Эрик Сигал - Сильнодействующее средство
Но когда это свершилось, я оказалась совершенно не готова.
Был вечер, я делала лабораторную работу и очень спешила, чтобы закончить до ужина.
Но тут у меня как-то заныла поясница, И я почувствовала, что подмокаю. Я выбежала в туалет и быстро сняла джинсы, чтобы посмотреть, что там.
И увидела пятна крови.
У меня началась первая менструация.
Я так разволновалась, что не знала, смеяться мне или плакать.
Боль немного отпустила, и я вернулась к работе, но оказалось, что совершенно не могу сосредоточиться.
Все мои мысли были заняты важностью происходящего в моем организме. В приемной у зубного мне попадались журналы для подростков — так вот, там все время пишут о том, какой это важный период, когда ты «становишься женщиной». На самом деле все было совсем иначе. Все оказалось намного сложней, чем пишут в этих журналах. Я-то знала, как с этим справиться, но как это воспримет папа?
Изабель не хотела признаваться отцу. Точнее, не хотела посвящать его во все физиологические подробности. Но знать-то он должен, это она твердо решила. Хотя в глубине души ее мучили опасения, что он рассердится.
Но теперь перед ней встала дилемма практического свойства. Поскольку Реймонд почти никогда не оставлял ее одну — казалось, он считает безопасной территорией только книжные лавки, — то ей надо было каким-то образом достать то, что ей теперь понадобится раз в месяц.
Она сказала себе, что решит эту проблему в ближайший же поход в супермаркет.
Тайное стало явным, когда отец с дочерью выкладывали на транспортер у кассы содержимое своей тележки.
Рей скользнул взглядом по голубой коробке «Котекса», перевел глаза на дочь и едва слышно спросил:
— Тебе это нужно?
Та кивнула.
Не говоря ни слова, он продолжил выкладывать отобранный товар на ленту транспортера.
В машине Рей сначала молчал. Потом, по возможности небрежно, спросил:
— Может, заедем в книжный? Подыщешь себе что-нибудь.
Подтекст был ясен.
— Все в порядке, папа. Мне никакие книги не нужны.
— Тогда, может, ты хочешь с кем-нибудь поговорить? — смущенно предложил он.
— В этом нет необходимости, — ответила дочь. И, сочтя момент подходящим, добавила: — Если у меня появятся вопросы, я же всегда могу позвонить маме, правда?
— Да, — буркнул отец. — Думаю, хорошо бы тебе с ней посоветоваться.
Естественно, в студгородке Изабель была притчей во языцех. Интерес к ее персоне подогревался не только ее гениальными способностями к наукам и риторике, но и тем обстоятельством, что на каждой лекции ее сопровождал отец.
В одном из своих первых интервью Реймонд объяснил это тем, что он всего лишь хочет быть уверен, что Изабель усваивает материал. Чтобы в случае необходимости можно было помочь.
Злые языки говорили, что ей требуется помощь даже при переходе улицы. Другие грязно намекали на тайные потребности папаши.
У Рея хватало благоразумия не подавлять духовное созревание дочери. Он даже попытался обеспечить ей какую-то личную жизнь, при этом по-прежнему не спуская с нее пристального взгляда.
Беркли с полным правом мог претендовать на звание вуза, впервые занявшегося изучением кинематографа как области искусства. В конце концов, местному театру столько юных сил отдала такая кинознаменитость, как Полин Каэль.
И конечно, Реймонд хотел, чтобы Изабель посмотрела все фильмы Ингмара Бергмана.
Однажды в субботу они посмотрели подряд «Седьмую печать» и «Земляничную поляну».
— Понятия не имел, что это за кино, — признался отец, когда они, с красными глазами, выходили со сдвоенного сеанса.
— Да, — посочувствовала дочь. — Субтитры так себе.
— Ну, хотя бы можно было… — Он осекся, поскольку не совсем понял, что она, собственно, имела в виду. — Ты что, хочешь сказать, что поняла текст и без перевода?
— Не все, конечно, — беспечно ответила Изабель. — Мне кажется, ты так увлекся покупкой всех книг о Бергмане, какие только есть в наших магазинах, что сам не заметил, что среди них были две на шведском.
В который раз Реймонд да Коста был поражен безграничными способностями дочери.
В награду он повел ее в бразильскую пиццерию, где взял ей кока-колу, а себе — стакан пива.
Вокруг музыкального автомата толпилась кучка оборванных юнцов. По их возгласам можно было заключить, что все они под кайфом.
Заводила, в мотоциклетной кожанке и с заросшим подбородком, заметил отца с дочерью и стал показывать пальцем.
— Гляньте-ка, пацаны, — Гумберт Гумберт с Лолитой!
Реймонд побагровел. Он, конечно, читал Набокова, и сейчас сравнение с великовозрастным любителем нимфеток повергло его в шок.
Он вышел из себя и прорычал:
— А ну, закрой свою грязную пасть!
От чего смех лишь усилился.
— Не дрейфь, приятель. Мы тебя не заложим. Каждый волен делать со своей подружкой что хочет, так ведь?
Вены на шее Реймонда вздулись, и Изабель с ужасом увидела, как отец поднимается и начинает надвигаться на насмешника.
— Моя дочь мне не подружка, крысеныш! — рявкнул он.
— Эй, потише тут. — Парень театральным жестом поднял руки вверх. — Я же понимаю, ее по-настоящему даже не трахнешь.
Реймонд взорвался. И бросился на обидчика, который оказался если и не сильнее, то проворнее и сумел уклониться от удара.
Изабель в оцепенении смотрела, как отец замахнулся, промазал и, что-то сдавленно прохрипев, повалился на пол.
— Черт! — ахнул парень в неподдельном ужасе от того, к чему привела его некстати брошенная реплика. — Кто-нибудь вызывайте «Скорую». Старик, кажется, готов.
13
Сэнди
В один прекрасный день Рошель Таубман исчезла навсегда.
О ее исчезновении Сэнди Рейвен узнал из телефонного разговора с отцом. Как объяснил Рейвен-старший, на студии сочли, что ее имени недостает небесного ореола «звездности», и отдел связей с общественностью придумал одну хитрость.
Фамилия Таубман превратилась в Тауэр — слово, не только рифмующееся с английским «могуществом», но и вызывающее ассоциацию с высотой, на которую эту девушку непременно вознесет судьба. А поскольку звона колокольчиков не слышалось и в имени «Рошель» — скорее, по меткому замечанию одного из руководителей студии, в нем звучали какие-то материнские нотки, — то оно тоже было предано забвению, и на свет появилась актриса с совершенно новым именем и фамилией.
Сэнди пришлось пересмотреть свои пристрастия. Он больше не трепетал при имени Рошель Таубман. Отныне предметом его пылкой страсти стала Ким Тауэр.
Изменилось и положение Сэнди в ученом мире.
Для почитающих науку за религию Массачусетский технологический институт был чем-то вроде Ватикана для верующих. А работающие там многочисленные нобелевские лауреаты ничем не хуже Коллегии кардиналов.
МТИ находится в Кембридже[3], на берегу реки Чарльз, откуда до Гарварда можно добежать бегом за несколько минут. Оба вуза неколебимо убеждены, что их студенты самые умные и талантливые во вселенной.
И в каждом заведении приняты свои критерии одаренности. Если Гарвард гордится тем, что уделяет внимание гармоничному развитию и отдает предпочтение спортивным, харизматичным, музыкальным и творческим юношам и девушкам, то МТИ интересуют лишь умственные способности студентов.
Какие еще нужны тому доказательства, если институт не имеет даже своей футбольной команды? Да и откуда бы ей взяться, если коэффициент интеллектуального развития среднего студента МТИ намного превышает показатели его физического развития?
В этом заведении «развлекательная» сторона студенческой жизни отсутствует как таковая. Теоретически в выходные дни студенты-технари могут бегать на свидания, на деле же эта возможность остается весьма иллюзорной. Ибо никто из этих ребят не отваживается тратить на развлечения время, отпущенное им на рабский труд в этой умственной каменоломне.
Так и получается, что их радости носят мимолетный и весьма опосредованный характер. И зачастую сводятся к гамбургерам с пивом в студенческом гриль-баре. Они живут в своего рода академической подлодке и воспринимают окружающий мир через свой электронный перископ — телевизор, куда лишь изредка бросают беглый взгляд.
Именно благодаря телевидению Сэнди имел возможность следить за карьерой Рошель. И неважно, что с момента их последней личной встречи минуло уже довольно долгое время, ведь он мог любоваться ею на экране. Благодаря влиянию студии ее регулярно приглашали сниматься в телесериалах, создаваемых под эгидой «XX век — Фокс».
Сидни сообщил сыну, что Рошель играет в фильме, который покажут в рубрике «Картина недели», причем это самая смелая роль из всех, что ей до сих пор предлагали, — она играет глухую проститутку.
