Джоди Пиколт - Время прощаться
Создавалось впечатление, что она приглашает меня следовать за ней.
Когда я не двинулся с места, слониха вернулась и аккуратно просунула хобот между электрическими проводами забора. Я чувствовал горячее дыхание из ее хобота, ощущал запах сена и пыли. Я затаил дыхание; она, словно тихое дуновение ветерка, нежно коснулась моей щеки.
Теперь, когда она зашагала прочь, я пошел следом, продолжая двигаться вдоль забора. Потом слониха резко повернула и стала удаляться от меня. Она направлялась в долину и за секунду до того, как исчезнуть из виду, еще раз оглянулась на меня.
В старших классах мы бегали через коровьи пастбища, чтобы сократить путь. Пастбища были огорожены заборами под напряжением. Мы прыгали, хватались за провод и перемахивали через преграду. Если отпустить провод до того, как приземлишься, током не ударит.
Я побежал, перемахнул через провод… В последний момент моя туфля увязла в грязи, и в руку ударило током. Я упал, покатился в пыль, потом вскочил и бросился туда, где исчезла слониха.
Метров через четыреста я увидел ее, стоящую над телом женщины.
— Ни хрена себе! — прошептал я.
Слониха затрубила. Я шагнул вперед, и она хоботом ударила меня по плечу. Я упал. Вне всякого сомнения, она предупреждала: если бы она захотела, прихлопнула бы меня как муху.
— Тихо, девочка, — ласково прошептал я, глядя ей в глаза. — Вижу, ты хочешь ей помочь. Я тоже этого хочу. Только ты должна позволить мне подойти ближе. Обещаю, я ее не обижу.
Я продолжал говорить, и слониха заметно успокоилась. Уши, раньше плотно прижатые к голове, затрепетали, хоботом она обвила грудь женщины. С грацией, которой я никак не ожидал у такого большого животного, она подняла массивную ногу и отступила от тела.
И в эту секунду я все понял. Понял, почему Меткафы основали этот заповедник, почему Гидеон не стал обвинять ни одно из этих созданий в том, что они убили его тещу. Понял, зачем Томас пытается постичь логику этих животных. Я не сразу смог все осознать — и дело не в сложности нашей связи, дело в равенстве, словно и мы, и они понимаем свое родство.
Я кивнул слонихе, и, клянусь Господом, она кивнула мне в ответ.
Возможно, я повел себя наивно, возможно, поступил как идиот — но я опустился на колени недалеко от слонихи (настолько близко, что она могла бы раздавить меня, если бы захотела) и стал нащупывать у женщины пульс. Ее лицо и голова были в запекшейся крови, само лицо посинело и распухло. Она совершенно ни на что не реагировала… но была жива.
— Спасибо, — поблагодарил я слониху, потому что мне стало совершенно ясно, что она почему-то защищала эту женщину. Я поднял голову, но животное уже исчезло, тихо скрылось в зарослях деревьев по ту сторону небольшой долины.
Я подхватил женщину на руки и понесся к экспертам-криминалистам. Несмотря на все заверения Томаса Меткафа, что Элис сбежала, прихватив его дочь и бесценные труды, она была здесь.
Однажды я так напился, что мне привиделось, будто я играю в покер с Санта-Клаусом и единорогом, которые постоянно жульничали. Неожиданно в комнату ворвалась русская мафия и стала избивать святого Николая. Я бросился бежать, карабкаться по пожарной лестнице, чтобы меня тоже не схватили. Единорог не отставал ни на шаг, и когда мы оказались на крыше, он велел мне прыгать, словно я, черт побери, Питер Пен. Но, слава Богу, я одумался. Утром я вылил в раковину все спиртное.
Три дня я не пил.
За это время ко мне обратилась новая клиентка, попросившая достать компромат на ее мужа, которого она подозревала в супружеской измене. По выходным он на несколько часов куда-то исчезал, оправдываясь тем, что ездит в хозяйственный магазин, но никогда и винтика оттуда не привозил. Он стал удалять сообщения на своем сотовом. По словам клиентки, он совершенно не походил на человека, за которого она выходила замуж.
В субботу я проследил, как парень направился — куда бы вы думали? — в зоопарк. С ним была женщина — да! — которой исполнилось от силы четыре года. Девочка подбежала к вольеру со слоном. Я тут же вспомнил животных, которых видел в заповеднике, — те свободно гуляли по бескрайним просторам, а не ютились в маленькой бетонной клетке. Слон раскачивался взад-вперед, как будто танцевал под музыку, которую слышал только он один.
— Папочка, — воскликнула малышка, — он танцует!
— Однажды я видел слона, который хоботом очистил апельсин, — мимоходом сказал я, вспоминая свой визит в заповедник после гибели смотрительницы. Такие фокусы исполняла Оливия: она катала крошечный фрукт массивной передней ногой, пока кожура не лопалась, потом осторожно очищала хоботом кожуру.
Я кивнул мужчине — мужу своей клиентки. Я случайно узнал, что у пары нет детей.
— Какая милая малышка! — восхитился я.
— Да, — ответил он, и я услышал в его голосе удивление, которое возникает только тогда, когда вы узнаете, что у вас будет ребенок, а не тогда, когда вашей дочери уже четыре года. Если только вы совсем недавно не выяснили, что являетесь ее отцом.
Мне пришлось вернуться домой и сообщить клиентке, что муж не изменяет ей с другой женщиной — у него целая жизнь, о которой она даже не догадывается.
Стоит ли удивляться, что ночью мне приснилось, как я обнаружил Элис Меткаф без сознания, и клятва, которую я дал слонихе, но так и не сдержал: «Обещаю, я ее не обижу».
И тут мое воздержание от спиртного закончилось.
Я уже во всех подробностях не помню восьми часов после того, как обнаружил Элис Меткаф, потому что слишком много событий произошло за короткий промежуток времени. Ее увезли на машине скорой помощи в местную больницу, она так и не пришла в сознание. Я велел врачам немедленно связаться с нами, как только она очнется. Мы попросили полицию из соседних городков помочь обыскать каждый уголок слоновьего заповедника, потому что не знали, там ли находится дочь Элис Меткаф. Только в девять вечера мы заглянули в больницу, но нам сообщили, что Элис Меткаф все еще без сознания.
Я полагал, что нам следует арестовать Томаса как подозреваемого. Донни ответил, что это невозможно, поскольку мы не знаем, было ли вообще совершено преступление. Он сказал, что следует дождаться, когда Элис очнется и расскажет, что же произошло. Виновен ли Томас в ране на ее голове, в исчезновении ребенка или смерти Невви.
Мы были в больнице, ожидая, пока она придет в сознание, когда позвонил перепуганный Гидеон. Через двадцать минут, освещая путь фонарями, мы уже шагали с ним к вольеру со слонами — к месту, где Томас Меткаф, босиком, в халате, пытался сковать цепью передние ноги слонихи. Она старалась вырваться из пут, а у ног лаяла и кусалась собака, пытаясь ему помешать. Меткаф пнул собаку под ребра — та заскулила и упала на брюхо.
— Чтобы ввести ей блокатор…
— Не знаю, что, черт возьми, он задумал, — сказал Гидеон, — только мы здесь в цепи слонов не заковываем.
Слоны трубили — жуткий звук, от которого дрожала земля и мои ноги.
— Нужно увести его отсюда, — пробормотал Гидеон, — пока слоны не пострадали.
Или наоборот, подумалось мне.
Целый час мы уговаривали Томаса покинуть вольер. Еще полчаса ушло у Гидеона на то, чтобы подойти к испуганным животным достаточно близко и снять оковы. Мы надели на Меткафа наручники, которые, казалось, сидели как влитые, и отвезли его в психиатрическую клинику в девяноста километрах к югу от Буна. Какое-то время, пока мы ехали на машине, наши сотовые находились вне зоны действия сети, поэтому только спустя час я получил сообщение, что Элис Меткаф пришла в себя.
К тому моменту мы уже шестнадцать часов были на ногах.
— Завтра, — решил Донни, — допросим ее завтра утром. Сейчас ни от тебя, ни от меня толку не будет.
Так я совершил самую большую ошибку в жизни.
Между двумя часами ночи и шестью утра Элис выписалась из больницы Мерси и исчезла с лица земли.
— Мистер Стэнхоуп? — говорит она. — Верджил Стэнхоуп?
Когда я открывал дверь, в устах девочки мое имя звучало как обвинение, как будто иметь имя Верджил — значит болеть венерическим заболеванием. И внезапно включилась моя защитная реакция. Я уже не тот Верджил, того Верджила уже давным-давно нет.
— Вы ошиблись.
— И вам никогда не хотелось узнать, что же случилось с Элис Меткаф?
Я пристальнее вгляделся в ее лицо, которое благодаря выпитому все еще оставалось для меня размытым пятном. Потом прищурился. Должно быть, это очередная галлюцинация.
— Уходи, — невнятно пробормотал я.
— Не уйду, пока не признáетесь, что вы и есть тот человек, который десять лет назад оставил мою мать в больнице в бессознательном состоянии.
Я мгновенно трезвею и понимаю, кто передо мной стоит. Это не Элис. И не галлюцинация.
— Дженна? Ты ее дочь?
