Роберт Флэнаган - Черви
Физическое подавление сопровождается повседневным моральным и психологическим гнетом. Новобранцу с утра до ночи вбивают в голову, что он теперь «человек другого сорта», что ему «посчастливилось» попасть в «самое отборное воинство» и что он должен платить за это рабской покорностью, а главное — готовностью «убивать всех, кого прикажут».
«Когда мы прибыли в рекрутское депо, — вспоминает солдат Терри Уитмор,— нам показалось, что мы попали в сущий ад. Единственное, что мы слышали с утра до ночи, это — убей! Каждый вечер перед отбоем инструкторы выстраивали нас и заставляли орать что есть мочи только одно слово «убей!», «убей!», «убей!». Даже молитва, которую мы читали на сон грядущий,— молитва морского пехотинца — заканчивалась словами: «Убей! Убей! Убей!» А еще нам приказывали просить у бога, чтобы он почаще посылал войны, ибо только на войне морской пехотинец может показать, что он — настоящий убийца».
Система беспощадного подавления и угнетения людей, методы, рассчитанные на превращение людей в нерассуждающих убийц, садизм специально вышколенных но этой части сержантов-инструкторов — это тщательно продуманная система, действующая в морской пехоте США. На протяжении тех нескольких недель, которые новобранец проводит в рекрутском депо, он живет в атмосфере вечного страха, ожидания грубого окрика, пинка, зуботычины. Над ним постоянно висит кулак злобного «эс-ина». Недаром в морской пехоте давно уже стали чем-то вроде пословицы слова одного из «отцов морской пехоты» генерала С. Батлера, любившего повторять, что «солдат должен идти в бой не потому, что этого требует долг или велит совесть, а просто потому, что так приказал сержант».
Даже среди снискавших себе недобрую славу учебных формирований вооруженных сил США особо выделяется рекрутское депо Пэррис-Айленд. Оно давно уже стало в Америке синонимом насилия над человеческой личностью, грубости и произвола сержантов и офицеров, бесправия простого парня, одетого в солдатский мундир. В американской печати многократно сообщалось о том, какими особо безжалостными методами пользуются здесь всесильные «эс-ины» для того, чтобы «выбить гражданский дух» из «желтобрюхих слабаков» и «паршивых червей», как они именуют новобранцев. Не раз дело закапчивалось увечьями и даже гибелью рекрутов, не выдержавших этой чудовищной системы подавления человека. Иногда случаи такого рода были настолько вопиющими, что командование, обычно старающееся ни в коем случае «не выносить сор из избы», оказывалось вынужденным начать расследование и даже отдать наиболее рьяных садистов под суд. Но, как правило, в конце концов дело спускается на тормозах, прячется под сукно — дикие нравы в учебных центрах насаждаются в первую очередь командованием, а оно, разумеется, не собирается признавать себя виновным.
Именно к такому финалу пришло дело сержанта-инструктора Маккеона, который «в порядке приучения к дисциплине» завел свой взвод ночью в топкое болото, в результате чего погибли шесть новобранцев. Отделались выговором сержанты Д. Пейн и Дж. Томпсон, виновные в систематических издевательствах и нанесении побоев солдатам. К условному наказанию был приговорен сержант-садист Дин Янач, доведший систематическими избиениями до смерти рядового Бартоломео. Вышел сухим из воды штаб-сержант К. Корнелисон, чья вина в гибели солдата была неопровержимо доказана на следствии. Случаев такого рода только за последние пять-шесть лет известно более десятка.
Рекрутское депо Пэррис-Айленд сегодня как бы олицетворяет наиболее мрачные стороны американской казармы, наглядно иллюстрирует царящие здесь нравы. То, что происходит в этом учебном центре, характерно для вооруженных сил США в целом, типично для любой империалистической армии.
Предлагаемый вниманию советского читателя роман Роберта Флэнагана рассказывает именно об этих нравах. Об этом написанном остро и увлекательно произведении современного американского писателя следует сказать прежде всего самое главное: здесь все — истинная правда. Фактически, кроме фамилий и имен персонажей, здесь все документально, взято из самой жизни, срисовано с натуры. Роберт Флэнаган как бы открывает перед читателем «глазок», сквозь который мы вместе с ним заглядываем в рекрутскую казарму, наблюдаем ее обитателей, переживаем за судьбу одних, возмущаемся трусостью или нерешительностью других, ненавидим третьих. Автор помогает нам воочию увидеть тот бесчеловечный процесс, с помощью которого, как цинично заявил бывший командующий морской пехотой генерал Пуллер, «из мягкой и податливой человеческой глины лепятся настоящие морские пехотинцы». «Черви» — остросюжетное, динамичное, захватывающее читателя произведение. И для достижения этой цели его автору даже не потребовалось сгущать краски или искусственно нагнетать трагическую атмосферу — нравы Пэррис-Айленда достаточно жестоки и трагичны сами по себе.
В правдивости, злободневности, искренности — особая ценность романа «Черви». Его автор — начинающий писатель. Поэтому, может быть, у него не всегда достаточно глубоко прорисовываются персонажи, иногда встречаются повторы, порой немного длинноваты размышления героев и авторские отступления. Но это — частные недостатки. Главные действующие лица, особенно сержант-инструктор Магвайр, нарисованы мастерски; это живые люди, из плоти и крови, именно такие, каких много в Пэррис-Айленде. Типичность и реалистичность образов, правдивость сюжета в целом и всех его деталей, острота авторского обличения — вот главные положительные черты романа.
Прочитав роман Роберта Флэнагана «Черви», советский читатель узнает немало поучительного и интересного о том, как американская военщина готовит свой личный состав для участия в агрессивной войне, карательных операциях и расправах с трудовым народом, еще раз убедится, на каких морально-психологических дрожжах заквашивается боевой дух, формируется моральный облик солдат и матросов вооруженных сил США, в первую очередь элиты Пентагона — корпуса морской пехоты.
Капитан 1 ранга Т.К. Белащенко
Роберт Флэнаган
ЧЕРВИ
Вот он — морской пехотинец. Какая-то тень, неясный отблеск живого человека. Он стоит перед вами. Вроде бы живой, настоящий. И в то же время — уже мертвый, убитый и погребенный по законам военною времени.
Торо1
— А ну, выходи! Быстро! Быстро! Бегом!
Адамчик попытался подняться, но не смог. Что-то мешало ему, давило, сжимало с боков. Он попытался вздох-путь поглубже, сбросить эту непонятную тяжесть. Но она все давила, шевелилась, как будто бы жила своей непонятной жизнью. Какое-то странное внутреннее движение, явное и в то же время неясное, как легкий зуд. Все его телесные входы — глаза, уши, рот, нос, даже там, ниже пояса, — все как бы вдруг открылись, разверзлись, зудели. И внутри, там, глубоко в теле, тоже что-то двигалось, шевелилось. Вроде бы пыталось выбраться наружу, вылезти из телесной оболочки. Неожиданно он понял, что все это значит. Страх будто взорвал его изнутри. Он попытался вскочить на ноги, разорвать все эти путы, что как струны прошивали его насквозь, связывали по рукам и ногам, мешали пошевельнуться. Но не смог. Нечем было дышать, сверху все заливала какая-то зловонная масса, как грязь, не было воздуха, в легких уже ничего не оставалось. Он рванулся еще раз, другой. И вдруг застыл. Ослаб, сжался. Попытался как бы вновь вернуться в свою оболочку, в свое тело, отказаться от воздуха, потихоньку, весь как бы превратившись в что-то крошечное, беленькое, мягкое, в этакого крошечного червячка, залезть в свое тело, прогрызть крошечную дырочку, ход через собственный глаз. Совсем не хотелось выползать наружу. Только бы спрятаться, скрыться, стать незаметным. Ему казалось, что он ползет через чьи-то тела — мягкие и податливые, как зернышки вареного ряса. Забраться бы поглубже, спрятаться за ними — так будет лучше, спокойнее, безопаснее. Белый червячок в податливой, уже расползающейся ткани собственного тела.
