Зои Хеллер - Хроника одного скандала
— Ну, не знаю…
— Ого! — воскликнул он, обрывая мой протест. — Жена оставила вас без выпивки?! Чудовище. Что вам предложить?
Он потер ладони и ухмыльнулся. Глаза за стеклами очков казались выпученными, как у насекомого. Синеватые губы производили отталкивающее впечатление. Непристойная картинка неожиданно всплыла у меня перед глазами: этот старый лиловый рот, прижатый к груди Шебы.
— Все рав… А что у вас есть?
Ричард замахал руками:
— Да что вашей душе угодно! Семейство у нас пьющее.
— Что ж… В таком случае я не возражала бы против хереса.
— Херес? — По его лицу скользнула тень издевки. — Херес, говорите? Похоже, вы выбрали единственное, чего у нас, возможно, и нет.
Ричард открыл бар и принялся звенеть бутылками.
Шеба внесла вазу с цветами.
— О-о! Уже познакомились? — Ее взгляд тревожно метнулся от мужа ко мне. — Дети с минуты на минуту спустятся.
Оживление в голосе Шебы отдавало фальшью. Должно быть, ей пришлось покрутиться, чтобы уговорить мужа меня принять. Так и есть, решила я. Это объясняло и нарочитое благодушие, с которым Ричард меня обхаживал. В семейной бухгалтерии его согласие на ужин со мной, похоже, стало существенной прибавкой к графе прихода.
— Дорогая… — Ричард вынырнул из глубин бара. — Не в курсе, у нас есть херес? Барбара хочет хереса.
— Нет-нет, — возразила я. — Подойдет и что-нибудь другое. Белое вино…
— Вспомнила! — сказала Шеба. — На кухне есть марсала. Я ее подливаю в некоторые блюда. Марсалу пьете, Барбара?
— Конечно. Но прошу, не нужно беспокойства…
— Господи! — воскликнула Шеба, ткнув пальцем на мою ногу. — Да вы поранились.
Я посмотрела вниз. Ну вот, чего и следовало ожидать — ремешок этой дурацкой обувки растер ногу до крови.
— Ой, бедняжка, — сказала Шеба. — Новые, да? Сейчас принесу пластырь…
— Право, не стоит…
— Глупости. Я мигом. — Шеба испарилась.
Ричард криво усмехнулся:
— Ох уж мне эти дамы с их шпильками.
— Какие там шпильки…
— Бэш тоже обожала носить высоченные каблуки, — гнул свое Ричард, — пока однажды в погоне за автобусом не заработала трещину лодыжки. Тут уже я топнул ногой. Ха! Благо у меня-то обе были здоровы. Короче, заставил ее носить сабо.
После недолгой паузы он продолжил:
— Лично я не вижу никакого смысла в высоких каблуках. Говорят, походка на них у женщин эдакая сексуальная, верно? Спина выгибается, попа оттопыривается. Замечательно. На ум сразу приходят краснозадые павианы… — Ричард умолк. — Налью-ка я себе стаканчик, пожалуй, пока ждем ваш херес.
Шеба вернулась с марсалой и упаковкой пластырей. Следом за ней вошла семнадцатилетняя Полли — угрюмая, но довольно хорошенькая, с кудрявыми волосами, как у отца, и тонким, гибким телом матери.
— Полли, познакомься. Это Барбара, моя подруга с работы, — представила Шеба.
— Здрасьте, — процедила Полли, стрельнув в меня взглядом. — А это зачем? — Она кивнула на пластыри в руке Шебы.
— Барбара ногу растерла.
Полли уставилась на мою кровоточащую ступню.
— Ф-фу!
— Полли! — с вялым укором буркнул Ричард.
Шеба протянула мне пластыри и туалетную бумагу — вытереть кровь с ноги.
— Мне водку с лимоном, па! — Полли с утробным вздохом плюхнулась на диван.
— Ладно, — снисходительно отозвался отец, явно потакающий ее капризам, и улыбнулся мне: — Дочь у меня — законченная алкоголичка.
— Ты сейчас экзамены сдаешь, Полли? — спросила я, согнувшись, чтобы заняться ногой. — Справляешься? — Кровь пропитывала бумагу, но ни в какую не останавливалась.
— Легко-о, — скучающе протянула Полли, демонстративно пощипывая волоски у себя на руке.
— Полли! — воскликнула Шеба.
— А что? — огрызнулась та. — Что я, по-твоему, должна была сказать?
То ли хамство дочери выбило Шебу из колеи, то ли она предпочла не раздувать скандал. Во всяком случае, продолжения не последовало. Я хмыкнула, показывая, что не в обиде, хотя, конечно, оскорбилась. То, что я сейчас скажу, прозвучит дико в устах учителя с многолетним стажем, но факт есть факт: контакты с молодым поколением — не моя стихия. Я чувствую себя уверенно только в школьном классе, где правила поведения — независимо от того, выполняются они или игнорируются, — обозначены со всей четкостью. В любой же иной обстановке я просто теряюсь. Ну не дается мне тот небрежно-грубый стиль общения с детьми, который нынче стал de rigueur[15]. Небрежность мне вообще не свойственна. Игры за рамками приличий и пошлые шутки не по мне. В компании молодежи я тушуюсь, а почувствовав, что надоела, напускаю на себя холодность и неприступность.
Подошел Ричард с моим хересом.
— Прошу, дорогая, — произнес он игриво, копируя выговор жителей северных провинций.
Я скомкала туалетную бумагу и упаковку от пластыря.
— Куда это выбросить?
— Дайте мне. — Шеба забрала у меня розовый от крови комок. — Загляну на кухню, проверю, как там наш ужин.
В этот момент сверху по лестнице прогрохотали тяжелые шаги, и в гостиную влетел круглолицый, светловолосый мальчик.
— Ура! Ура! — закричал Ричард и, присев на корточки, ракинул руки для объятий. — К нам пришел Бен! Ура! Ура! — Заливаясь смехом, ребенок бросился к отцу; Ричард подхватил его, перевернул вверх ногами. — Как жизнь там, внизу, Бенно?
Шеба следила за их дурачествами с улыбкой. Полли потягивала водку и даже не подняла глаз.
— Денежек мне припас, Бенно? Ну-ка, ну-ка, поглядим. — По-прежнему держа сына вниз головой, Ричард встряхнул его пару раз. Из карманов брючек посыпалась мелочь; Бен заверещал от восторга.
— Довольно, — сказала Шеба. — Не будем сходить с ума перед самым ужином.
Ричард опустил ребенка.
— Ладно, мистер Бенно Макбенджамено. Давайте приведем себя в порядок. Позвольте представить эту леди. Ее зовут Барбара. Она пришла к нам в гости.
— Привет. — Мальчик шагнул вперед и протянул мне ладошку. — Меня зовут Бен.
Признаться, я с ужасом ждала знакомства с ним. Боялась сморозить какую-нибудь глупость или попасть впросак, если не пойму, что он говорит. Однако все прошло отлично. Бен произносил слова чуть сдавленно и гнусаво, но вполне разборчиво.
— У меня уже подружка есть. Ты знала? А мне только одиннадцать.
— Нет, не знала, — ответила я.
— Ее зовут Сара. На следующей неделе она придет к нам на чай.
— Правда?
— Сара его соседка по парте, — объяснила Шеба.
— Не соседка, мам! — возразил Бен. — Она моя подружка. Мы хотим вместе танцевать медленный танец.
— В самом деле? Это мы еще посмотрим. — Шеба перевела на меня взгляд и многозначительно повела бровью: — С каждым поколением гормоны просыпаются все раньше.
Бен внимательно следил за матерью.
— Гормоны? — спросил он. — А что это, мам?
Ужинали мы все вместе за круглым столом в просторной кухне на первом этаже. Шеба приготовила салат и картофельную запеканку с мясом. Ричард открыл бутылку риохи.
— В этом доме Бэш — шеф-повар, — сообщил он, наполняя мой бокал, — ну а я — сомелье.
Разговор за столом не прекращался. Бен рассказывал о недавней школьной экскурсии в лондонский зоопарк, а мы восхищались тем, как здорово он имитировал голоса животных. Шеба заставила меня описать провальный поход в Сент-Олбанз, и мой рассказ вызвал гомерический хохот Ричарда. Услышав, что я отозвалась о Пабблеме как о местном варианте чеховского Матвея Ильича, Ричард вскинул брови.
— Тургенев, говорите? Отлично, отлично, — одобрил он, словно поставил галочку на полях моего очерка, и в качестве награды за то, что я оказалась не полной невеждой, завел длинный монолог о своей книге.
Писал Ричард, похоже, о тяготении прессы к консерваторам, но, услышав это мое предположение, протестующе завопил: дескать, его мысли «чуточку тоньше и проницательнее». Безумно долго он втолковывал мне «важнейший момент» книги — об уловках, к которым прибегают журналисты в использовании глаголов. По мне, так все это звучало крайне глупо, однако ради согласия в компании я симулировала осознание всей глубины его идеи.
За весь ужин случился лишь один неуклюжий момент, в котором моей вины не было. Произошло это, когда Шеба попыталась уговорить Полли поесть как следует, а та заорала, чтобы мать оставила ее в покое.
— Ты ведешь себя безобразно, Полли. Я не позволю тебе разговаривать со мной в таком тоне, — тихо и четко произнесла Шеба.
— Тогда не цепляйся со своей жрачкой, — огрызнулась дочь.
— Я не цепляюсь, — возразила Шеба. — Я всего лишь не хочу, чтобы ты морила себя голодом.
— Оставь ее, Бэш, ради всего святого, — встрял Ричард.
Он же прервал повисшее на несколько секунд молчание:
— Тяжелый случай, верно, Барбара? В обществе принято считать хорошие манеры отражением любви и почтения, а они по большей части не что иное, как замаскированная под моральные принципы эстетика. Вы со мной согласны?
