Олег Акимов - Из последнего рейса
— Ну как? — Спросил он, закончив читать.
— Миха, ты что, — сдурел?
— Ну, что опять не так? — Обиженно насупился он.
Меня переполняло то, что я услышал. Мысли бурлили, но, воплощаясь во фразы, застревали в горле, прорываясь лишь обрывками:
— Ну…йм… дец…!!! Миха!!! Крыша съехала???
— А что?
— Ты кто по гороскопу?
— Овен…
— Я так и знал… Баран ты, а не овен!
— Почему баран — то?
— Потому, что думаешь много! Ой, дура–а–ак…
Мишка закурил, с удовольствием глубоко затянулся дымом, и очень серьёзно посмотрел на меня, —
«Да я понимаю… Тридцать три… Возраст Христа… Ты думаешь я дурак? Нет, Олег… Не дурак… Устал я… Один… Пить начну… Знаю, что начну пить… Не хочу… Может быть, и правда, — есть Судьба… Не знаю… Смысла… Не вижу смысла… Зачем всё?… А вдруг?…»
Он опустил голову, —
«Поеду к ней. Я так решил, — если ответит, — поеду к ней. Не осуждай, и не смейся. Ты же понимаешь меня. Ты же знаешь. Мы же все так живём. И ты, ведь, тоже… Олег… Разве нет? Вот видишь … Одинаково все… Противно и бессмысленно…»
Мы замолчали.
— Может быть, ты и прав, Миха. Не знаю…
Мне всегда казалось…
— Что по объявлениям знакомятся неудачники? — Не дал он мне договорить.
— Нет. Но, что–то есть в этом. Такое…
Мишка по–детски обезоруживающе улыбнулся, —
«Да не пугай ты меня, ради бога! Я и сам боюсь, как невеста на выданье… Пошли в «Три Ступеньки». За одно, — и на почту… Письмо отправим…».
* * *«… Я очень рада, Миша, вашему письму. Вы знаете, если честно, — это не я писала в газету. «Позаботилась» подруга. Сама я, — ни за что не решилась бы на такое. Но пусть теперь это не смущает вас. Позже, когда я узнала, то поймала себя на мысли, что с волнением жду ответа из Мурманска. Мне очень приятно, что вы откликнулись именно на это, а не другое объявление. Прошу вас, Миша, — не думайте что я легкомысленная и ветреная. … Буду рада встрече и знакомству с вами. А так же, надеюсь, что смогу помочь вам в изучении английского языка. Если приедете, сообщите телеграммой дату прибытия и номер поезда. Я встречу вас на вокзале… Нина…»
Мишка получил это письмо из Ростова–на–Дону спустя две недели. В этот же день мы купили ему билет на поезд, и со знанием дела приступили к сборам в дорогу…
— Телеграмму ей надо дать «с отсроченным» временем.
— С каким «отсроченным»? — не понял Мишка.
— Номер поезда и вагон укажем правильно, а дату прибытия, — на двое суток позже…
— За–а–чем это? — Нараспев спросил он, и округлил глаза.
— Так надо, Миха. — Заговорщицки подмигнул я.
Мишка беспомощно сморщил огромный лоб, — «И что?»
— Понимаешь, ты приедешь… Уставший…
— Ну?…
— Трое суток в поезде… Грязный и вонючий, как конь…
— Прям уж… Как конь!
— Ну, хорошо, не конь, — баран. — Кивнул я примирительно.
— Дык… — Развёл Миха руки, и поднял костлявые плечи.
Своим видом сейчас Мишка невольно вызывал улыбку.
В эту минуту он стал похож на огромного старого грифа, приготовившегося к полёту в поисках чего–нибудь.
— Приедешь… Поселишься в гостиницу…
— А как же… Э–э–э…?
— Выспишься, вымоешься, побреешься… — Перебил я его.
— Ну–у–у… — Наклонил Миха голову, начиная осознавать.
— Посмотришь город, адаптируешься….
В Мишкиных глазах сверкнул проблеск понимания предлагаемого замысла. Он, молча закивал…
«Купишь букет цветов, и через двое суток придёшь на вокзал к прибытию «своего» поезда. Там и встретишь её, но не замученный переездом, а наглаженный, сытый и отдохнувший», — закончил я, победно глядя на слегка обалдевшего друга…
— Гениально… — Выдохнул Мишка…
— Хм… А то…!
* * *Мы стоим на Мурманском вокзале, с которого, как известно, все поезда идут только на юг. Низкое серое небо зацепилось за шпиль зелёного купола, и беспомощно повисло, протекая мелкой моросью над притихшим, затаившимся городом …
— А может, мне поехать с тобой, Миш…?
— Зачем?
— Ну-у… На всякий случай…
— На какой?
— На какой, на какой, — на всякий! Дубина!
— Не надо, — не поможет.
— Почему?
Мишка улыбнулся, шумно набрал воздуха, и процитировал бессмертные барковские строки:
— И так, — не только на Руси,
В любой стране о том спроси,
Где бабы, скажут, — быть беде,
Шерше ля фам… Ля фам. Везде…
Он забросил на плечо дорожную сумку, и ступил на подножку вагона.
— Удачи тебе, Олег!
— Тебе удачи, Мишка! Осторожнее там… Ростов…
— Пустое… От судьбы, ведь, не уйдёшь…
— Но, при желании, — встречу с ней можно отсрочить…
— Скучное это дело, — откладывать на потом. — Мишка задумчиво посмотрел на часы.
Состав тронулся…
— Ну ладно, Миха! Давай! Пиши! Адрес помнишь?
— Мурманск — Море… До востребования…
— Молодец …!
— Ты тоже пиши! Адрес помнишь?
— Да, иди ты… Олух! — Крикнул я в след удаляющемуся поезду, и закусил губу…
* * *Что такое расставание для моряка? — Часть его работы… Отношение к разлуке, — не философское, — профессиональное. Необходимость долго находиться в замкнутом пространстве и небольшом коллективе, — это практически, — одиночество, которое со временем превращается в привычку, а спустя годы, — в неосознанную потребность… Разлука для моряка не всегда окрашена в трагические тона утрат и потерь. Одиночество, — не имеет налёта и привкуса неодолимой тоски о чём–то, или о ком–то. Само Время для него, — категория абсолютная, а не относительная, — и измеряется «по факту», — по факту его отсутствия. Море… Оно изменяет масштаб событий и явлений, чувств и восприятий, обретений и потерь… Понятия «дольше» и «быстрее» на отрезке времени, — теряют свою остроту и значение. На смену им приходит, — «когда–нибудь» или «никогда», — некое обозримое будущее, на которое моряк подсознательно настраивается, зная, что оно обязательно придёт…
И всё же… И всё же, — сегодня я провожал Мишку с грустью. В прощании нашем почему–то не было привычной лёгкости. Шутить совсем не хотелось. В эти последние минуты перед тем, как он скрылся в глубине вагона, во мне проснулась жалость и сочувствие к нему, — всегда неустроенному, трогательному в своей невзрослой какой–то, открытости и доверчивости…
Мурманский май неприлично плевался мокрым снегом. Стало совсем темно и уныло…
«А, может быть, это и правда, — Мишкина Судьба?», — подумал я с надеждой, и одиноко побрёл в гостиницу …
* * *…У него давно не было такого солнечного настроения. Двое суток в приветливом Ростове пролетели в волнительном ожидании. И вот теперь, отвыкший, впервые за много лет он шёл на свидание. Букет белых роз в руке подчёркивал его сегодняшний статус галантного кавалера. Вся неловкость и неуклюжесть угловатого, костистого и нескладного парня с оттопыренными ушами, — исчезла, улетучилась. Предчувствие встречи с прекрасной незнакомкой наполняло сердце давно забытым трепетом, и сладкой тайной… Ведь, он шел навстречу Судьбе…
До прибытия «его» поезда оставалось около получаса. Мишка посмотрел расписание… «№ 2» — высвечивался на электронном табло номер платформы, где должен остановиться скорый «Мурманск — Новороссийск». Он пересёк сверкающий зал ожидания, и поднялся в стеклянную галерею–навес, ведущую к выходу на перрон. В переходе над платформой номер два, — толпа… Волнение, гул и возбуждение встречающих… Глядя сверху на снующих людей, он остановился перевести дыхание, и вдруг… неожиданно, совсем рядом, кто–то произнёс: «…Косолапин…».
Миха осторожно повернул голову. В нескольких шагах от него стояла незнакомая девушка в компании трёх кожаных «качков», —
— … А имя? — Спросил один из них, бритый налысо.
— Михаил, — ответила она.
— Жаль, что ты его никогда не видела.
— Какая разница? — Включился в разговор ещё один верзила.
— Да, никакой. Ни тебе Зойка, ни ему…
— Ему, скоро, вообще, всё будет без разницы, — криво усмехнулся бритый.
— Вагон какой? — Зазвучало деловито.
— Девятый, — услышал Миха номер, который указывал в телеграмме.
От нереальности происходящего, Мишку сковало. Пространство уменьшилось, и сузилось до размеров окна галереи, сквозь которое он, неподвижно стоя, смотрел в одну точку. Звуки летнего дня, всего несколько минут назад радостно наполнявшие мир, — смолкли. Он слышал теперь только этот разговор…
«…От площади возьмёшь частника. Такси не бери. Доедете до Каменки. К дому не подъезжайте. Метров двести пройдёте, — не переломится твой «косолапый». Дверь закроешь на нижний. Не забудь вынуть ключ из замка. Мы будем минут через десять…» — звучал голос.