-столовую. Красивый мужчина в небесно-голубом хирургическом костюме встал из-за стола, когда мы вошли. На вид он был моего возраста – как минимум на десять лет старше Венди. На столе стояли две тарелки и два бокала с вином. Они ели мясо с редисом и спаржей.
У Адама были голубые глаза и светло-каштановые волосы, аккуратно подстриженные, но встрепанные, как у Вас, Ричард Гир. Венди представила нас. Его рукопожатие было чересчур жестким, мне стало чуть больно.
– Я много слышал о вас, – сказал он. – Приношу вам соболезнования в связи со смертью вашей матушки.
Я кивнул и уставился на свои коричневые шнурки. По-моему, Венди не должна была бы говорить с кем бы то ни было о наших сессиях, это нарушает конфиденциальность. Я подумал, что, наверное, не стоило ей рассказывать о себе вообще ничего.
– Может быть, выпьете? – спросил Адам.
Мы уселись за большой деревянный стол с бокалами вина в руках.
Вино на вкус было дорогим – или, может быть, мне так только казалось, я ведь практически совсем не разбираюсь в винах.
– Так чему мы обязаны такой честью? – спросил Адам. По его тону можно было понять, что он предпочел бы спокойно есть мясо с редисом, он тут же и принялся за него. – Не хотелось бы, чтобы такой хороший кобэ-стейк совсем остыл, – добавил он, словно читая мои мысли. – Если бы я знал, что вы придете, я бы…
– Мы беспокоимся за Венди, – сказал отец Макнами.
– Почему? – спросил Адам, продолжая жевать мясо с абсолютно невозмутимым видом.
– Наверное, потому, что она выглядит так, будто выдержала десять раундов бокса с чемпионом в тяжелом весе, чье имя я не помню, но он способен разбить человеку лицо и придать ему такой вид, какой у Венди сейчас.
– Ну, вы же знаете Венди. Она ни в чем не уступает мужчинам и даже превосходит их. Она способна переиграть в софтбол любого мужчину! – Адам улыбнулся ей. – У нее такой высокий боевой дух, что в опасном положении она даже погасила удар противника собственным лицом. Пусть пригибаются другие. Восхитительно, вы не находите?
Венди улыбнулась в ответ, но ничего не сказала. Выглядела она, как вырезанный из картона портрет самой себя.
