Наталья Нестерова - Воспитание мальчиков
И вот, наконец, роды.
У меня еще зеленые круги перед глазами, дыхание как у тяжелоатлета, который без перерыва штанги рвал.
— Мальчик, — говорит акушерка.
— Ош-ош-баетесь, — возражаю, заикаясь.
— Смотри! — Ребеночку задирают ноги, показывая неопровержимое доказательство.
— Вс-вс-все равно! — упорствую я. — Де-де-девоч-ку хочу!
— А этого куда денем? — веселясь, спрашивает врач акушерку.
— Может, обратно затолкаем? — подхватывает акушерка. — Авось рассосется.
Потом они возятся со мной, с ребеночком и говорят о том, что на нас не угодить. Вот туркменка Зыба у них седьмую девочку рожает. Муж Зыбы сына хочет, а туркменка каждый год по девице выдает. Он ей ультимативно заявил: будешь рожать до мальчика, хоть два десятка. Двадцать погодков-девиц в малогабаритной квартире — это, конечно, впечатляет.
Был поздний вечер, акушерка откликнулась на просьбу позвонить ко мне домой и сообщить о новорожденном.
Дальнейшее я знаю в пересказах.
Муж положил трубку, забыв поблагодарить. Уставился тупо в стенку. Мама, тетя, двоюродная сестра, свекор, который у нас гостил, смотрели на него выжидательно. Муж молчал.
— Наташа родила? — потеряла терпение сестра.
— Да, — пробормотал муж.
— Она жива? — напряглась мама. — Да.
— А ребенок?
— Три восемьсот. Но мальчик.
— Опять? — ахнула сестра.
Некоторое время все переваривали информацию. Более всего их заботило мое душевное самочувствие: Наташа так мечтала о девочке. Словно ребенок — это новогодний подарок, выписанный по каталогу.
Паузу нарушил свекор, разумно спросивший:
— За внука и не выпьем?
Его поддержали. В смысле — поставили на стол резервную бутылку хорошего коньяка.
Наутро, физически пребывая в ослабленном состоянии, но морально — в клокочущем, я написала мужу злую записку. Я тебе не туркменка Зыба! Прекрасно знаю, что пол ребенка полностью зависит от мужчин! Они, конечно, не вольны управлять своими хромосомами. И все-таки пусть несут ответственность!
«Ты мне что обещал? — в частности, писала я. — Прежде чем обещать, сделал бы анализ! У тебя избыток игреков в хромосомах при трагическом недостатке иксов! Не то что у туркмена!»
Муж ответил, в частности: «Про туркмена не понял. Наш век — век специализации. Специализация — гарантия качества. Мы специализируемся на мальчиках».
Как в воду глядел.
Забегая вперед, скажу, что младшенький, Митя, с пеленок проявлял недюжинные интеллектуальные способности. Я сделала все возможное, чтобы затормозить его развитие, не превратить в вундеркинда, обеспечить счастливое детство. Но Митя все-таки перепрыгивал в школе через класс и в пятнадцать лет поступил на факультет вычислительной математики МГУ, который блестяще окончил.
Я крестилась:
— Господи, спасибо, что мальчик! Рост метр девяносто восемь, центнер веса, ум развитый, знания обширнейшие, чувство юмора убийственное. Будь он девочкой — никогда бы замуж не выдали. Кто бы взял?
С Никитой, старшим, та же картина. В девичьем обличье это была бы красотка-модель: длинноногая, с двумя образованиями — юридическим и экономическим, с успешной карьерой и большими претензиями. Она разбивала бы сердца, перешагивала через поклонников и в итоге вышла бы замуж за проходимца с хорошими актерскими способностями.
А у нас сложилось — счастливо! Мальчики выбрали девочек, в которых я души не чаю. Не совсем чтобы дочери, но периодически хочется выхватить их, оторвать, чтобы пожили с нами, забыли про всех, принадлежали бы только мне с мужем. Вставали бы утром, со сна с пухленькими щечками, брели на кухню, наливали чай, отхлебнув, оставляли, шли в ванную и сидели там по часу (что столько времени отмывать?). Выходили, я новый чай грела бы. Они не давились бы моими бутербродами и яичницами, а капризничали:
— Сколько раз повторять? Только обезжиренные сливки надо покупать.
— Если из сливок убрать жир, — ворчала бы я, — то это будут вовсе и не сливки, а молочное пойло.
Легко ворчать на дочь. Но свекрови ворчать на невестку — записать себя в зануды.
Потом они собирались бы на работу. И по дому растекался бы чудный запах: духов, косметики — и чего-то неуловимого, юного и прекрасного, будоражащего, хмельного и отчасти нервного, эмоционального, — что может источать только красивая молодая женщина.
Но до невесток еще требовалось дожить.
Когда Митю принесли домой, развернули, Никита посмотрел на брата и сказал, скривившись:
— Обещали Тонечку, а тут пельмень какой-то. Хотите, два дня в углу простою? Только поменяйте на Тонечку.
Его в пять глоток стали убеждать, что братик — даже лучше, чем сестричка.
На что Никита справедливо заметил:
— А зачем все время про Тонечку разговаривали?
КОРМЛЕНИЕ ПО НАУКЕ
Любая мать, вспоминая о периоде, когда весь мир концентрировался для нее в новорожденном дитятке, расскажет вам про дикие страхи, про страшные подозрения в недугах, про немоту отчаяния и про вопли о помощи. У меня через три месяца после рождения Никиты появились седые волосы. Мне было двадцать два года.
Никита орал, не переставая. Спал три-четыре часа, днем, естественно. Остальное время вопил. У нас не закрывались двери — приходили врачи, глубокомысленно ставили диагнозы один страшнее другого. Нас трижды клали в больницы и выписывали как не оправдавших диагнозы. Никита кричал и кричал, видя его корчи, я сходила с ума.
Женя, мой муж, обладает развитым чувством юмора, которое не только помогает шуткой погасить зарождающийся конфликт, но и оказывается незаменимым в эмоционально тяжелой ситуации. Ночь мы делили по три часа: сначала я качаю Никиту, потом Женя, потом мама, затем снова я. Но какой сон, когда ребенок вопит? И вот сижу я на постели, раскачиваясь от громадного желания поспать и от невозможности его осуществить. Женя ходит с ребенком по комнате, трясет его как неодушевленное полено. Никита плачет, ему хоть бы хны, привык к перегрузкам.
— Наташ, а может?.. — спрашивает Женя.
Подходит к косяку двери и показывает, будто с
размаху бьет головой ребенка об угол, роняет младенца на пол, смотрит радостно — замолк.
Это было настолько мастерски сыграно, настолько абсурдно, что я расхохоталась в голос, чувствуя, как тугая пружина перетянутых нервов отпускает. Многое забылось, но этот эпизод остался в памяти как маяк: иногда надо посмеяться, чтобы воскреснуть, даже благодаря черному юмору стряхнуть с себя путы тревог. Чтобы просто дышать. Потому что бездыханная мама ребенку не нужна.
Неуместный заливистый смех разбудил мою маму. Она выскочила из своей комнаты, хотя до дежурства ей оставался еще добрый час отдыха.
