Геннадий Авраменко - Уходили из дома
23 июня, вторник
Втроем рванули утром в Сочи. Зашел в гости к Машель, на Курчатова, но дома ее, естественно, не оказалось. Она в Краснодаре, экзамены сдает. Погуляли по городу, вина попили. Перекусили в баре с игривым названием «Петушок», выпил полтора литра пива. С собой купили чачи, на закуску орехов и черешни. В Хосте домой не пошел, решил еще погулять. Погулял, блин.
На пирсе попивающий пиво и курящий сигару блондин с длинными волосами не понравился двум проходящим мимо патрульным.
— Откуда? — сразу перешли они к делу.
— Из Москвы.
— Отдыхаешь?
— Да, к бабушке приехал.
— Документы покажи.
— Дома, у бабушки.
— Поехали...
В отделении обыскали, забрали всю скудную наличность и даже бычок сигары. Поделив деньги и чертыхнувшись, патрульные ушли, а я остался с дежурным.
— Что я натворил-то? — озадачивал я вопросами дежурного. Ответ был оригинальным:
— Щас что-нибудь тебе придумаем, не переживай.
Придумать могли что угодно. Приключение начало
мне надоедать, и я принялся уговаривать вялых милиционеров дать мне позвонить бабушке:
— Бабушка волнуется, можно хоть предупредить?
Разрешили.
Бабушка отнеслась к моему задержанию крайне серьезно, и уже через полчаса я услышал шум.
— Сержант, где мой внук? — раздался голос бабушки.
— Я лейтенант!
— Уже нет, — тоном, не терпящим возражений, сказала бабушка.
Нина Дорофеевна Авраменко вошла во всей красе. В парадном мундире, с подполковничьими погонами, орденами и медалями, она разметала все отделение своей харизмой.
— Нина Дорофеевна, я же не знал, что он ваш внук! — пытался промямлить что-то дежурный.
— За что задержан?!
— Ни за что, документов нет.
— Документы есть. Они у меня дома. Еще вопросы есть?
— Никак нет! — выдавил посеревший лейтенант.
— Геночка, не трогали они тебя? — Бабушка на мгновение из подполковника превратилась в человека.
— Не, не били. Но вопрос есть у меня. Двадцать пять рублей.
Лейтенант спешно пошарил по карманам.
Я забрал, не поморщившись, тридцать.
— Извините, сдачи нету.
— Вас подвезти, может? — опомнился лейтенант.
— Сами дойдем. Бардак! — резюмировала бабушка.
И мы вышли с моей героической орденоносной бабушкой, которая называла Брежнева Лёнечкой после совместной службы на Малой земле, через добрые руки которой прошла вся малолетняя шпана Сочи, которая чуть было не вышла замуж за одного из гекачепистов и всю жизнь любила моего деда-прокурора, которого я никогда не видел...
24 июня, среда
Через два месяца мне стукнет девятнадцать. Интересно, где я буду в этот день? Надеюсь, что на Мангупе. Приглашу людей, отпразднуем эту знаменательную дату как следует.
Утром пошли на пляж. Валялись до трех, в карты играли от нечего делать.
Вспомнили с отцом, как однажды, я еще маленький был, мы попали на этом пляже в шторм. Пригрелись на солнце, заснули. Просыпаемся от сильных брызг и ветра, глядь, а на море внезапно разыгрался сильнейший шторм. Берег там узкий, всего метров шесть, на бетонную насыпь не залезешь, бежать некуда — в обе стороны метров на пятьсот та же картина. Я радуюсь, мне весело — волны, прикольно. Отец бледный — что делать, не знает. Посадил меня в самый угол, к волнорезу, подкатил огромный валун. Держись, мол, изо всех сил. Вещи тоже все под камни засунул. Ух, как нас накрыло! Мне волны казались с пятиэтажный дом; не исключено, что они такими и были. Каждая третья волна с грохотом разбивалась о бетон, больно била по телу водой и галькой, заливала в нос. Нас болтало и крутило, но на камне мы удержались. Слава богу, шторм вскоре немного стих, и мы, раскопав одежду, короткими перебежками переместились в безопасное место.
Скучно становится. Ничего, скоро в Киев, за Львенком. Позвонил ей в Брест, договорились встретиться 2 июля в 14.00 на Крещатике, у «Макдоналдса».
Может, выехать пораньше, заскочить в Рыбачку, со Светкой повисеть пару дней? Не, не стоит, пожалуй. Нельзя возвращаться туда, где было хорошо, если не хочешь остаться там навсегда. А навсегда не хочу.
Что со Львенком получится, вообще не понятно. У меня к ней никаких чувств, кроме дружеских, а вот она, по-моему, какие-то иллюзии питает. Мне даже как-то неловко, хотя по большому счету плевать. По крайней мере, пока.
25 июня, четверг
Отец весь день дрых, на пляж я ходил один. Вечером вышли с ним погулять, выпили в кафешке, да и всё. Купил билет на поезд до Киева на 30-е. Придется у кого-то вписываться. Хоть бы там были Машка, Зойка, Ася, Женя, Леший, Анджей.
Соскучился по всем.
Вечером пошел прогуляться и нечаянно познакомился с девушкой. Зовут Катя, симпатичная, только рыжая. Говорит, что из Воронежа, отдыхает в санатории «Мыс Видный». Это тот, что высоко на горе, прямо над морем. Посидели в кафе, выпили вина, съели мороженого — прямо пионерская программа. На резонное предложение подняться к ней в санаторий ответила отмазкой, что там родители, и увлекла на безлюдный уже пляж.
Вечером отец, выпытав, где я шлялся, и выспросив подробности, припечатал: врет — местная. Запал на завтрашнее свидание отчего-то немедленно угас. Наверное, это неправильно.
26 июня, пятница
Ходили с отцом на мыс Видный нырять за рапанами. Под водой красиво, хотя, конечно, с Симеизом не сравнить. Там на валунах такие водоросли произрастают, такие рыбы плавают! Нашел четырех рапанов: один большой, три маленькие. Большого отпустил — на фиг он нужен, — маленьких же отложил. На фенечки сгодятся.
Днем поспал немного и отправился гулять в Самшитку. В ларьке купил маленькую бутылку «смирновки», сигарет. Посижу, думаю, посмотрю, где мы там с Ренаткой лазили. Пока поднимался по дороге, выпил больше половины, хорошо стало. Иду по роще, улыбаюсь. Слышу, сверху шорох какой-то и верещание. Поднял голову, а там... обезьяна. Сидит и смотрит на меня. Ну, думаю, суки, я ларек запомнил, в котором водку брал, — если не ослепну, вернусь, и хана им. Отвернулся, пошел дальше. Слышу, сверху снова шум. Глянул, а там еще две макаки. Резвятся, скачут. Хлебнул я еще из горлышка, закусил шоколадкой и убежал, не оглядываясь.
Сел на том месте, где мы с Ренаткой спуск начали, сижу, втыкаю. Сунул в зубы сигарету, повернулся неловко и вдруг как полечу! Лечу, ударяюсь о стволы благородного, занесенного в Красную книгу самшита, пытаюсь вцепиться в камни, пружиню на лианах, матерюсь страшно. Упал на живот. Лежу и думаю: блин, болит все, наверняка переломал кости и сдохну сейчас, кабздец мне. Во рту сигарета пережеванная горчит. Попробовал пошевелить ногами. Получилось. Потом руками — тоже удалось. Привстал, похлопал себя: вроде цел, только перецарапался и перемазался весь. В нагрудном кармане обнаружил огромную опухоль, которая при более тщательном изучении оказалась недопитой водкой. Хорошо еще, что бутылка пластиковая, не разбилась. Доковылял до речки Хостинки, разделся, лег в ледяную воду, помылся. Протер царапины водкой, допил остатки, покурил. Жизнь снова наладилась. Эх, мы в прошлом году полдня спускались, а сегодня я за пять секунд долетел! Самшитка... Some Shit!
Отец со вздохом поинтересовался, кто это меня так и надо ли звонить знакомым бандитам. Я коротко, чтоб паники не было, сказал полуправду: споткнулся, мол, на Самшитке. Про обезьян говорить не стал. Схожу в ларек, куплю их расчудесной галлюциногенной водки побольше. Думаю, они туда циклодол добавляют.
27 июня, суббота
Спал плохо. Все болит, да еще и бабушка храпит, как танк, застрявший в окопе. Бужу ее, прошу лечь на бок, она соглашается, но остается в том же положении и снова начинает храпеть. Или спорить начинает, говорит, что она вообще не спит и, соответственно, не храпит.
Сегодня лень было идти на наш далекий дикий пляж, и мы пошли на ближайший, «Голубая волна». Голубых там особо не заметили, но пляж все равно дерьмовый.
В газете вычитал, что из питомника сбежали несколько обезьян. Черт, а я в ларьке уже две бутылки впрок купил.
28 июня, воскресенье
Сегодня ездили в Сочи к знакомой Елены Ивановны, пили вино, закусывали черешней. Потом погуляли, еще погуляли и снова два раза погуляли. Не могу я больше здесь! Надо было валить еще пару дней назад. Совсем отупел тут, Чейза вон вчера читал, какое-то безумие по телику смотрю. Лучше бы в Рыбачке или в Киеве посидел!
— Мы тут в детстве лазили в соседний двор и таскали мушмулу, — сказал отец. — Пошли покажу, где. У Любки лучшая мушмула в Хосте.
Пьяные, вооружившись бутылкой водки и смелостью, мы перелезли через номинальный заборчик и вспрыгнули на дерево. Мушмула не очень-то и манила, но приключение кровь будоражило. Единственное, чего не учел папа, это того, что вес его с детства вырос, причем, надо сказать, многократно. Дерево не перенесло позора и подло подломилось. Мой сук, хоть я и поменьше, меня тоже не вынес, и я рухнул рядом. Из окна донеслись истошные вопли, видимо, той самой, но постаревшей Любки. Папа застыл ящерицей на земле, потом неожиданно схватил половину дерева и, воровато озираясь, побежал в сторону нашего дома. Я подобрал свою ветку и потрусил за ним. Это была самая вкусная в мире мушмула, поедаемая счастливыми нами на втором этаже подъезда сталинского дома моей бабушки.
