Вэнделин Ван Драанен - Привет, Джули!
Но она была похожа. Девочка на уроке математики, сидящая в двух рядах от меня, была героиней новостей.
В комнату влетела Линетта.
— Мне нужна твоя точилка, — заявила она.
Я поспешно сунул газету в тетрадь и сказал:
— Тебя стучать не учили?
Но она увидела выглядывавшую из тетради газету, и мне пришлось облокотиться на стол.
— Что ты там прячешь, братик?
— Ничего, и прекрати называть меня так! И больше не вламывайся в мою комнату!
— Дай мне точилку, и я исчезну, — протягивая руку, попросила Линетта.
Я открыл ящик, протянул ей точилку, и она действительно ушла.
Но через две секунды меня позвала мама, и я забыл, что газета осталась вложенной в мою тетрадь.
До первого урока на следующее утро. Черт! Что мне теперь делать? Я не могу встать и выбросить ее — Гэррет сидит рядом. Да и Дарла Тресслер здесь, а она внимательно следит, не вернется ли вчерашняя пчела. Если у нее появятся подозрения — все пропало.
Тут Гэррет потянулся к моей тетради, чтобы вырвать себе лист, как он делает по двадцать раз в день, только на этот раз я неправильно понял его намерения. Я резко ударил по тетради рукой.
— Приятель! — воскликнул Гэррет. — Что с тобой такое?
— Прости, — ответил я, соображая, что ему нужен тетрадный, а не газетный лист.
— Приятель, — повторил Гэррет, — ты в последнее время какой-то нервный. Тебе этого никто не говорил? — Он вырвал страницу и, конечно, заметил вложенную газету. Гэррет посмотрел на меня, и прежде чем я успел помешать ему, вытащил ее.
Я дернулся и выхватил газету у него из рук, но было слишком поздно. Он увидел фотографию.
Не дав ему вымолвить ни слова, я наклонился к нему и сказал:
— Помалкивай, слышишь? Это не то, о чем ты подумал.
— Да, ладно, успокойся. Ничего я не подумал...
Но несомненно, картина начинала складываться
у него в голове. Гэррет ухмыльнулся и сказал:
— Уверен, у тебя есть веская причина, чтобы носить с собой фотографию Джули Бейкер.
То, как он это сказал, напугало меня. Словно Гэррет воображал, как поджарит меня перед всем классом.
Я снова наклонился к нему и повторил:
— Ни слова.
Учитель пригрозил выгнать нас из класса, если мы не замолчим, но это не помешало Гэррету глупо улыбаться мне и бросать косые взгляды на мою тетрадь. После урока Дарла старалась вести себя как обычно, но было видно, что ее радар направлен в нашу сторону. Она весь день тенью следовала за мной, поэтому у меня не было возможности объяснить все Гэррету.
Да и что я ему скажу? Что газета оказалась в моей тетради, потому что я прятал ее от сестры? Это только подольет масло в огонь.
Кроме того, я не хотел опять погружаться в пучину лжи. Я действительно хотел поговорить с Гэрретом. Он ведь мой друг, а у меня на душе за последние пару месяцев много чего накопилось. Я думал, разговор с ним поможет мне как-то успокоиться. Перестать думать обо всем этом. У Гэррета это отлично получалось.
К счастью, на следующем уроке мы пошли в библиотеку, чтобы подготовить сообщение о каком-нибудь историческом персонаже. Дарла и Джули тоже там были, но мне удалось затащить Гэррета в самый дальний угол библиотеки, так что они нас не заметили. И через минуту я уже рассказывал Гэррету о курицах.
Он покачал головой и сказал:
— О чем ты говоришь?
— Помнишь, как мы наблюдали за ними через забор?
— В шестом классе?
— Да. Помнишь, ты еще рассказывал мне, как определить, кто из них петух?
Гэррет состроил гримасу.
— Нет, только не это...
— Ты ни черта не знаешь о курах. Моя жизнь была в твоих руках, и ты ее загубил.
В общем, я рассказал ему об отце, яйцах, сальмонелле и том, как выбрасывал эти яйца почти два года.
Гэррет только пожал плечами и заметил:
— В этом есть смысл.
— Ты не понимаешь, она застала меня!
— Кто?
— Джули!
— Ух ты!
Я пересказал ему свои слова и рассказал, как Джули сразу начала битву за свой двор.
— И что? В том, что у нее такая помойка, твоей вины нет.
— Но потом я узнал, что этот дом им не принадлежит. Что они очень бедные, потому что отец тратит все деньги на содержание своего умственно отсталого брата.
Гэррет глупо ухмыльнулся и констатировал:
— Умственно отсталого? Это многое объясняет, верно?
Я не верил своим ушам.
— Что?
— Ну, — пояснил он, по-прежнему ухмыляясь, — насчет Джули.
У меня заколотилось сердце, а руки сжались в кулаки. Мне впервые за очень долгое время захотелось кого-то ударить.
Но мы были в библиотеке. А кроме того, я понимал, что если ударю его сейчас, он всему классу расскажет, что я влюбился в Джули Бейкер. А я не влюбился в Джули Бейкер!
Так что я заставил себя улыбнуться и сказал:
— Это точно.
А потом под каким-то предлогом постарался отодвинуться подальше от Гэррета.
После уроков Гэррет позвал меня к себе, но у меня не было ни малейшего желания идти. Я все еще хотел ударить его.
Я изо всех сил старался успокоиться, но в душе все равно продолжал жутко злиться на этого парня. Он перегнул палку. Здорово перегнул.
А потом я понял, что на одной стороне с ним — против меня — был и мой отец. И осознавать это было почти невыносимо.
Визит
Воскресным утром в нашем доме всегда очень тихо. Папа позволяет себе поспать. Мама позволяет себе не готовить завтрак. А если братья допоздна играли со своей группой, то об их существовании мы не вспоминаем до полудня.
Обычно, пока все спят, я на цыпочках пробираюсь собирать яйца, потом беру с собой в комнату большую тарелку кукурузных хлопьев, чтобы поесть в постели и почитать.
Но в то воскресенье — после целой ночи попыток разобраться в своих чувствах — мне была нужна физическая активность. Чтобы стряхнуть оцепенение.
Лучше всего мне бы сейчас помог мой платан, но теперь его не было, и мне оставалось только поливать лужайку и стараться думать о чем-нибудь приятном. Я открутила вентиль и наблюдала, как вода капля за каплей падает на черную землю. Я так увлеклась заботами о будущем газоне, что не заметила, как подошел папа. Его волосы были еще влажные после душа, а в руках он держал бумажный пакет.
— Пап! Прости, что разбудила.
— Ты меня не разбудила, милая. Я уже давно встал.
— Ты же не собираешься на работу, верно?
— Нет, я... — Какое-то время папа смотрел на меня, а потом сказал: — Я еду к дяде Дэвиду.
— Дяде Дэвиду?
Папа направился к своему грузовику:
— Да. Я... я вернусь к полудню.
— Но, папа, почему сегодня? Сегодня же воскресенье.
— Знаю, дорогая, но сегодня особенное воскресенье.
Я перекрыла воду.
— Почему?
— Сегодня его сороковой день рождения. Я хочу навестить его и подарить подарок, — ответил папа, указывая на бумажный пакет. — Не волнуйся. Я привезу что-нибудь вкусненькое на ланч, хорошо?
— Я поеду с тобой, — заявила я, отбрасывая шланг. Я еще толком не оделась — на мне были только спортивный костюм и кроссовки, даже без носков, но это не имело значения. Я все равно поеду.
— Почему бы тебе не остаться дома и не насладиться утром вместе с мамой? Я уверен, она...
— Я еду, — повторила я, обошла машину, влезла
на пассажирское сиденье и закрыла за собой дверь.
— Но... — попытался снова возразить папа, открыв дверцу водителя.
— Я еду, папа.
Он внимательно посмотрел на меня и выдохнул:
— Хорошо. Я только оставлю маме записку. Положи пакет назад.
Пока папа был в доме, я пристегнула ремень и сказала себе, что это правильно. Я давно должна была сделать это. Дядя Дэвид — часть моей семьи, часть жизни моего отца и меня. Пора было познакомиться с ним.
Я посмотрела на бумажный пакет. Что папа собирается подарить своему брату на сорок лет? Я взяла пакет. Это не картина — слишком легко. К тому же, когда я потрясла его, он издал странный звук.
Я как раз собиралась заглянуть в пакет, но из дома вышел папа. Пришлось положить пакет обратно на заднєє сиденье. Когда папа уселся за руль, я спросила:
— Ты не против, что я еду?
Папа только взглянул на меня и повернул ключ зажигания.
— Я... я ведь не испорчу вашу встречу, правда?
— Нет, милая. Я рад, что ты едешь.
По дороге к Гринхэйвену мы почти не разговаривали. Папа делал вид, что его интересует пейзаж за окном, а у меня была масса вопросов, однако я не решилась задать ни один. Но ехать с папой все равно было приятно. Словно молчание объединяло нас так, как не объединили бы никакие объяснения.
Припарковавшись у Гринхэйвена, мы не спешили выходить из машины.
Папа сказал:
— Тебе потребуется какое-то время, чтобы привыкнуть, Джулианна, но ты их полюбишь. Они — очень хорошие люди.
Я кивнула, но мне было немного страшно.
— Пойдем, — позвал меня папа, забирая пакет с заднего сиденья, — пойдем внутрь.
